Александр Маркьянов - Период распада часть 4 (СИ)
В углу на нарах отдыхали бойцы — из почти пяти сотен тех, кто начинал эту войну вместе с полковником Басаевым, в живых на сегодняшний день оставалось сто двадцать шесть. Уже было понятно, что Грозный будет взят, русские не отступят — и немногие мобильные группы чеченцев, еще остававшиеся в этом городе, в основном орудовали на коммуникациях и совершали диверсии — особенно в этом преуспели хохлы, которые могли выдавать себя за русских. Генерала Дудаева и всех специалистов его штаба, в частности начальника штаба Аслана Масхадова в городе уже не было — они отступили на Бамут, где были какие-то старые ракетные шахты, где можно было держать оборону. Басаев остался в городе, потому что ему было уже все равно — выживет он или умрет. Его могли убить свои же — за то, что погубил самый боеспособный отряд…
Когда раздался нарастающий вой ракет — Ваха, его соплеменник и телохранитель, сбил его с ног и успел закрыть собой до того, как первые ракеты русского Града перепахали квадрат, в котором держало оборону бандформирование Басаева. Его ватник, изорванный, пропитанный кровью — Шамиль Басаев носил до сих пор.
Чтобы помнить…
Вход в выкопанный русскими рабами схрон находился под гаражом, который сейчас был пуст. Хозяин дважды в день спускал боевикам, отсиживающимся здесь уже третьи сутки, воды и немного поесть. Все это делалось по часам, утром и вечером — и условный стук в крышку, закрывающую вход в схрон сейчас, в час дня — насторожил чеченцев. Все мгновенно насторожились — даже те, кто спал проснулись. Аслан — рябой от того, что нагноились мелкие ранки на лице, которые он получил, когда недалеко рванула граната подствольника — с безумным блеском в глазах достал из гранаты Ф1 чеку, остальные кто доставал пистолет, кто снимал с предохранителя автомат.
Ваха, держа наготове АКС-74У, подошел к люку.
— Хьо ву?[36] — спросил он
— Тахана де дикду[37] — приглушенно донеслось условное слово, обозначающее, что все нормально…
Ваха отодвинул рычаг, открывающий вход в схрон. На него смотрел дед Султан, одинокий старик, который вряд ли заинтересует русских при проверке.
— Зачем ты пришел?
— К Малике заскочили какие-то…
— Русисты?
— Нет… Говорят — спецназ.
— Спецназ?!!!
— Наш спецназ, нохчиллы[38]. У них пленные. А сами они — непонятно кто.
К люку подошел Басаев.
— Что там?
— Амер, в соседний дом заскочили какие-то, с пленными. Говорят, что наша спецгруппа. Может, это шариатский полк?
— Нет, не шариатский полк — сказал дед Султан — они говорят, что наши, но почти не знают языка. Похожи на русистов, но говорят странно, как пьяные.
— Сколько их там?
— Шесть человек. И пленные.
— Надо разобраться — решил Басаев — Ваха — идешь со мной и Адама тоже возьми. Остальным — готовность.
В конце концов — он полковник армии Ичкерии и звание это с него не сняли. Пока.
К Малике прошли через потайной ход в заборе, в частном секторе такие ходы сделали давно, еще до войны, потому что по улицам передвигаться было опасно — убьют русисты. У крыльца — хорошего, кирпичного, у русистов домов таких нет, какое здесь крыльцо у каждого есть — курили двое, увидев Басаева, они вскинули автоматы.
— Стой! Стой…
Басаев увидел, что это кто угодно — только не русисты. Он разбирался в людях и видел, что это не контрактники, форма совсем не та и оружие не такое. И усы у обоих — по армейским уставам военнослужащий должен быть опрятен, то есть чисто выбрит. Есть контрактники, которые носят бороду — но не усы, тем более не такие. И кроссовки на ногах вместо штатной обуви.
— Я полковник армии республики Ичкерия
Ваха тоже целился в неизвестных — готовясь стрелять.
— Кто вы такие?
— Василь. Куринный полка имени Степана Бандеры. А это Олесь — показал он на второго
— Какой полк, у вас на батальон не набралось!?
— У нас полк!
Басаев решил не продолжать — понятно, что это не русисты. Самые настоящие бандеровцы, они приезжали в Ичкерию, чтобы закупить по дешевке оружие и тренироваться, благо тут было можно. С местными были проблемы… хохлы жрали сало и поэтому считались нечистыми, с ними никто не здоровался за руку. Местных они тоже не любили, была даже пара перестрелок. К тому же — они скупали оружие, а то и бесплатно умудрялись получить, а оружие нужно было самим.
— Что вы здесь делаете?
— Мы сделали акцию. Хорошую. За нами — москалики погнались, мы оторвались — и сюда.
— Оторвались?
— Да сто пудов. Москальские собаки тупые…
Басаев бы так не сказал.
— Что за пленные с вами?
— Да так… грохнули тут одних. Кого и к себе взяли.
— Покажи!
Сначала хохол не хотел показывать… понятно, рассчитывает на рынок рабов пригнать и продать. Но тут были чеченцы, а их на этой земле все равно больше, и с этим худым, бородатым, с лихорадочно блестящими (обширялся?) глазами полковником — связывать не хотелось. Тем более что с ним были два телохранителя.
— Пойдем…
В доме было натоплено, душно, на полу — грязь. Еще четверо хохлов, сама Малика — муж ушел с группой Масхадова, бывший капитан Советской армии. Черноглазый чечененок развлекался тем, что пинал связанных пленных, насколько у него хватало сил. Джигит растет, вырастет — тоже автомат в руки возьмет и нож, чтобы русистам головы резать.
— А ну-ка… — Ваха дал чечененку леща и тот отскочил, оскалился…
— Посвети.
Один из телохранителей стал переворачивать пленных на спину, второй — светил им в лицо фонарем. Басаев внимательно смотрел…
— Стой! Вот этот!
Где то он его видел… Где то он его точно видел…
— Посвети!
Серые глаза… Бородка.
Перевал… Пограничная зона. Белая Нива и Дед Мороз в русской военной форме, раздающий подарки — обандероленные пачки долларов из мешка.
ФСБ!
— Как тебя звать русский? — спросил Басаев — ты ведь помнишь меня?! Помнишь перевал?
Ответить русист не успел — в комнату заскочил бачонок
— Бегите! Бэтээр! Русисты идут!
Басаев осмотрелся. Бежать сейчас — глупость, настигнут. Кто бежит — того догонят.
— Быстро. Берите рабов и за мной.
Русисты ушли. Это были солдаты… они просто хотели есть и того, что дала им Малика, было вполне достаточно, чтобы они ничего не обыскивали и ушли. Еще десять лет назад бывшая великой держава теперь не могла даже накормить досыта тех, кто проливал за нее свою кровь, кто шел в ад грозненских улиц и умирал — но не отступал.
Когда русисты ушли — Басаев распорядился принести видеокамеру и фотоаппарат. Выгнал из подвала всех лишних, меньше знаешь — дольше живешь. Сказал несколько слов своим людям. Русисту, которого узнал Басаев, дали ПМ с полным магазином, Адам встал сзади, прицелившись в русиста из Стечкина.
— Хочешь жить, русский? — недобро улыбаясь, спросил Шамиль Басаев — тогда убей. Они все равно — не жильцы. Мы не сможем взять их с собой, да они и не нужны.
— Э! — возмутился хохол — такого базара не было. Мы так не договаривались, это наши пленные. А ну…
Договорить хохол не успел — Ваха скосил его и еще одного хохла, который был в подвале очередью из трофейного Вала.
— Иди, кончи остальных — распорядился Басаев
Хохлы были не нужны — более того, они были опасны. Любой из них может попасть в руки федералов и рассказать по доброй воле или под пытками о том, что произошло здесь, в грозненском подвале. И тогда всплывет вопрос и о нападении на спецмашины, принадлежащие ФСБ, и про русского, которого завербовали чеченцы. А Басаеву он был нужен этот русский, чтобы он был живым и сидел на таком крючке, с которого уже не соскочить. Потому что русский этот — был выходом на самый верх, Басаев это понял еще с Абхазии. Дудаев имел дело с хозяевами этого русского — а он будет иметь дело с ним. Не всегда, чтобы решить какой-то вопрос — нужно говорить с хозяевами, иногда и последний лай[39] бывает полезен.
Ваха полез наверх по ступенькам
— Адам, иди, подстрахуй его — распорядился Басаев
— Но ведь в подвале никого не останется!
— Останусь я!
Адам посмотрел на русиста, на пистолет в его руке. Басаев достал из кобуры Стечкин и Адам пошел наверх — потому что знал: прояви неповиновение — и этот Стечкин выстрелит в него.
— Ну, русист? Видишь, как много я сделал для тебя добра? Отплати мне тем же!
Русист посмотрел на Басаева. Потом на тех, кто был связан и лежал перед ним. Это были водители и еще три опера… просто ФСБшные опера, наспех собранные со всей России и командированные сюда.
И русист начал стрелять…
Дорога на Аргун, блок-пост
День спустя
— Э, гляньте, тащ капитан!
