Осень сорок первого, или Возвращение осознанной необходимости (СИ) - Линник Сергей

Мужчина лет сорока, высокий, с симпатичным лицом, в щегольской шляпе и явно дорогом пальто, стоял у подъезда и курил папиросу, небрежно стряхивая пепел. Пахло от него каким-то наверняка модным одеколоном, на шее виднелся небрежно повязанный шелковый платок. Вся его внешность говорила о том, что у Евгения Викторовича жизнь удалась.

— Привет, — сказал Андрей, подходя к мужчине.

— Здравствуйте. Мы знакомы? Вы чего-то хотели? — он говорил, будто делал одолжение.

— Нет, не знакомы, — ответил Андрей, — но это ведь легко устранить. Позвольте представиться, Волошин. Андрей Григорьевич Волошин, литератор.

— Евгений Викторович Покровский, химик. Кандидат наук.

— Вот видите, товарищ Покровский, мы уже и знакомы, — улыбнулся Андрей.

— Чем обязан?

— Видите ли, Евгений Викторович, так получилось, что мы с Вами интересуемся одной и той же женщиной. И я бы предпочел, чтобы в будущем она осталась со мной.

— Я не желаю обсуждать это ни с кем, а тем более, с Вами. Елена Сергеевна... я уже давно ухаживаю за ней и надеюсь на взаимность. И я уверен, что как раз Вам здесь делать нечего. Я Вас тут в первый раз вижу. А мы с Еленой Сергеевной скоро год как вместе... работаем... и не только, — он потер переносицу и Андрей вдруг увидел у него на безымянном пальце специфический след от обручального кольца.

— Холодит? — спросил он, показывая на правую кисть Покровского.

— Не понял, Вы о чем? — ответил тот вопросом, растерянно глядя на свою руку.

— Ну, в такую погоду от обручального кольца руки мерзнут, наверное, поэтому пришлось снять [7].

— Вы ничего не знаете, мы с женой разводимся!

— Ага, уже пять лет, но она болеет, так что придется немного подождать, да к тому же детям надо школу закончить. Про победу в войне не пробовал? Наверное, тоже пройдет. Слышь, кандидат наук, — Андрей шагнул к нему, так что тот оказался вынужден отступить назад, упершись спиной в стену дома, — давай, шагай к жене и детям.

Прижатый к стене, Покровский как-то мгновенно потерял весть свой лоск, лицо его побледнело, губы задрожали. Он попытался что-то ответить, но смог только кивнуть.

— Ладно, прощай, кандидат химических наук, — Андрей подтолкнул его рукой и тот безропотно побрел, опустив плечи. — И, Женя, — позвал он Покровского, тот сразу же остановился, не поворачиваясь, — если в будущем доведётся вам работать вместе, не надо пытаться устроить Елене Сергеевне проблемы, не по-мужски это. Понял? Ну, если понял, давай, иди.

Глядя на испачкавшуюся в побелке удаляющуюся спину менее удачливого поклонника своей (так уж ему хотелось думать) женщины, Андрей почему-то отряхнул руки.

____________________________________________________

[1] Анекдот о жене, которая в тщетных попытках обратить на себя внимание мужа, надевает противогаз и получает в ответ реплику «Брови, что ли, выщипала?».

[2] Все фотоаппараты и радиоприемники у населения вскоре после начала войны изъяли. Именно с этим связано столь малое количество неофициальных снимков того времени. Так, о первом дне московской паники мне не удалось найти ни одной фотографии, только свидетельства очевидцев.

[3] Как отмечают многочисленные свидетели, Юрий Карлович Олеша в течение многих лет являлся не только завсегдатаем, но и почти символом «Националя», где его кормили и поили не только в долг, но, зачастую, и бесплатно. Получив в пятидесятых гонорар за переиздание своих книг, разбогатевший Олеша подарил каждому официанту ресторана наручные часы, чрезвычайно статусную вещь в то время. Князем «Националя» называл он себя сам. Вениамин Рискинд — поэт-песенник, друг и постоянный спутник Олеши.

[4] Аллюзия к «Долгому прощанию» Юрия Трифонова, герой которого, Гриша Ребров, именно это заказывал в «Национале».

[5] Так аж до начала девяностых называли эспрессо в СССР.

[6] На территории Нового Донского кладбища, мимо которого ходят наши герои, есть две огромных братских могилы, в которых захоронены сотни тел расстрелянных в середине тридцатых. Да и крематорий оптимизма обычному человеку не очень добавляет.

[7] Вряд ли анекдот о мешающем в жару обручальном кольце был известен в описываемое время, так что Андрей смог обескуражить оппонента.

Глава 12

Ну что ж, пойдем вдоль малолюдных улиц -

Опилки на полу, скорлупки устриц

11 октября 1941 года

Елену пришлось ждать недолго, каких-то полчаса. Изучив за время ожидания каждый сучок в двери подъезда (восемь, и еще один выпал), количество слоев сурика, которым дверь красили, как оказалось, шесть раз, дефекты побелки на стене дома, Андрей даже не успел замерзнуть. Стройная фигура в зеленом пальто, которое ей было велико как минимум размера на два, но плотно облегало силуэт при каждом порыве ветра, появилась, быстро шагая и поеживаясь на ветру и Андрей, пока она приближалась, подумал, что надо бы купить ей пальто потеплее. Увидев его, Елена пошла еще быстрее, улыбаясь ему.

— Здравствуй. Ты что здесь стоишь? Пойдем домой, я вся замерзла, пока добиралась. Ездили с Энгельгардтом к Гаузе в университет на Моховой, передавать ему то, что мы делали в последнюю неделю, а меня он вроде как на всякий случай взял, отвечать на вопросы, если возникнут. Нашел специалиста, — она улыбнулась.

— Но ты же справилась?

— Если честно, там и без меня бы справились, так что я домой пошла, когда стало понятно, что не нужна там уже, а Энгельгардт остался с Гаузе обсуждать царский подарок. Пойдем лучше чай пить, что мы стоим на улице, холодно же.

Они поднялись по лестнице на 3 этаж в темном от светомаскировки подъезде, и Елена открыла дверь квартиры своим ключом.

— Проходи, раздевайся. Настя, у нас гости! — крикнула она из коридора в открытую дверь своей комнаты.

— Так дядя Андрей уже приходил, продукты принес, — ответила Настя и начала что-то шептать ей на ухо, глядя при этом на Андрея.

Елена обернулась к Андрею, лицо ее не было уже таким приветливым, как минуту назад, когда они встретились.

— Это правда? — нахмурившись, спросила она

— Что именно? — Андрей понял, о чем речь, но решил, что немного наивности здесь не помешает.

— Ты зачем ходил к Покровскому?

— Познакомился с человеком, поговорили, он и ушел. Вежливо, как два интеллигентных человека.

— Андрей, позволь мне решать самой, что и кому говорить и с кем встречаться, а с кем не встречаться. Это моя жизнь. Я тебя о подобной помощи не просила. Уходи. За продукты спасибо. Всё, до свидания! — и она, пройдя мимо него, открыла дверь. — Уходи.

Андрей не мог понять ее реакцию на случившееся. Вроде ничего страшного не произошло. Ну отвадил он этого Покровского, что тут такого? Про себя он решил несколько дней подождать, а пятнадцатого приехать и забрать их на Сокол. Смотришь, за эти дни Елена остынет немного и успокоится.

Дома Михаил только подлил масла в огонь, не проявив никакого сочувствия. Когда Андрей рассказал ему о происшедшем, он сказал:

— Ты, Андрюха, вроде и взрослый парень, а порешь такую хрень, извини меня. Ну подождал бы, пока этот хлыщ в лаковых штиблетах померзнет на улице, потом пришла бы твоя Елена Прекрасная, отшила бы его, он бы, небось, ерепениться начал, а тут бы и ты, весь в белом и такой рыцарь-защитник, спасать даму от проходимца. В такой ситуации и по морде дать не грех, и дама твои усилия оценит. А ты как пионер, честное слово. Этот твой Покровский сегодня наоборот, очков набрал, раз ты херню спорол, значит, он на коне. Не горюй, Андрюша, — сказал он, хлопая по плечу совсем расстроившегося Андрея, — что нам кандидаты наук, хоть даже и химических, всё пройдет. Подожди только пару дней, не суйся, а то еще хватит дури цветы дарить и серенады под окнами петь. А там она успокоится, перебесится, поймет, что женатик, да еще и такой ссыкливый, ей на фиг не нужен, а вот холостой красавец очень даже хорош. И Настя за тебя, так что сиди тихо, пиши статейки про непобедимую и легендарную для запаса, завтра сходим, яблони обрежем, развеешься.