Степан Кулик - Новик, невольник, казак
О чем говорилось дальше, не нашего с Олесей ума дело, и Полупуд замолчал, оборвав рассказ на полуслове. Продолжил Типун:
– Решили мы, что Василий будет отвлекать казаков байками в корчме. Чтобы лишний народ по Сечи не шастал, а я – притаюсь неподалеку от пушек и буду за вами приглядывать. Ну и вмешаюсь, если попадетесь… Типун мне на язык. К слову, Петро, когда ты шаровары снимать стал, я чуть не лопнул от смеху. Но ничего… Молодец. Хорошо придумал… Ловко.
– Ты там был?
– А то… – пожал плечами Семен. – Учить тебя еще, хлопец, и учить… Но это ничего. Не святые горшки лепят. Все мы глупыми рождаемся. Главное, на всю жизнь таким не остаться. Не боись… Подучим. Было бы желание… Всё правильно делал. Я только один раз забеспокоился всерьез. Когда стража со стены вас окликнула. Подумал было, что всё – спалились. Типун мне на язык… Но ты так ловко всё обставил… Хвалю…
Похвала даже кошке приятна, но это никак не объясняло, почему не выслали погоню. Когда побег раскрылся. Этот вопрос я и задал.
– Так не было никакого побега, – засмеялся Типун. – Проводив вас, я вернулся к стражнику, развязал его и объяснил, что говорить, если не хочет быть битым. За такой проступок ему не меньше двадцати батогов полагается. Но это ладно… Куда страшнее позор. Кто возьмет в поход казака, проворонившего закованную в кандалы девку? От подобного позора вовек не отмыться.
Это да… Это я тоже понимал.
– В общем, рассказ Карпа на следующее утро был очень убедительный, – снова заговорил Полупуд. – Ведьма каким-то образом смогла упросить его разрешить помыться перед смертью. И так слезно просила, что казак не устоял. Тем более что запрета на купание не было. Если девке можно до ветра ходить, то почему нельзя помыться? Он отомкнул цепь и пошел с девицей к реке. Это видели стражники и могли подтвердить. А вот потом случилось то, о чем Карпо вспоминал не очень охотно. Потому что с трудом помнил… Девка в одежде лезть в воду не захотела. Оно и понятно. Еще и полночь не случилась, а сидеть до утра в мокром кому охота? Стала раздеваться… и вместе с одеждой сняла кандалы… Видимо, в Сечи, возле церкви ее колдовская сила не могла с железом справиться, а поодаль сдюжила. Стражник бросился вязать ведьму, но не тут-то было. Одолела она казака и всю ночь скакала на нем по степи и по небу, как на коне. Только под утро изловчился Карпо да сбросил бесовку с себя. К счастью, в это время они аккурат возле Сечи оказались. Побоялся казак, что ведьма снова в силу придет и, не дожидаясь рассвета, исполнил приговор – казнил вражью бабу. Утопил… А сам едва живой обратно вернулся.
– И что? – я только головой помотал. – Ему поверили?
– Шутишь… – рассмеялся Типун. – Дурных нет, бо повыздыхали давно. Все правильно казаки поняли… В меру собственного разумения. Как разделась девка, не сдержался Хома и ссильничал ее. А чтоб не кричала – сунул головой под воду. И, скорее всего, так разошелся, типун мне на язык… что не заметил, как она захлебнулась. Ну, а дальше – испугался содеянного и выдумал байку, какая первая на ум пришла.
Олеся прижалась ко мне плотнее. Похоже, девушка все еще чувствовала тяжесть оков на ногах и рассказанную историю представила себе гораздо живее, чем следовало. Пришлось взять ее за руку и легонько погладить. Казаки сделали вид, что ничего не заметили.
– И чем закончилось?
– А всё… – пожал плечами Полупуд. – Казнь хоть и преждевременная, но законная, убийством не считается. Карпу кошевой велел всыпать десять буков, для порядка. Поскольку нарушение все же было… и конец истории. Парень наказание принял достойно, а потом завалился в шинок и, наверное, до сих пор рассказывает всем желающим, как мужественно он боролся со злобной ведьмой. Боюсь даже представить, как далеко забредет его язык и что из этого получится…
Глава восьмая
Вроде ничего не особенного произошло, но осадок неприятный на душе остался. С эдаким противным душком. А у кого бы не остался? Считал себя героем и вдруг оказался в роли лицедея… комедианта. Шута горохового! Чего уж там… Думал, что спасаешь девушку, рискуя жизнью… Ну или хоть чем-то рискуя. Причем делая все незаметно, ловко, как и полагается героям. А на самом деле тебя, как ослика за морковкой, водили. Предугадывая каждый шаг и стараясь соломку постелить, чтобы ножку не зашиб…
«Ой, как стыдно!.. Как же я теперь Олесе в глаза смотреть буду? Она ведь теперь бог весть что обо мне думать станет!»
– Эй, ты чего такой смурной, Петро? – Полупуд обратил внимание на мой не слишком веселый вид. – Еще чего приключилось? Помощь не нужна?
– А этого мало? – ответил я, старательно пряча глаза от девушки. – Помогли уже. Спасибо.
Вот же засада. Если б хоть между нами на островке близости не случилось – все бы легче было. А так… Она же меня за помощь, за спасение… м-м-м… благодарила, а я… Самозванец чертов! И главное, – оплату принял сполна. Не погнушался, значит.
– Вот как?.. – удивился казак. Пригляделся повнимательнее и засопел, как бык перед новыми воротами. – Семен, ты это слышишь?
– Слышу, Василий… – отозвался кормщик. – Похоже, парень не в ту сторону загребает. Надо объяснить. А то как бы он от переживаний совсем челн не опрокинул. Типун мне на язык… Сам сделаешь, или мне курс поправить?
– У тебя лучше получится… – Полупуд вытащил трубку и стал набивать. – Говори.
Кормчий не стал спорить, а втиснулся между нами с Олесей и, приобняв обоих за плечи, слегка прижал к себе.
– Слушайте меня оба… Неправильные у тебя мысли, Петро. Дурные, я бы даже сказал. Ты решил, что раз мы все знали, то твоей заслуги в спасении Олеси нет?
Девушка, кажется, только теперь поняла то, что столь тяжким камнем упало мне на душу, и тихонечко охнула.
– А разве не так?.. – огрызнулся я негромко.
«Спасибо, помог, называется. Раньше хоть какая-то надежда оставалась, что Олеся не станет вникать в подробности».
– Невероятная глупость, типун мне на язык! Еще раз говорю: слушайте меня внимательно. Оба! Коли своего ума недостаточно. И больше к этому возвращаться не станем.
Типун как клещами сжал плечо. Видимо, чтобы я проникся важностью.
– Вам доводилось видеть канатоходца на ярмарке?
Олеся кивнула. Я тоже. Прежде чем успел сообразить, что не должен ничего помнить из прежней жизни. И уж тем более балаган. К счастью, сейчас это никого не волновало.
– Так вот… Внизу может копошиться целая куча помощников. В том числе и тех, кто устанавливает столбы и натягивает канат. А также – учитель, передавший свое мастерство. Но наверху только один человек. И никто не знает, удержится он там или упадет… типун мне на язык.
Ого! Разумно. Я даже не ожидал столь глубоких и емких сравнений для простого казака. Похоже, жизнь у Типуна еще сложнее и многограннее, чем уже успела мне приоткрыться.
– Так и здесь. Даже если бы на подхвате был не один я, а целая сотня – Олесю спас ты, Петро. Поймите же, что это был не я, хотя и мог. Не Полупуд, которого там и рядом не было. Даже не кошевой, который мог бы все решить одним словом… Нет… Это только твоя заслуга. И ответственность тоже лежала на твоих плечах. Ошибись хоть в самой малости, и никакого побега не случилось бы. Стражник поднял бы тревогу… Вас бы поймали. Петру – всыпали десяток батогов, а девушку, прости, Олеся, за горькую правду, – казнили… типун мне на язык. Поэтому, хоть я и сам не люблю хвалить новиков, чтобы вы, сопляки, нос не задирали, скажу как есть: тебе есть чем гордиться, парень! Гляди в глаза своей избраннице смело. Ты ее ангел-хранитель, и жива она сейчас только благодаря твоей смелости, решительности, бесстрашию и находчивости.
Час от часу не легче. Теперь «избранницей» наградили. Хорошо, попа рядом нет, а то могли бы и обвенчать сразу. А как же Иванка? Тоже ведь ждать обещала. Или те проводы не считаются? Надо будет, при случае, у Полупуда уточнить. Что-то он такое говорил тогда. Мол, бабоньки сами так решили, прощаются с нами…[23] – И еще тебе одно скажу, парень. Ты уж прости, Василий, это первый и последний раз, типун мне на язык. Но даже коня не все время понукают… добрый скакун сам знает, когда прибавить шаг, а когда и замедлить бег. Сколько на Сечи сейчас молодых парней да казаков, что едва не облизывались на пленницу, но ни один не захотел рискнуть ради нее головой? Махнули рукой и на красоту, и на молодость… Пусть пропадает. А ты, Петро, не захотел. Причем даже не подозревая, что кошевой твое намерение одобрит. Выходит, дороже жизни она для тебя была? А такое нечасто случается, типун мне на язык… Значит, судьба это ваша и благословение Господне.
Ой-ой-ой! Что творится… Да Олеся сейчас дыру во мне взглядом прожжет. Я даже покоситься в ее сторону боюсь, так ее глаза сверкают. Спасайся, кто может! Василий! Ты-то чего молчишь, как воды в рот набрал?
Полупуд словно услышал этот немой вопль. Прокашлялся и проворчал недовольно:
– Ну, будет, будет… Совсем парня испортишь. Теперь у тебя свой джура есть, ему голову и морочь. А ты, Петро, слушай, что Семен сказывает, но думай о другом. Что не все в этом мире так просто, как нам бы хотелось. Кажется, нет у казака другой доли, как сирот да убогих защитить – а оно, видишь, как иной раз поворачивается? Сам кошевой Сечи Запорожской ничего не мог сделать и вынужден был у тебя, желторотого, помощи просить. Еще и не в глаза глядя, а исподтишка… Тьфу… Но все же не гордись сверх меры, без его согласия и одобрения ничего бы ты не смог… Нет, с такой охраной твоя уловка, скорее всего, удалась бы и с острова вам бы убежать удалось. Но после и полдня бы не прошло, как нашли бы казаки вас на том самом островке, если б атаман велел погоню снарядить.
