Лес Кости - Роберт Холдсток
Но четвертый жеребец нес на себе человека, покрытого останками животных, шкурами, лапами и головами полевых и лесных зверей — разинувшие пасть головы лисы, кота и свиньи, и шкуры серых, коричневых и снежно-белых созданий, кровавые и варварски снятые; все они были надеты на обезумевшего всадника.
Распятый на раме, но живой и настороженный, человек объехал вокруг поляны на спине жеребца, морда которого отчетливо выражала боль и пытку, которой он подвергался, а фырканье говорило о его ярости. Он бил копытом по земле, лягал камни святилища и все время косил глазами на лес, слушая уханье погонщиков, людей, которые гнали жертвы через лесную страну.
И у него на шее болталось ожерелье с тремя вещами — двумя кусочками дерева и костью!
— Эдвард! Бог мой, Эдвард!
Глаза человека, обмотанного останками зверей, расширились; хотя из губ не вылетел ни один звук, на лице внезапно появились узнавание и надежда.
Когда жеребец поскакал в сторону Хаксли, собираясь опять вернуться в лес, тот метнулся и встал прямо перед ним. Жеребец встал на дыбы и ударил в человека копытами, но тот уклонился в сторону, потянулся и сдернул распятого человека с огромной спины, обрушив на себя деревянную раму и Уинн-Джонса вместе с отвратительно пахшей слизью только что снятых шкур; оба человека упали, покрытые кровью и гнилью, а освободившийся жеребец ускакал в лес и исчез.
Хаксли развязал друга. Ясень поторопилась к ним, схватила Хаксли за рукав и быстро увела их в укрытие. Она также сорвала с ожерелье с его груди и показала, что Уинн-Джонс должен сделать то же самое.
Хаксли посмотрел назад и увидел, как на полене появились высокие загонщики, темные фигуры в свете умирающего костра, потрясавшие в воздухе оружиями с кремниевыми наконечниками и кричавшие на жеребцов и кобыл. Но очень быстро пенье и барабанных бой унеслись прочь, растаяли на расстоянии, стали намеком на звук, а потом полностью исчезли.
Где-то ночью, пока наполовину спящий Хаксли ежился около дрожавшего тела друга, Ясень скользнула в темноту, оставив обоих мужчин в одиночестве. Она забрала с собой ожерелье из дерева и кости, которое и привело Хаксли к самой древней версии Святилища Лошади. Но она оставила маленький барабан, который был привязан к ее запястью, и Хаксли потянулся и крутанул его, глядя, как маленькие камешки ударяют по туго натянутой поверхности с каждой стороны украшенного корпуса.
Подарок для Стивена? Или что-то для меня, что-то со скрытой силой? Он решил не бить в барабан, только не в этих лесах.
Они вышли на рассвете и наткнулись на ручей; Уинн-Джонс смыл с тела кровь и грязь, и с благодарностью надел запасную одежду Хаксли.
— Я потерял трубку, — печально пробормотал он, когда они начали долгую дорогу в Оак Лодж.
— Кто-то или что-то использует ее, как талисман, — сказал Хаксли, и Уинн-Джонс рассмеялся.
КОДА
Стивен бежал через луг чертополоха, пиная тощими ногами высокую траву. Пола его белой школьной рубашки свешивалась через ремень на короткие брюки из серой фланели. Он выглядел взволнованным — волосы растрепаны, на рубашке все пуговицы расстегнуты.
И он звал отца.
Хаксли рухнул на землю, съежившись за разбитыми воротами, которые почти не пускали на окраину лесной страны мутный ручеек, который становился таким глубоким в Райхоупском лесу. Он, сгорбясь, лежал посреди подлеска в темной скользкой области, где ручеек расширялся и углублялся на несколько дюймов, пробивая себе путь внутрь. Деревья здесь походили на часовых, они вытягивали руки-ветки внутрь и наружу, она нависали над ветхими воротами, и перекрученная масса похожих на змей корней делала вход еще более трудным.
Свет летнего полдня проник в мрачные ворота, ведущие в ад, и Стивен, наконец, добрался до высокого берега, спускавшегося к ручью. Здесь он опять позвал отца.
За ним появились Уинн-Джонс и Дженнифер, которые пересекли поле помедленнее. Хаксли приподнялся, посмотрел на них, посмотрел на дом…
Не так! Что-то неправильно…
— Отец небесный… Что случилось?
— Папочка!
Мальчик говорил совершенно серьезно. Хаксли опять посмотрел на него, стоящего на открытом воздухе. Но сейчас он мог видеть только его силуэт. И это волновало его. Стивен стоял на высоком берегу ручья, за зарослями ежевики и терновника, и за старыми воротами, установленными поперек русла для того, чтобы не дать скотине войти в опасный лес. Мальчик слегка нагнулся, стараясь увидеть отца в непроницаемой лесной тьме. Хаксли наблюдал за ним, чувствовал его тревогу и боль. Вся осанка Стивена говорила печальном и серьезном молодом человеке, отчаянно пытающимся наладить связь с отцом.
Неподвижный. Глядящий в мире, которого он, возможно, боится.
— Папочка?
— Стив. Я здесь. Жди там, я выхожу.
Мальчик с радостью обнял его. Дом вдали казался темной фигурой, едва прикрытой плющом. Большой бук за спальней мальчиков был точно таким же, каким Хаксли его помнил. Но поле полностью заросло — недели четыре прошло с того времени, как он ушел от него.
Что-то не так.
— Стивен, сколько времени меня не было?
— Два дня. — Мальчик очень обрадовался возможности поговорить. — Мы уже начали беспокоиться. Мамочка много плакала.
— Ну, я уже дома, парень.
— Мамочка сказала, что на меня кричал не ты…
— Да, не я. Призрак.
— А, призрак! — с радостью сказал мальчик.
— Да, призрак. И он вернулся в ад. А я — домой.
Его позвала Дженнифер. Хаксли, все еще лежавший на земле, смотрел, как она быстром идет к нему — лицо бледное, но губы улыбаются. За ней, пошатываясь, шел Уинн-Джонс, как человек, изнуренный суровыми испытаниями; он, похоже, не мог понять, почему Хаксли так испугался, достигнув края леса, и отказывается выйти на открытое пространство.
Прошло так мало времени, подумал Хаксли. Он встал,
