Алексей Евтушенко - Отряд; Отряд-2; Отряд-3; Отряд-4
С высоты почти двенадцать километров океан – там, где в нём отражалось солнце, напоминал расплавленное серебро и слепил глаза.
«Хотя, откуда мне знать, как выглядит расплавленное серебро, – подумал Сергей Вешняк, – если я и нерасплавленное–то видел в своей жизни – раз–два и обчёлся? Где–то слышал, что–то похожее, вот и повторяю теперь. Или прочёл. Может быть, в какой–то из книжек, что были в библиотеке у Леонида Макаровича».
Он вспомнил последние пару месяцев жизни в племени и вздохнул.
Бог его знает… Может, и не стоило оставлять насиженное место, где их все любили и уважали и снова лезть, очертя голову, в неведомое? Вот взять, к примеру, его, сержанта Вешняка Сергея Федотовича. Ему двадцать девять лет. В этом возрасте у его отца, простого крестьянина Рязанской губернии, Федота Евграфовича Вешняка уже было четверо детей. А всего мать Сергея Дарья Семёновна родила восьмерых. Шестерых сыновей и двоих дочерей. Не все, правда, выжили. Самые младшие брат и сестрёнка умерли голодной зимой и весной тридцать третьего года, не хватило их малых силёнок дотянуть до лета, когда и крапива вырастает по оврагам, и в лесу какие–никакие грибы–ягоды появляются, и рыбу в речке поймать можно. Братику было пять лет, сестрёнке четыре. Погодки. И умерли один за другим, как и родились на свет. Сначала брат, а за ним и сестра. В январе и марте. А уже осенью, в конце сентября он, Сергей, ушёл по призыву в РККА. За два года дослужился до сержанта и, как младший командир, остался в армии ещё на год. Осенью тридцать шестого демобилизовался, вернулся в родное село, три года оттрубил в колхозе механизатором, а в тридцать девятом, когда началась Финская война, снова был призван в ряды. Воевал в 7–й армии на Карельском перешейке, получил ранение в бедро, чуть не истёк кровью, но санитары – низкий поклон им! – вытащили из–под пулемётного огня, доставили в санбат. Врачи вернули здоровье без потерь, но тут и война с финнами закончилась.
Вновь демобилизовался летом сорокового года, а уже через год опять встал под ружьё. Сначала, как опытный сержант–разведчик, учил зелёных новобранцев, с какого конца за винтовку берутся, но уже в декабре сорок первого попал на фронт и гнал немцев от Москвы. И затем продолжал честно воевать вплоть до начала июля сорок третьего года, когда его родной взвод разведки был украден могущественными сворогами прямо с передовой под Курском и переправлен на далёкую планету под названием Пейана.
А дальше начались приключения, которые и не снились, вероятно, ни одному жителю Земли. Или Земель? Он уже и сам запутался слегка, на скольких Землях и в каких временах этих Земель побывал.
С одной стороны интересно, спору нет. Оказалось, что мир устроен гораздо затейливей, чем можно было бы подумать, даже как следует похмелившись после трёхдневного загула. Но любая затейливость в конце концов утомляет. Наверное. Хочется стабильности, уверенности в завтрашнем дне. Семьи нормальной хочется, наконец, – жены верной и любимой, детей. Двадцать девять лет, как–никак! То есть, с чего начали думу думать, к тому же и пришли.
Возраст.
Годы, которые берут своё. Нет, он всё также вынослив и лёгок на подъём, как и десять лет назад. Пожалуй, даже сегодня он себе, девятнадцатилетнему, дал бы фору. Но вот эта бесконечная война… Будем честны перед собой. В какие бы чудесные невероятные миры и ситуации не заносила их отряд нелёгкая, в конечном счете, всегда приходилось стрелять.
И только стрельба решала всё.
Точная и беспощадная стрельба. Не для того, чтобы напугать, а для того, чтобы убить. Оно и понятно. Старый проверенный способ: нет человека – нет и проблемы, которую он создаёт. Быстро и удобно. Особенно, когда привык убивать и не видишь в этом ничего особенного, из ряда вон выходящего. На войне, как на войне, а война у нас не кончается никогда.
Стоп, тормознул он себя, тихо. Меньше пыли, как сказал бы Валерка Стихарь. Ты кто? Солдат. А солдату положено стрелять. И стрелять хорошо. Работа у него такая, вот и весь сказ. Надоело стрелять – меняй работу.
Вот.
Вот и ответ. Хочет он, рязанский крестьянин и солдат Вешняк Сергей Федотович, сменить работу? И, если хочет, то тут же возникает следующий вопрос. А что он умеет, кроме как растить хлеб и убивать людей? Получается, что ничего. А чему хотел бы научиться? Бог его знает. Для того чтобы чего–то хотеть, нужно иметь выбор. Но с выбором–то как раз и есть наибольшие трудности.
Взять Пирамиду эту. Какие умения здесь нужны, если всё необходимое появляется словно бы по волшебству? Ну, то есть, не по волшебству, ясное дело, просто техника такая… невиданная. И тем не менее. Пирамида кормит, лечит, учит – между прочим! – даёт любой инструмент, транспорт или оружие, готова исполнить всякую прихоть человека. Почти как тот дом отдыха на Лоне. С той лишь разницей, что здесь люди не отдыхают, а работают. Правда, странная у них работа какая–то. Не сразу и поймёшь, в чём она заключается и зачем, вообще, они ей занимаются. Хотя, на последний вопрос, наверное, ответ есть. Достаточно спросить себя, зачем он, Сергей Вешняк, не остался всё–таки жить–поживать и добра наживать в племени Леонида Макаровича (были такие мысли, были!), а снова взял автомат, закинул на плечи вещмешок и присоединился к своим боевым товарищам, чтобы понять, в чём этот ответ заключается.
Н–да…
Интересно, а чем занимался, к примеру, мой нынешний напарник Женя Аничкин до того, как стал тем, кем он стал здесь, в Пирамиде.
Он покосился на Аничкина.
Женька сидел в небрежной позе на месте пилота–водителя, нацепив на голову наушники и пальцами обеих рук легонько отстукивая на штурвале (машину вёл автопилот) ритм неслышной Сергею музыки. И хорошо, что неслышной. Потому как одному богу известно, как можно слушать подобные э… звуки и вообще называть их музыкой. Но на вкус и цвет, как говорится, товарища нет, а кому и кошачий мяв с петушиным ором – песня.
– Жень, – позвал он. – Женя!
– Что? – Аничкин выключил музыку и стащил с головы наушники. – Что ты сказал?
– Хм, пока ничего, – хмыкнул Вешняк. – Пока я только тебя позвал.
– Ага. Ну? Вот он я.
– Хочу спросить. Ты до войны… Тьфу, что это я в самом деле. Не до войны, конечно, а до того, как этим… стражником Реальности стал и сюда попал, в Пирамиду, чем занимался?
– А что?
– Ничего. Интересно. Я вот, например, до войны и отряда крестьянствовал.
– В колхозе?
– В нём, – вздохнул сержант. – Кулаки у нас в округе ещё в тридцать первом году все перевелись.
– Вывезли? – с явным интересом осведомился Женька.
– Ага. Сначала раскулачили, а потом вывезли.
– А ты батрачил на кулаков?
– Приходилось. Мой батя до середняка не дотягивал, беднотой считался, хоть и не самой голоштанной. Вот и приходилось кусок хлеба зарабатывать, спину гнуть на чужого дядю.
– И как оно?
– На себя, конечно, работать веселей, – вздохнул Вешняк.
– А в колхозе?
– И в колхозе не слишком сладко было. Говорю же, на себя лучше всего работать. Да только когда оно было, чтобы русский человек сам на себя работать мог? Один с сошкой, семеро с ложкой.
– Это верно, – теперь уже вздохнул Женька. – Нахлебников у нас всегда хватало, во все времена. Значит, не сладко, говоришь, в колхозе было? Погоди… – Аничкин завёл глаза к потолку кабины и пошевелил губами, что–то подсчитывая, – война в сорок первом началась… Тебе сколько лет тогда было?
– Двадцать шесть.
– Ага! Так ты же, получается, небось, самый голод помнишь? Ну, который в начале тридцатых был в стране?
– Помню.
– Расскажешь?
– Расскажу как–нибудь. У меня брат и сестрёнка маленькие как раз этот голод и не пережили. Но только ты сначала расскажи, а то – ишь! – я тебя спросил, а так вышло, что не заметил, как сам на твои вопросы отвечать стал.
– Профессия такая у меня, – засмеялся Аничкин. – Людям вопросы задавать. А потом ответы внимательно слушать. Была, то есть. До того, как сюда попал.
– Что ж это за профессия, интересно… Следак, что ли? Угро?
– Нет, – покачал головой Женька. – В газете я работал. Журналист.
– О! – в голосе Сергея послышались нотки неподдельного уважения. – Писатель, значит. Надо же.
– Не писатель. Журналист. Писатель книги пишет, а журналист – статьи в газеты и журналы. До писателя я так и не дорос.
– Всё равно, – убеждённо сказал Вешняк. – Я бы в жизни так не смог.
– Но ты ведь… грамотный? – осведомился Женька.
Сержант глянул на Аничкина, уловил на его лице выражение некоторого испуга и весело, от души, рассмеялся.
– Ты чего? – не понял Женька.
– Да так. Просто не ты первый думаешь, что, если я крестьянин родом из Рязанской губернии, то должен быть неграмотным. Советская власть, между прочим, с этим успешно борется. Что такое ликбез знаешь?
