Алексей Ивакин - 7 дней в июне

Он остановил лейтенанта, за которым тащили тяжелый зеленый ящик два бойца.

После короткого разговора бойцы рванули обратно, а за ящик схватились мы и потащили его. Тяжелый, сцуко! Однако, труд и секс лучшее средство от похмелья.

Комендач только ухмыльнулся, когда мы проходили мимо.

Слава Богу, тащить было недалеко. Пара «Уралов», в которые грузили ящики, стояли у входа в вокзальный сортир. Около сортира сидел грустный таджик в оранжевом жилете с метлой и совком и что-то напевал по своему, глядя в жаркое небо.

Ящик кое-как закинули, перекурили с летехой и поперлись к площади.

Мать моя родная! Народу! Первый раз в Москве вижу такое количество вояк. Блин, да я ведь и сам сейчас вояка! Непривычно, черт побери. Фил увлеченно щелкал своим фотоаппаратом. Он его называл не иначе как «фаллической дурой». Я же просто впитывал атмосферу всеми порами кожи. Я не умею писать сразу. Мне надо впитать звуки, краски, запахи, слова – переварить их. А уже потом выдавать текст. Плохое качество для журналиста. Из-за этого мы вечно ругались с глав-вредом. Писал я слишком медленно.

Дым, крики, ругань. Очередь в киоски за сигаретами. Какой-то полкаш орет на какого-то майора. Майор потом бежит и орет на какого-то капитана. Капитан мчится материть… И так далее до самого замызганного рядового. Пищевая цепочка в действии.

Фил толкает меня локтем в бок.

– Пойдем телеграмму отправим?

– Какую? – не понял я.

– Шефу. Отправим статейку в газету. Мы на работе или как?

– Мля… Ты представляешь, сколько мы заплатим за пятьсот… Нет. Даже за триста строк?

– Лех… Тебя еще учить и учить, оказывается.

Пока стояли в очереди – офицеры стремились передать весточку домой родным – сочинили текст телеграммы. «Центре Москвы. Много военных. Гражданские очень редко. Движение перекрыто. Подробности придумай сам. Иванцов, Филимонов».

Потом еще отправили своим. Я две отправил. На домашний адрес и на адрес мамы. Лиса у меня послушная, но мало ли не успела.

Текст был короткий. «Все хорошо. Люблю. Волк»

Чего там и кому Фил нацарапал – не знаю.

Когда вышли из вокзала – встали у парапета, наблюдая суету. Какой-то солдатик лихорадочно жрал окорочок. Но не дожрал. Кинул на землю и побежал куда-то. К останку курицы немедленно подскакал голубь и… Стал клевать остатки мяса.

– Мля… Голубь-людоед! – удивился Фил.

– Не. Зомби. Видишь, у него одной лапы нет? – показал я пальцем на летучую скотину.

– Да… Москва… И как они тут живут?

Резко захотелось пива. Мы поперлись к киоскам у Ярославского. Нет. Обломились. Пива не было.

– Долго тут тусить будем, интересно? – задумчиво сказал Фил.

– Ты мемуары о Великой Отечественной читал? Там по месяцу порой эшелоны стояли. И отправляли без объявления.

И тут мы переглянулись. Не сговариваясь, метнулись в сторону перрона…

Фу! Стоит, родимый.

– Ладно, пойдем в вагон. Все равно больше делать нечего, – предложил я.

Ну и пошли.

Заглянули сначала в наше купе. Калинин так и не возвращался. На столе по-прежнему стояла початая литруха «Кедровой», открытая банка тушенки, черствел хлеб и сохла резаная луковица. Пошли в штабной вагон. Под него приспособили бывший вагон-ресторан. Однако, часовой нас туда не пустил. Совещание, грит, идет. Уболтал Фила перетащить вещи в наше купе. Все одно там, кроме меня и Сашки Калинина никого нет. А Сашка – мировой мужик!

Долго молчали, разглядывая «Кедровку». Морщились. Потом уговорили себя и втопили по-маленькой. Несколько полегчало. Я было собрался залезть на верхнюю полку и попечатать чего-нибудь. Решил дневник повести. А Фил начал скидывать фотки с флешки фотика на свой ноут.

И тут дверь распахнулась. На пороге стоял мрачный полковник Калинин.

– А это кто?

Кхм… Суров чего-то наш полкан.

– Лейтенант Филимонов. Военный корреспондент. Прикомандирован к вашему батальону, – вскочил Фил, гулко ударившись башкой о верхнюю полку. Надо отдать должное – не поморщился.

– У меня уже есть один. Пшел вон! – я такого Калинина не видел ни разу. От такого взгляда не то что обоссаться, можно все военные тайны рассказать. Даже те, которые не знаешь.

– Товарищ полковник, он коллега мой. Вместе работаем. Вчера на поезд… То есть на эшелон не успел. Сегодня догнал.

– Час от часу не легче. Документы? – мне начало казаться, что на войне чаще документы проверяют, нежели оружие применяют.

– К вевешникам прикомандирован? Вот к ним и пестохай!

– Никак нет! – уперся Фил. – Я, между прочим, боевой офицер, в отличие от некоторых.

И он мотнул головой в мою сторону. Оппаньки! А вот этого я и не знал!

Потом Фил горячо и сумбурно объяснял причину, по которой он прыгнул в эшелон со спецназом ФСБ. В конце его монолога я примирительно добавил:

– Саш, это наш мужик. Я ручаюсь…

Калинин зло хлопнул дверью купе.

– Значит так. Журналюги. Доедем до места назначения – сдаю вас обоих в штаб фронта.

Ага… Значит уже не округа, а фронта? Интересно…

Калинин шагнул, сел на койку. Плеснул себе водки в кружку и тремя глотками выпил ее, не поморщившись.

Мы тоже осторожно сели.

– А куда едем-то? Товарищ полковник?

Тот подумал.

– Аааа… Все равно узнаете рано или поздно. Прибалты нам войну объявили.

– Очумели, что ли совсем? – удивился я. – У них на три страны один танк!

– Не перебивай, – рявкнул Калинин. И начал рассказывать.

Что именно и как именно случилось – толком никто и ничего еще не знал. Наши буржуи в правительстве так обосрались, что тут же обрубили всевозможнейшие каналы информации – интернет, мобилы – это все их рук дело. Тоже самое и с телевидением. И, козлы, нормальной инфы так и не дают толком. Известно точно только одно. На северных границах Украины, в Белоруссии и в Калининградской области идут бои. Через сутки после Катастрофы на стороне Германии выступили Эстония, Латвия и Литва. Мозгов у них чуть больше, чем у черепах, а туда же. Понятно, что при разнице в вооружении мы их уделаем на раз-два. Не только прибалтов. Немцев, естественно, тоже.

– А англы чего? – поинтересовался я.

– Англы? Англы в состоянии войны с фрицами. У Штатов – нейтралитет пока. Даже удивительно. Обычно они каждой дырке затычка. Японы с их матерями – пока не знаю. Так вот, ребятки, мы сейчас отправляемся в Питер. Там я вас сдаю в штаб – сидите там и не высовывайтесь.

– А вы?

– А мы под Нарву. Эстонцев там сейчас ополченцы со стройбатом держат.

– Мля… – выругался Фил. – А хохлы с бульбашами?

– Не знаю я конкретики, – честно ответил Калинин. – Не моя компетенция. Кого-то отправят из наших и туда. Мы же военный союз, внезапно заключили. Видели, какое столпотворение на площади? И это только начало.

И только в этот момент я вдруг понял, что поезд уже давно тронулся. За окном проплывала Останкинская башня. Точно. На Питер едем. Вот так вот. Я там косточки дедов недавно поднимал. Сейчас и сам повоюю. Буду я еще при штабе отсиживаться, как же.

– Подождите, товарищ полковник, – потер лоб Фил. – А войска ЛВО? А Балтфлот, что?

– А мы не на фронт, – ухмыльнулся Калинин. Все же хорошая штука – русский мат. Помогает напряжение сбросить. Все, что он нам рассказывал – процентов на девяносто было сказано на «великом и могучем». Только немцы могут с нами посоревноваться в изысканности ругательств. Немцы, да… – Мы в тылу будем воевать.

– Заградотрядом, что ли? – не понял я.

– В эстонском тылу. Ну что, по кружечке?

На старые дрожжи упало быстро и убойно. Карабкаясь на полку, я внезапно понял – почему так много военные пьют. Пытаются успеть пожить. Где-то я читал, что жизнь экипажа танка в современном бою – восемь минут. И ради этих восьми минут солдат живет всю жизнь. Солдат. Да. Именно солдат. Рядовой, сержант, лейтенант, полковник – все они солдаты. А сколько живут спецназовцы в бою? Надо будет спросить…

Так я подумал и уснул. Поезд же мчался в Питер…

Где-то на Украине. Алексей Шкодин. Финансист.

– Ты что, братан, совсем о…ел в своей Пиндосии? Это же – Родина!

До родичей мы добрались поздно вечером. Слава Богу после инцидента с ГАИ-шниками приключений не было. Остановились мы в частном доме, у кузины. Жена и дочь, умаявшись с дороги, почти сразу легли спать, а я, не теряя времени, «взял в оборот» двоюродного брата, что пришел на «экстренное семейное собрание». Из всего семейства он был идеальным кандидатом в попутчики. Он служил, не был обременен семьёй, а фирма, где он работал, канула в лету вместе с Финляндией и прочим двадцать первым веком (спасибо обрывкам интернета за информацию).

– Макс, какая нах Родина? Много ты её видел, когда после учебки генералам дачи строил? Или потом, после дембеля? Ваши козлы, что в Кремле, что в Раде, про Родину вспоминают, только когда нужно народ в очередной раз раком поставить.