Сакура-ян (книга 6-1) - Андрей Геннадьевич Кощиенко
— Благодарю, Агдан–сан, за ваше согласие, — кланяется в ответ японец. — Скажите, когда завтра прислать за вами машину.
— Но завтра меня уже выписывают! — удивляюсь я.
— О, не беспокойтесь. Я договорюсь с руководством больницы, чтобы вы провели в ней ещё один день и подготовились.
Ха! Как этот парень легко решает проблемы! Только кто за это заплатит? Если не я, то возражений нет.
— Я дал указание подготовить для вас каталоги товаров в« Omotesando Hills», по которым вы заранее сможете определиться с тем, что вас интересует. Они у меня с собой.
А он предусмотрителен…
(некоторое время позже)
— Ты сдурела, если решила потратить в бутиках все деньги, — «громким шёпотом» кричит на меня СунОк.
Вчера она на меня орала не сдерживаясь, а сегодня — старается придерживаться правил приличия. Интересно, с чего такая перемена? Может — ей ЁнЭ напомнила, что вести себя подобным образом нельзя? Или вдруг сама догадалась? Второе, — весьма сомнительно…
— Господин Такаси прав, — не став гадать о случившемся с онни, говорю я. — Если я «принцесса», то должна выглядеть в глазах миллионов аристократкой и леди, а не бедной девочкой с окраины. По одежде встречают, сама знаешь.
— А на что мы будем жить, если ты всё потратишь? — как–то жалобно спрашивает СунОк не став дальше возбухать про дорогие покупки.
— Ну, всё я не потрачу. Сама же говорила, что после оплаты больницы останется девятнадцать тысяч долларов. (Пипец тут медицина дорогая без страховки!). Тысяч десять, тринадцать, максимум. А потом — возьму аванс с рекламщиков. К ним тоже, кстати, нужно не в рванье приходить. Ещё подумают — нуждаюсь, денег меньше предложат…
— Ужас какой–то, а не жизнь, — помолчав, резюмирует СунОк. — Деньги исчезают в таких количествах, что просто страшно.
— Но они и появляются в таких же количествах, — указываю я на неоспоримый факт. — Заработанное нужно тратить. На тот свет с собой ничего не заберёшь.
Онни согласно, но печально вздыхает. Знаю, что из всех операций с финансами, больше всего ей нравятся сложение и накопление.
— Будь осторожна, — просит она. — Богачи, они все странные.
— Нормально всё будет, — успокаиваю я её. — Не беспокойся.
СунОк подходит ко мне и обнимает, потом целует в щёку.
— ЮнМи, файтин! — отстранившись, восклицает она, сжав кулак и выпрямляя согнутую в локте руку.
— Супер файтин!! — отвечаю я, не стремясь вырваться из её рук.
(несколько позже)
Если недавно у меня был «день писем», то сегодняшний, кажется, станет «днём посетителей». Не успели мы втроём углубиться в электронные каталоги, притараненные заботливым потомком самураев, как медсестра сообщила, что меня желает видеть Судзуки Като. Пришлось бросить составление списка того, чего можно купить за вменяемые деньги, выставить СунОк и ЁнЭ за дверь и приступить к приёму посетителя. Незаметный работник миграционной службы припёрся как обычно, в компании милашки–помощницы. После начальной части беседы, состоящей из обязательных вежливостей, секретный агент перешёл к её смысловому содержанию, начало которого мне не понравилось буквально с первых предложений. Судзуки объявил, что предоставление мне гражданства прямо здесь и сейчас, не сходя с места, — невозможно.
— Прошу прощения, господин, — разочаровано интересуюсь я, — можно ли узнать причину отказа? Чтобы понимать.
— Дело в том, что дарование гражданства — это прерогатива Императора Японии. А прошение, вместе с документами, подтверждающими необходимость его удовлетворения, ему на подпись подаёт премьер–министр. Вопрос состоит в обосновании причины. Господин премьер–министр не счёл нужным взять на себя ответственность — официально признать вас «Мяу–Каннон». У него имеются достаточные полномочия для такого поступка, но ему тоже нужно объяснить своё решение. Лучше всего, Агдан–сан, если вы сами сделаете заявление о том, кем являетесь и, после предъявления вами доказательств, вопрос гражданства будет тут же решён положительно…
«Что ж такое? — с возмущением думаю я, смотря на ожидающего ответа японца. — Никто не хочет брать на себя ответственность! Ни здесь, ни тут, ни там! Один Серёга Юркин „творит добро по всей Земле“! Какие нафиг, заявления, да ещё в комплекте с доказательствами?»
— Я Пак ЮнМи, Като–сан. Не лишённая талантов девушка, ищущая свой путь в этом мире. И ничего большего.
Эх, зря сказал «в этом мире»! Кажется, «шпион» после них насторожился…
«Шпион» вежливо наклоняет голову, показывая, что всё понял, и вопросов не имеет.
— В таком случае, — говорит он, — прошение будет подано вами на основании обладания «особыми талантами»?
— Да, господин Судзуки. От лауреата музыкальной премии Billboard, обладательницы литературной премии Хьюго, уникального композитора, певицы, танцовщицы и прочее, прочее, прочее…
Краем глаза вижу, как бесстрастное лицо помощницы Като, которое она держит, видимо подражая поведению начальника, меняется. На нём появляется неподдельный интерес.
«Ей нравятся знаменитости», — решаю я.
— Я понял, — кивает японец. — Но здесь возникают затруднения. Агдан–сан, вы — несовершеннолетняя, и поэтому не можете подавать прошение о получении гражданства…
Блии-ин, а я уже забыл об этой фигне!
— Моё совершеннолетие наступит ещё только через год, Като–сан, — уныло признаюсь я в том, что обстоятельства мне снова не благоволят.
— В разных странах законы могут отличаться, Агдан–сан. В Ниппон, люди становятся дееспособными на год раньше, чем в Хангук. В возрасте двадцати лет…
Японец делает паузу и со значением смотрит, видимо ожидая, пока мой мозг поймёт его намёк.
Чёрт, мне же в октябре будет двадцать! Совсем скоро! Звёзды всё же светят мне!
Сообщаю об этом факте, который, скорее всего и так известен присутствующим и интересуюсь: А мой случай будет рассматриваться по каким правилам: Хангук или Ниппон?
— Каждая страна, на своей территории, в первую очередь руководствуется своими законами.
— Получается, я стану совершеннолетней в этом октябре?
Собеседник согласно кивает.
— Да. И сможете начать процедуру получения ВНЖ. Но до этого момента ничего сделать будет нельзя…
— Если только вы не захотите изменить причину и получить исключение… — сделав паузу, многозначительно добавляет Судзуки, при этом пристально смотря мне в глаза.
Он снова намекает на то, чтобы я объявил себя бодхисатвой и начал творить чудеса. Ага, щас! Калоши только надену!
— Я подожду, — спокойно говорю я. — Осталось недолго.