Шаровая молния - Александр Викторович Горохов
— Что? Почему лишь на некоторое?
— Спасибо политике дорогого Никиты Сергеевича! В 1962 году он, насмотревшись на американских фермеров, приказал засеять 37 миллионов гектаров кукурузой вместо пшеницы и ржи, а вызрела эта «царица полей» лишь на 7 миллионах гектаров. Ситуацию усугубило затеянное им разделение обкомов на «промышленные» и «сельскохозяйственные», а также начатые тремя годами ранее политика гонений на личные подсобные хозяйства. Горожанам и жителям рабочих посёлков он вообще запретил держать скот, а для колхозников резко ограничил его численность на подворьях и обложил «излишки» такими налогами, что они сами пустили под нож скотину. Моя бабушка, державшая козу, называла её «хрущёвской коровой». Результат — продуктовый дефицит. В промышленности — полная ликвидация артелей и кооперативов, которая привела к дефициту товаров народного потребления. В армии — единовременное увольнение со службы десятков тысяч профессиональных военных, не оправдавшаяся ставка на ракетную технику и уничтожение тысяч самолётов и танков как «ненужных», «не соответствующих современным военным концепциям».
— А на самом деле они были нужны?
— Конечно! Ни один из наших противников такой дури не сотворил, и нам пришлось напрягаться, тратить огромные средства, чтобы восполнить уничтоженное, и при помощи огромных усилий ликвидировать образовавшееся отставание. Именно с него началась политика заваливания африканских и азиатских постколониальных режимов — Европа лишилась своих колоний в 1950-60-е годы — «братской помощью» лишь за обещание встать на путь социалистического развития. Без всякой надежды на возврат переданных им средств. А после получения помощи можно было действовать как в анекдоте: «Ты же обещал на мне жениться!». «Мало ли, что я на тебе обещал». Именно это надорвало экономику СССР и, в конечном итоге, стало одной из экономических причин — о политических причинах я скажу позже — краха социалистической системы.
— Что? — в гневе вскочил со стула Сталин.
24
Если не слишком широко шагать, то от окошка камеры-одиночки до двери с врезанным в неё «волчком» можно сделать целых пять шагов. Пять шагов туда, разворот, пять шагов обратно, разворот… Время течёт монотонно: подъём, завтрак, пять шагов туда, пять шагов обратно… Обед, пять шагов туда, пять шагов обратно… Ужин, отбой. Подъём, завтрак… Газеты не дают.
Единственное «развлечение» — допросы. Но тоже всё идёт по накатанной. Не говорил. Не утверждал. Не знаком. Да, знаком, но связей не поддерживал. Нет. Не говорил. Настаиваю на очной ставке с ним. Да, настаиваю. Мной прочитано, с моих слов записано верно. Только дата под подписью меняется.
Сколько ещё дней до суда, которым грозится следователь? Сколько ещё дней мерять шагами камеру внутренней тюрьмы Главного управления государственной безопасности?
Шаги по коридору. Прошуршал поворачиваемый глазок и звякнул, опустившись на положенное ему место. Зазвенели ключи на связке. Неужели всё-таки за ним? Скрипнула дверь: видимо, её подвесы смазывали довольно давно.
— С вещами на выход!
Долгий путь по коридору с короткими остановками перед перегораживающими его решётками и железными дверями, которые смазывают намного регулярнее. Наконец, кабинет, в котором сидят двое: у одного в петлицах три «шпалы», у второго, явно приезжего, одна.
— По вашему приказанию арестованный доставлен.
Ну, да. Заключённым человека можно называть лишь после решения суда. Которого ещё не было.
Капитан молча смотрит на приезжего, как бы передавая ему слово, и тот встаёт, чтобы зачитать какие-то бумаги. Но что он говорит? Освободить в связи с прекращением дела? Восстановить в партии и должности? Что это? Очередная провокация как с теми «расстрелами» холостыми патронами?
— Поздравляю, Константин Ксаверьевич, — улыбается лейтенант. — Мне поручено сопроводить вас в Москву, к вашей семье. Но выедем туда мы с вами только послезавтра, а сегодня займёмся приведением в порядок вашего внешнего вида.
25
Знал бы, что придётся ехать в Ленинград, не стал бы торопить Киру. Хотя… В Ковров к окончанию отпуска она бы тогда не успела.
Дальнейший разговор со Сталиным и Берией получился непростой. Слишком уж шокирующей оказалась для них новость о том, что спустя полвека все их труды пойдут прахом по вине партийной верхушки, выведенной из-под контроля чекистов именно Хрущёвым. Какой план в отношении «кукурузника» избрали «два главных тирана», Демьянов не знает. Но никаких сообщений об отстранении от должности первого секретаря ЦК компартии Украины ещё не публиковалось.
Казалось даже, что Берия забыл о Николае: Демьянов встретил жену, через несколько дней молодые отправились «в свадебное путешествие» на завод Дегтярёва. Предъявленное свидетельство о браке даже помогло им поселиться в одной комнате. Но ненадолго: Кире нужно было «добить» дела с увольнением, а Демьянов, одобрив доработанное противотанковое ружьё молодых конструкторов и «пятизарядку» Симонова, укатил обратно в Москву, готовить полноценные испытания образцов «для вооружения пограничных и внутренних войск».
Именно под этой легендой он и «подкатил» к военинженеру третьего ранга Алексею Судаеву, год назад в качестве дипломного проекта сконструировавшему ручной пулемёт.
— Советским пограничникам позарез нужно скорострельное личное оружие.
— Но их же уже начали вооружать пистолетом-пулемётом Дегтярёва, — возразил молодой конструктор.
— Начали. Но их выпускают мизерное количество. По моим данным, с 1934 по конец прошлого года произведено менее четырёх тысяч единиц. И в первую очередь из-за сложности изготовления и высокой себестоимости. Да и «потребительских» недостатков у дегтярёвской «машинки» более чем достаточно. И самая главная из них — большой вес. Нам нужен конструктивно простой и предельно технологичный пистолет-пулемёт, собираемый из штампованных деталей путём сварки и клёпки. Возможно, с немного увеличенным по вместимости, в сравнении с ППД, коробчатым магазином. Скажем, на тридцать или чуть больше патронов. Возможно, с простейшим складывающимся прикладом. Ну, что-нибудь похожее вот на это, — грубо нарисовал Николай судаевский же пистолет-пулемёт, который появился в блокадном Ленинграде лишь в 1942 году.
— Уродство какое-то, — не сдержался Алексей Иванович, глядя на набросок.
— Как умею, так и нарисовал, — развёл руками Демьянов. — Нас не столько красота волнует, сколько технические параметры, технологическая простота и удобство в использовании. А с подобным оружием будет удобно и в тесных окопах воевать, и экипажам боевых машин обращаться. Я понимаю, что вы сейчас загружены разработкой упрощённой зенитной установки, но, как мне кажется, отыщете время и для пистолета-пулемёта: он не менее нужен, чем зенитка.
— Почему вы своевольничаете? — выразил ему недовольство Меркулов, когда до него дошло известие о разговоре с Судаевым. — Какой ещё пистолет-пулемёт для пограничников и внутренних войск?
— Пистолет-пулемёт Судаева образцов 1942 и 1943 годов, который стоял на вооружении военизированной охраны до конца 1980-х, а в ряде стран, включая, например, Польшу, даже в 1990-е годы. Кроме
