Исправитель. Книга 1. Первомай - Дмитрий Ромов
— Все за раз не съешь, — усмехнулся я и протянул ему пакет с едой. — А я спать.
Я завалился в постель и практически сразу уснул. И даже никакая разница во времени, а в Москве сейчас было на четыре часа меньше, не смогла противостоять нервному напряжению и димедролу. Я уснул с лёгким сердцем и мысли о неопределённом будущем меня не мучили. И вообще на душе было удивительно спокойно.
«Ну, за новую жизнь!» — мысленно сказал я и, закрыв глаза, провалился в сон, полный цветных, жизнерадостных картинок.
Утром зазвенел будильник, и я резко сел на кровати. Будильник звенел и звенел. Он стоял на стуле рядом с Давидом. Я глянул в окно. Светало. Было бы здорово сейчас пробежаться, чтобы снова ощутить огонь юности, как тогда, на Ленинградском шоссе. Но нужно было придерживаться легенды и продолжать изображать травму и амнезию.
— Давид! — крикнул я, поднимаясь с постели. — Проснись! Пора шить сарафаны из ситца.
— Э-э-э… — простонал он, не открывая глаз. — Думаешь, это будут носить?
Я усмехнулся. Культурный код у представителей одного поколения зачастую совпадает.
— Будут, ещё как будут, — без тени сомнения подтвердил я. — Если узнают, что их Давид сшил.
Перед туалетом уже была очередь. Надо раньше вставать, чтобы не терять здесь время.
— Как в поезде, бл*дь! — недовольно рявкнул немолодой мужик, выходя из туалета. — Налили, сука, хоть в сапогах болотных заходи.
— О, Артёмыч с бодуна, сегодня, полундра, братва!
— Явился? — остановился он напротив меня.
— Ну, вроде, — хмыкнул я.
— Вроде Володи, — махнул он рукой. — Натравлю на тебя баб, если нити, бл*дь, не будет, попляшешь тогда.
— Артёмыч, на меня натрави! — засмеялся кто-то из парней, но тот, чуть повернув голову в сторону весельчака, мрачно отчеканил:
— Спроси себя, а на*уя?
— О! Новый афоризм!
Все захохотали, а он, тяжело шагая, ушёл по коридору.
— Саня, ты, говорят, банду вчера обезвредил, ценой собственной памяти, — подошёл ко мне улыбчивый парень в футболке и трико. — И ничё теперь вспомнить не можешь.
— Кто говорит? — нахмурился я.
— Армянское радио. Так чё, было или нет?
— Не помню, — подмигнул я.
Все заржали.
— Ты смотри, не забудь, что червонец мне должен!
— И мне четвертной!
— И мне!
— А мне полтинник!
— Долги отдают только трусы, — сказал я. — Шустрые вы, смотрю, как электровеники.
Парни снова засмеялись. Ну, ничего так, нормальная атмосфера. Разговоры о потере памяти пошли уже.
Когда я вернулся в комнату, Давид варил кофе в турке на электроплитке.
— Давай пирожки, брат, — кивнул он. — Сегодня по-королевски позавтракаем.
Я снова положил на стол пакет с бабушкиными гостинцами, уже заметно облегчённый. В дверь постучали.
— Войдите! — гаркнул мой сосед.
На пороге тут же появилась Настя.
— Ну, что я говорил? — сверкнул глазами Давид. — Новая поклонница, да?
— Вы что? — не обращая внимания на эти слова спросила Настя. — Александр Петрович, нам же в поликлинику нужно!
— Нам! — многозначительно повторил он и поднял палец вверх.
— Да, я же вчера ещё сказала, что провожу Александра Петровича. Мне во вторую смену сегодня. Я с подружкой поменялась.
— Ну, иди, угощайся тогда, — кивнул я. — Пирожками.
— Сестра милосердия, кофе хочешь?
— А вы что, кофе пьёте?
— Пьём.
— Ну… налейте, если не жалко. Молока нет?
— Молока нет. Бери кружку. И сахар подай. Вон он в шкафчике. Пациент твой послаще любит.
— Не, мне не надо, я решил без сахара пить, — отказался я, учитывая, что кофе я всегда пил только чёрный и только натуральный.
— О, мужчина! — кивнул Давид. — Уважаю, брат. Не зря головой бился.
— Ну что ты такое несёшь! — засмеялась Настя. — Как только не стыдно! Не слушайте его!
Допив кофе, я встал из-за стола.
— Ну, пойдём, Алёнушка.
— Я ж Настя… — испуганно заморгала она.
— Помню. Внешность архетипичная, как у русской красавицы. Поэтому так и сказал.
— Не такая уж и красавица, — зарделась Настя, но глаза засияли.
Бестолочь. Я усмехнулся.
— Пошли лечиться.
Я оделся и вышел вслед за своей добровольной сопровождающей. Где находилась поликлиника, я, естественно, ни сном, ни духом, как говорится.
— В какую пойдём? — спросил я, выходя из общаги.
— В поликлинику? — удивилась Настя. — Так в нашу, в фабричную. Там же нервопатолог хороший.
— Ну, ладно, — засмеялся я. — Раз патолог имеется, хоть и нервный, пойдём в фабричную. Не в областную же ехать, правда?
— А так и не скажешь, что вы больной, — заулыбалась она.
— А кто сказал, что больной?Просто память отшибло.
— Но вы на всякий случай держитесь за меня, не стесняйтесь. Я сильная, удержу, если что.
— Не сомневаюсь, но я лучше так.
Мы спустились по лестнице. Уже рассвело, и утренняя морозная свежесть как бы подзадоривала и подбрасывала оптимизма. Я шёл, не зная куда, практически, в полную неизвестность. Но, на сердце не было ни тревоги, ни неуверенности. Было такое чувство, будто всё обязательно сложится хорошо и именно так, как нужно.
Интересно. Жить интересно. Давно я такого не чувствовал. Я будто освободился от своего прошлого и теперь строил жизнь заново. Хорошую жизнь, полезную, нужную другим людям.
Когда мы проходили мимо припаркованной чуть в стороне от входа «копейки» горчичного цвета, дверь распахнулась и с пассажирского места выскочил худощавый мужик, преграждая мне путь. Выпрыгнул буквально.
— Эй, слышь-слышь, — кивнул он мне. — Ты что ли Жаров?
— Смотря кто спрашивает. — нахмурился я. — Из газеты что ли?
Мужик выглядел лет на сорок. Широкая драповая кепка, сползла на затылок. Лицо было землистым, под черными глазами тёмные круги, впалые щёки избороздили глубокие морщины. И откуда он, было ясно с первого взгляда.
— Из цирка-на, — процедил он и осклабился. — Сапфир тебя спрашивает. Слыхал про такого?
Голос у чувака был колючий, неприятный. В уголках рта скопился белый налёт.
— Нет, — пожал я плечами. — Не знаком и не слыхал.
— Ну, щас познакомишься. Это из-за этой марухи весь сыр-бор?
Комплекция у него была не особо внушительная. Тощий,
