Павел Дмитриев - Поколение победителей
Мир изменился. Разговоры и дела последних лет заиграли новыми красками, стали восприниматься на совсем ином уровне. Том самом, где непримиримая борьба со взяточниками и партийными перерожденцами превращается в продвижение нужных людей по коридорам власти. А личные отношения ставятся куда выше законности и справедливости. Так в нем умер «Железный Шурик».
1.8. Петр. Июнь 1965 года. Окрестности Москвы
Жутко скучаю без браузера, руки машинально тянутся обновить, обновить хотя бы почту. Машинально нажимаю иконку, но чуда не происходит. Зачем оборудовали кабинет, отдали ноутбук, если нет интернета? Хочу обратно! От тишины высоких стен, лепнины, дубовых дверей и тяжелых, крашенных белой краской рам с вставленными от комаров марлевыми ширмами. В душный офис, за пластиковый стеклопакет и не справляющийся с жарой дешевый кондиционер. К вони выхлопухи со стоящей в вечной пробке Малышева, и настойчивой какофонии звонков, сигналов, криков и сирен.
Это, в кавычках, счастье свалилось не просто так. Прочитал в «Радио», что актуальная для 1965 года ЭВМ, БЭСМ-4 производит до 20 тысяч операций в секунду. И обмолвился в беседе с Антониной Валерьевной, дескать, ноутбук быстрее всех ЭВМ мира вместе взятых, имеет скорость в десятки гигафлопс.[31] Так уже на следующий день с утра прибежал ее муж с листочком цифр и порядком математических действий по ним. Наверно шифры, что еще может быть у Председателя КГБ.
Так что сейчас Dell круглосуточно что-то считает. Причем в экселевских таблицах, позор, конечно. Но в отсутствии нормальных инструментов программирования лучшего решения я придумать не смог. Впрочем, даже так справлялись шустренько, Семичастный был в полном восторге, получив недельный план за час ввода данных и десяток минут расчета. Не удивительно, на сколько я помню, ноутбук из 2009 года на пару порядков обгонял по производительности первый супер-компьютер Cray, с его двумя сотнями мегафлопов. А это уже детище середины 70-х, т. е. десять лет спустя.
Надеюсь, расшифровки принесут России реальную пользу, а не станут одной из частей компании по борьбе с диссидентами. Кстати, о них. Владимир Ефимович между делом поинтересовался, как в будущем относятся к «борцам с режимом». По-моему, он даже удивился, получив ответ «сильно по-разному». Явно ожидал худшего, типа их прославления в пику партии и госбезопасности.
Постарался объяснить, что в мое время было вообще не понятно, зачем боролись со столь безобидными писателями и художниками. Имея под контролем телевидение, радио и прессу несложно формировать общественное мнение в нужном ключе. Манит неизвестное, слухи. А государственное телевидение всегда может накачать зрителя зарубежной жизнью, показать как живут в Египте, Израиле, Индии, даже в США. Везде есть депрессивные районы, верно расставленные акценты дадут больше, чем все публикации о классовой борьбе. Тем более, там и в самом деле не рай земной.
В то время как «незаконность» и «нигилизм» лишь привлекает внимание, придает ложное ощущение нужности и значительности. Думаю, даже талантливейший Высоцкий не имел бы в 2010-ом огромной известности, еслиб не имидж «борца с системой». Так что лучше выбрать совсем отмороженных и дать трибуну где-нибудь подальше от Москвы – Питера, тьфу, Ленинграда. Сами же трудящиеся их помидорами закидают, а то и камнями. Станут они из загадочных диссидентов знакомыми и понятными «шутами гороховыми». Так сказать, прививка от базарной демократии, штука очень полезная.
В остальном особых изменений не происходит. Все тоже ощущение гостиницы, наконец-то понял, почему оно так остро меня преследует. Полная обезличенность! Нигде нет ни следа руки хозяев. Отсутствуют картины, сувениры, мелочи, подарки. Во дворе – ни цветочка, только исключительно однообразные кусты и газоны, явно запроектированные еще до строительства дома. Кажется, вот-вот, жильцы соберут сумочку с грязным бельем, и выедут в неизвестном направлении. А новые постояльцы точно так же будут жить, есть, ходить по мощеным тропинкам в лесу…
От скуки спасаюсь работой. Более-менее закончил хронологию СССР и России, начинал по листу на год, с 1945 по 2010, но описания разрастались, ширились и дополнялись. Теперь рекорд три страницы. Самым обширным стал, как ни странно, период 80-х, особенно, сам 1980-ый. Московская олимпиада, ее бойкот из-за Афганистана, смерть Высоцкого, Рональд Рейган, Польская Солидарность, Первый IBM PC с его открытой архитектурой и MS-DOS, Ирано-Ираксакая война, стандарт Ethernet. Видимо, этот период был подробно описан в учебниках, в отличии от наблюдаемых своими глазами 90-х и 00-х, по которым ощущений получилось куда больше, чем фактов.
Закончил и сдал план «Большого Цифрового Скачка». Взял в работу положение в мире и СНГ на 2000–2010. Идет туго, часами мусолю большую карту СССР, и ловлю себя на ассоциации знакомых названий городов. Тоже самое по атласу мира. Вспоминаю про войны и конфликты, пытаюсь их пристроить на временную шкалу.
Вторая отдушина – флирт с Катей и Настей. Впрочем, последнее было совсем не серьезно, и воспринималось только как шутка. В отличии от этого, роман с Екатериной Васильевной проходит по всем канонам жанра, только чудовищно медленно. Не знаю, или девушка такая попалось, или эпоха сильно неудачная.
Вроде все как положено, дыхание уже срывается, и соски условно-видны даже из-под брони кружавчиков советского бюстгальтера, по ложбинке спины, той, что чуть ниже талии, покатился легкий и влажный пар ожидания… Но при этом, как кульминация, твердое «нельзя». Не то, что на самом деле можно и нужно, а именно отказ, с легкой истерикой и схлапыванием в кокон нечувствительности.
Пробовал под коньячок. Хороший, хоть я не специалист, но в будущем за подобный от ста баксов за поллитра, не меньше. Похоже на Мартель, но точно не он. Выяснять у официантки название поленился. Все равно не помогло безотказное средство, снимающее тормоза даже с совестливых замужних конформисток. Может в самом деле на Настю переключиться?
…Вспомнил Элат на майских праздниках. Как недавно это было, и как далеко стало. Мы столкнулись с Ней на глубине метров пяти, у Моисея. Нет ничего забавнее разглядывания девушки в воде, когда она практически беззащитна под ниточками купальника, и ничего не может сказать в загубник трубки. Несколько секунд, и мы выныриваем рядом. Встаю вертикально, чуть подрабатывая ластами, сдвигаю маску вверх, самое время извиняться-знакомиться, и чуть не вплотную вижу красивое улыбающееся лицо под черной гривой мокрых волос, — шолом! — такое мягкое-мягкое, через первую «э» и вторую «е».
Она, удивительно для израилитянки, ни слова не понимает по-русски. Я ничего не смыслю в иврите. Но это не мешает нам следующий час нырять у рифа взявшись за руки, и не только. Потом долго гуляем по твердой полосе прибоя, обходя не в меру ретивых игроков в мяч, и разговариваем на жуткой английской тарабарщине. Накатывает вечер, ужинаем в Дане с билькаровски розовым брютом, а я даже не знаю, откуда она. Но под Ее топиком и легкими шортами нет ничего, мокрый, смятый в кулачок купальник лежит в маленькой спортивной сумочке. Это заводит сильнее, чем красномельничный канкан.
Он так и остался на своем месте, когда мы свалились в джакузи на открытой террасе. Пара стошекельных бумажек легко отворила двери в закрытый на ночь уголок отельского фитнесзала. Остались только яркие ночные звезды, пенящаяся вода и наши сплетающиеся тела. Ооуууу! Кровать номера меня в ту ночь не дождалась, проснулся в куче огромных белых полотенец, в которую мы упали под утро. Она уже ушла… Не знаю, как Ее зовут. Она не знает моего имени.
* * *Утро четверга начиналось обычно, тягучим утренним продиранием глаз под кофе и тосты с нежнейшей бужениной. После ее натурального вкуса есть эрзацы типа колбасы и ветчины занятие для мазохистов, хотя, надо сказать, московская сырокопченая тоже имеет свои прелести. Въезжающий в ворота кортеж из трех волг охраны и пары ЗИЛов пустил время галопом. Закручивалось что-то посерьезнее очередного кинопоказа, такой лимузин положен только членам Президиума. Потопал в кабинет, надо быть при деле в глазах начальства.
С Шелепиным зашел невысокий усталый старикан, в обычном для партийных деятелей костюме, нос картошкой, веки и шеки набрякли и заметно отвисают вниз. Уши смешно оттопырены, высокий ежик седых висков это совершенно не скрывает. Совсем не помню ничего подобного на парадных портретах ЦК…
— Петр Воронов – Александр Николаевич представляет меня, — Алексей Николаевич Косыгин.
— Добрый день, очень приятно. — В голове мысль, «так вот ты какая, звезда Советской экономики»…
Смотрит снизу вверх, лишние двадцать сантиметров роста не шутка, но с брезгливым интересом, как мать семейства на большую жабу-ага. Может ему рубашка с джинсами не нравится? Так нет другой у меня одежды, как-то не сподобился в смокинге проваливаться в этот колхоз.
