Олег Курылев - Убить фюрера
— Чтобы знать, что в этом казино на глазах у всех застрелился венский студент Бруно Пукспаум, не надо торчать в нем безвылазно, — вкрадчивым полушепотом произнес Каратаев. — Об этом случае я прочитал не в своем архиве, а вот в этой «Лейпцигер иллюстрирте», — Савва показал рукой на лежавшую на диване газету. — Вот, можешь полюбопытствовать. А уж в Рулетенбурге про это должны были говорить в каждой забегаловке. Так где ты был?
— Это допрос? — Выгадывая время, Вадим стал не спеша раскуривать сигару. — Уж не думаешь ли ты, что я ездил спасать «Титаник»? Или ты все еще не в курсе, что он благополучно утонул? Как ты и хотел.
— Я в курсе, но мне неприятно, что ты что-то скрываешь. И не нужно иронизировать.
Нижегородский вдруг резко поменял тон на доверительно-дружеский.
— Да успокойся ты, Савва. Ну что, я обязан докладывать тебе обо всех своих… ну о похождениях, что ли? Ты уже мог, кажется, заметить, что я не любитель подобной трепотни. Да, последние четыре дня я провел во Франкфурте. Это совсем рядом, в тридцати километрах от Висбадена. Еще в свой первый приезд туда я познакомился с одной женщиной и теперь гостил у нее. Тебя интересуют подробности? А о самоубийстве… Да, действительно, что-то такое я слышал.
«Все врет», — окончательно решил Каратаев, придумавший историю с венским студентом в качестве ловушки.
* * *— Нижегородский, ты не спишь?
Каратаев постучал в дверь и вошел. В руках он держал газету. Вадим лежал на диване и смотрел в потолок.
— Хватит, Савва. Я уже не воспринимаю все эти подробности.
— Но это касается нас.
— Нас? Что, кто-то уже проболтался?
— Наоборот. Похоже, дал вечный обет молчания.
Нижегородский сел.
— Кто?
— Джеймс Джереми Холлоу, член совета директоров банка «Ройял Бэнк оф Скотлэнд», — Каратаев посмотрел на товарища и помахал газетой. — Это «Франкфуртер цайтунг», статья «Еще одна жертва „Титаника“».
— Что там?
— В субботу вечером Холлоу был найден дома с пулей в голове. Рядом валялся его револьвер. Никакой предсмертной записки не обнаружили и связывают факт самоубийства с гибелью единственной дочери. Она была пассажиркой «Титаника» и накануне вместе со своей гувернанткой попала в официальный список погибших. — Савва сложил газету. — Мне кажется, Нижегородский, мы потеряли двадцать миллионов. Когда у тебя встреча с Бергманом?
Вадим снова лег, заложив руки за голову и прикрыв глаза.
— Завтра в час дня. — Он помолчал. — Потом уеду к чертовой матери. Месяца на полтора. Отпускаешь?
— Это куда, если не секрет?
— Сначала в Вену: давно хотел там побывать. Заодно утрясу кое-какие дела с документами. А в начале июня махну в Англию. В Эпсоме — это недалеко от Лондона — состоится ежегодное Дерби и Оукс.[14] Просто развлекусь.
— Могу дать призеров. В нашей июньской прессе есть достаточно подробные отчеты…
— Не надо. Я же сказал — просто развлекусь.
— Ну, как знаешь.
На следующий день, когда Нижегородский вошел в кабинет главы нотариальной конторы «Бергман», его ожидали пятеро человек. Сам Иосиф Бергман, барон фон Летцендорф, шведский аристократ и два немца — участники и свидетели пари, состоявшегося в клубе «Галион» третьего апреля. Кивнув собравшимся, Вадим сел в предложенное нотариусом кресло.
— Начнем? — Бергман обвел взглядом присутствующих.
— А чего тянуть? — с долей вызова спросил Нижегородский. — Я только не вижу здесь господина из солнечной Шампани или хотя бы его представителя.
Барон фон Летцендорф хрустнул газетой и сделал вид, что поглощен чтением.
— Господин Жувиль прислал телеграмму. Он болен. Что касается господина Холлоу…
— Я знаю, — Вадим жестом руки остановил нотариуса. — Мне жаль, что так вышло.
Бергман, невысокий человек с большими рыхлыми губами, густыми черными бровями и равнодушным взглядом, как бы говорившим: кроме вашего дела, господа, у меня куча других забот, — открыл папку.
— Тогда позвольте зачитать текст вашего договора…
— Не имеет смысла, господин Бергман, — сложив газету, сухо заметил барон. — Все всем ясно и так. «Титаник» на дне, так что не будем тянуть резину. Выдайте ему наши векселя и покончим с этим делом.
— Остальные того же мнения? — спросил невозмутимый еврей.
Швед со вздохом кивнул, свидетели тоже (но без вздоха). Нотариус достал из стола ключи и направился к сейфу. Через минуту на журнальном столике перед Нижегородским лежали пять векселей. Свой собственный и четыре остальных он аккуратно сложил пополам и сунул в боковой карман.
— Господин Бергман, вы не согласитесь принять на себя бремя по окончательному урегулированию вопросов, связанных с этим глупейшим спором? — спросил он.
Еврей пожевал губами, украдкой посмотрел на барона.
— Что ж, я готов.
— Тогда сегодня же пошлите этим господам, — Нижегородский кивком головы указал на двух аристократов, — письменное уведомление о том, что я выставляю их векселя к оплате и жду до двадцать пятого мая. То же самое и в отношении месье Жувиля.
При этих словах барон встал, откланялся и вышел. Следом удалился швед и оба свидетеля, миссия которых на этом исчерпывалась.
— Желаете начать процедуру истребования долга с наследников Джеймса Холлоу? — спросил Бергман. — Должен предупредить, что в этом случае суть спора неизбежно станет достоянием гласности. К тому же мы должны быть готовы к опротестованию векселя покойного родственниками. И еще, — нотариус понизил голос до таинственного полушепота, — насколько мне удалось выяснить, все движимое и недвижимое имущество банкира вкупе с его финансами и ценными бумагами не покроют и трети суммы долга.
— Предлагаете отказаться? Я подумаю. — Нижегородский попросил разрешения закурить. — Да, глупо все получилось. Кто бы мог подумать. Интересно, когда он купил билет для своей дочери: до нашего спора или после?
— Я запустил поисковую программу по газетам и биографическим словарям и навел справки о твоем бароне, — сказал как-то, выходя из своей комнаты, Каратаев. — Ты не заметил у него шрама на левом виске между глазом и ухом?
— Вроде что-то такое выглядывает из-под бакенбарда.
— Тогда это точно он: Георг Иммануил барон фон Летцендорф, генерал пехоты в отставке, участник войны 1870–1871 годов. Будучи оберстом, он провел свой полк по Парижу и был награжден Железным крестом обоих классов, орденом Белого Голубя… ну и много еще чем. Был участником церемонии провозглашения Германской империи в Зеркальном зале Версаля 18 января. Лично знаком с двумя германскими королями и кучей князей. В составе экспедиционного корпуса фельдмаршала фон Вальдерзее в самом начале века принимал участие в наведении порядка в Китае. Был связан с разведкой. Вышел в отставку пять лет назад. Депутат Рейхстага от Гессена, намеренно избегает всех политических партий и организаций, предпочитая им членство в закрытых аристократических клубах. Должен иметь хорошие связи в кругах германской контрразведки и прусской полиции. Крупный землевладелец: у него обширные виноградники в Гессене под Висбаденом и в Эльзасе. В настоящий момент имеется также дом в Ницце, родовой замок в Вестфалии, дом в Берлине, океанская яхта в Гамбурге и много чего по мелочам.
— Виноградники… Теперь понятно, почему он оказался в одной компании с французским виноторговцем, — сказал Нижегородский и призадумался. — Связи в контрразведке, говоришь?
— И в полиции.
— Черт возьми, — что-то припоминая, пробормотал Вадим. — Не далее как вчера я заметил, что за мной ходит один тип.
Каратаев от неожиданности сел.
— Слежка? Ты уверен?
— Не знаю…
— Ну все. Попали.
Нижегородский некоторое время о чем-то размышлял и наконец принял решение.
— Давай, Савва, врубай свой очешник: я должен знать про этого барона все до мельчайших подробностей.
* * *— Это вы?
— Я, господин барон.
Нижегородский подкараулил фон Летцендорфа неподалеку от Унтер дер Линден, когда тот медленно выходил из парадной трехэтажного особняка, фасад которого украшали пилястры ионического ордера.
— В чем дело, Пикарт? Вообще-то я спешу.
— Я это заметил. Вы даже запыхались. А что, парламент работает и по воскресеньям? Как там социалисты? Не слишком докучают вашему кайзеру? Скажите, а он действительно намеревается к двадцатому году построить шестьдесят линкоров или это утка?
— Что вы несете, ей-богу! Мне и вправду некогда. — Фон Летцендорф кивнул стоявшему у большого открытого автомобиля водителю и тем не менее медленно двинулся пешком в сторону проспекта.
— Совершенно нет времени поболтать с человеком, которому задолжали десять миллионов? Не делайте вид, барон, что для вас это пустяшная сумма.
