Михаил Фёдоров - Пиар по-старорусски
– Так откуда же Олбанский царь такой сведущий?
– Тайна сия велика есть. Но только не было ещё человека, кому он не дал бы ответа. Да ты и сам увидишь. Скоро уже у него будем.
– А почему он нам помогать будет? Может, выгонит просто, и всё тут.
– Не выгонит. На него такой обет наложен – искать ответы на вопросы и всем помогать.
– А разве на царей обеты накладывают? Я думал, это всё больше на монахов. Ну или на простолюдинов..
– На царей как раз самые большие, самые тяжёлые и самые длинные и страшные обеты и накладывают. На царей не только обеты, на них много чего накладывают. И не унесёшь порой.
Они зашагали дальше и в скором времени дошли до маленькой невзрачной избушки, сколоченной из потемневшего от времени горбыля. Крыша была крыта тёсом, окна затянуты бычьим пузырём, а дверь болталась на одной петле. Зато над входом была приколочена серебряными гвоздями большая квадратная пластина, на которой золотыми буквами была выгравирована нерусская надпись: «Residence of the Albany king». Киря уставился на это чудо, разинув рот. Такого он ну никак не ожидал.
– А может, Олбанский царь того… по-нашему ни бум-бум? Как он нам говорить-то будет?
Простомир снисходительно посмотрел на Кирю:
– Забыл, что ли, как семь лет у меня в учении нерусскую грамоту постигал? Вот и поработаешь толмачом.
– А ведь верно, – смутился Киря, – я и забыл.
– Да только без надобности это, – продолжил Простомир, – говорит он по-нашему, хотя и не всё порой понятно бывает. Но – из наших он, только одурел немного в своём царстве… Ну ладно, чего стоишь? Пошли.
И первым вошёл в невероятное логово Олбанского царя. Киря шагнул следом.
Дверь за ними захлопнулась сама, мягко, но сильно подтолкнув в спину. Простомир, хотя не раз уже здесь бывал, заворожённо замер. А про Кирю и говорить нечего: он стоял, широко раскрыв всё, что только можно. Маленькая и невзрачная снаружи, резиденция Олбанского царя внутри оказалась светлой и просторной палатой. Мягкий белый свет струился из многочисленных светильников, расположенных как на потолке, так и на стенах. Окон не было, но воздух не казался затхлым. Напротив, он был насыщенным свежим запахом моря, и даже, казалось, откуда-то издалека доносился шум прибоя. Киря тут же понял – откуда. У противоположной стены стояли большие ящики в половину человеческого роста, одна из стенок ящиков была забрана тонкой железной решёткой. Вот оттуда и доносились вздохи и шорох прибоя. Посреди комнаты стоял чудной столик со множеством полочек и непонятных штуковин, названия которых Киря не знал. На столе маячило нечто большое, квадратное и плоское, со светящимся боком. С этого светлого бока на Кирю и Простомира смотрел совсем чёрный человек, чернее самого смуглого сарацина, и что-то кричал под музыку на языке, немного напоминающем язык аглицких немцев, но только сильно исковерканный. На голове он имел коротенький чёрный же колпачок, а на теле – белую рубашку без ворота и без рукавов, на которой было написано нерусскими буквами: «40 Glocc».
Под столом послышалась какая-то возня, потом показался тощий зад, обтянутый грубой синей дерюгой, выгоревшей и почти обесцвеченной от долгой носки. Обладатель зада вылез из-под стола, встал и выпрямился. По виду молодой, не больше двадцати лет от роду, росту высокого, но тощ до невероятности. Помимо штанов из старой синей дерюги был он одет в такую же, как у чёрного человека, рубашонку, правда, надпись на ней имелась другая – «Eminem». А вот чёрный колпачок на голове у него отсутствовал. Вместо этого на ушах красовались какие-то непонятные приспособления, соединённые сверху гибким стальным ободком. «Корона, наверное, олбанская», – подумал Киря. Нос у молодого человека был в пыли.
Тощий юнец вытаращил на гостей глаза, похожие на две тусклые серые блямбы, и чихнул.
– Аццкий сотона, – сказал он, – вам чиво нада?
– Олбанский царь, – шепнул Простомир Кире, – не в духе он что-то нынче.
Олбанский царь смотрел на гостей, ничего не говоря. Первым высказался Простомир:
– Исполать тебе, Олбанский царь!
– Превед, – ответил царь.
– Мы, это… по делу пришли…
– Данунах, – сказал Олбанский царь.
– Серьёзно. Человека одного ищем.
– И чо?
– Да вот, надеемся на твою помощь.
– И чо?
– Чо-чо! Человека надо спасать! Баран ты тупоголовый!
– Нифакт.
– Что не факт? Что ты – баран или что спасать не надо?
– Ужоснах.
Простомир поднял свой посох и опустил на голову Олбанскому царю. Раздался звук, какой бывает, когда искатели кладов простукивают стену в поиске тайника и находят нужное место. Голова Олбанского царя дёрнулась и глаза приняли осмысленное выражение.
– Драться-то зачем? Словами нельзя, что ли?
– Так тебе, балбесу, словами же было говорено, что человека спасать надо, а ты заладил – превед, ужоснах…
– А-а-а-а, – протянул Олбанский царь, – у меня это бывает. Двое суток в Сети сижу. Ни капли не спал. Ну, присаживайтесь, излагайте свою проблему, так сказать.
Он пододвинул гостям чёрные ящики, из которых доносилось нерусское бормотание. За ящиками тянулись какие-то тонкие верёвочки. Сам же уселся на стоящий возле чудного стола олбанский трон – мягкий, на колёсиках и вертящийся. Достал из ящика большой блестящий и хрустящий пакет, ловким движением вскрыл его и предложил гостям:
– Со вкусом грибов. Угощайтесь.
Киря осторожно вытащил из пакета тонкие жёлтые пластинки, смазанные постным маслом, и откусил. Вкус был непривычным, но вот – ей-богу – вкуса грибов Киря так и не ощутил. Так, непонятно что… Простомир на предложение Олбанского царя и внимания не обратил. Привык, видно, к его гостеприимству, или, скорее, не по вкусу ему была олбанская еда.
– Так вот, значит, какое дело, – сказал волхв, – человек у нас пропал. Зовут Василий Николаевич Зубов, тридцати девяти лет. Ведаем, что умыкнули его враги наши, а вот куда его поместили да как его вызволить – о том не знаем. Не подсобишь ли?
Олбанский царь надулся, словно хряк перед случкой, важно запыхтел и процедил высокомерно:
– Ну само собой. Лехко.
– Ну так давай, помогай.
Олбанский царь крутанулся на своём троне и повернулся лицом к столу. Подвинул к себе чёрную дощечку со множеством кнопок и забарабанил по ним. Светящийся четырёхугольник повернул плоской стороной к себе. Чёрный человек пропал (хотя продолжал бормотать), и на его месте появились и замелькали разноцветные буквы и цифры.
– Щас погуглю для начала, – начал Олбанский царь читать заклинание, – в других поисковиках пороюсь, а потом по социальным сетям.
Он продолжал лупить по кнопкам и орал, как будто не в себе. Глаза его снова стали заволакиваться плёнкой, наподобие стынущего свинцового расплава:
– Так! Гугл! Яндекс! Рамблер! Нигма! Апорт! Странно. Голяк.
– Собачку, что ли, зовёт? – шёпотом спросил Киря Простомира.
– Не. Колдует, – так же шёпотом ответил тот. – По своему, по-олбански колдует. Колдовство сие неведомое.
– Фигассе! – продолжал царь. – Низачот!
– Чего это он?
– Ругается. Васю нашего найти не может.
– Бинг! Гого!
– Чего это он по-лошадиному-то?
– Да ляд его знает. В этом Олбанском царстве всё не по-людски!
– Яху! – выдал в изнеможении царь. У него явно ничего не получалось.
– Кто ты? – не понял Киря.
Простомир пихнул его локтём – не мешай, мол, человеку делом заниматься.
– Абзац, – сказал царь, – ниасилил, моск кончилсо.
– Что он сказал? – спросил Киря.
– Не нашёл Васю – вот что.
– Ладно, – сказал Олбанский царь, – попробую в соцсетях теперь. Может, пролезет…
– Ну так пробуй, пробуй.
– Щас. Дайте передохнуть.
Царь встал из-за стола, подошёл к стоящему в углу большому белому шкафу и открыл. В нём сразу же зажёгся свет. Он достал две жестяные банки и закатанную в прозрачную плёнку половину рыбины. Ножиком аккуратно разрезал плёнку, и по комнате распространился ароматный запах копчёности. Царь ловко откупорил банку, потянув за расположенное сверху колечко, отчего банка издала чпокающий звук. Он с наслаждением приложился и сделал несколько глотков.
Киря уже стал привыкать, что во дворце Олбанского царя много всяких непонятных и красивых вещей, поэтому не стал выказывать удивления. Царь, заметив, что гость с интересом смотрит на его действия, протянул ему вторую банку и показал, как её открыть.
– Зачотный бер. Натуральный будвайзер.
Киря осторожно отпил из банки. Пойло было премерзким. Он протянул будвайзер Простомиру, тот отказался:
– Нельзя мне. Волхвы не пьют хмельного.
Так и пришлось Кире самому допивать проклятый будвайзер. И ведь не откажешься. Как же – сам Олбанский царь угостил. От себя, так сказать, оторвал. Ещё обидится! Пришлось ещё и похвалить невкусное пиво:
– Прекольный зачот!
Олбанский царь посмотрел на него снисходительно. Как взрослые смотрят на любознательных, но пока неумелых детей.
