Герман Романов - Меч без ножен. «Помирать, так с музыкой!»
Девушка открыла было ротик, но Андрей перебил ее:
— Слушай, балахон свой дурацкий сними! А то на него смотреть невозможно, сразу тошнит!
— Совсем снять?
Она лукаво улыбнулась, скрывшись под складками одеяния. Выгнувшись, она с неуклюжей, еще угловатой подростковой грацией попыталась выбраться, но запуталась и так и осталась с поднятыми руками и балахоном, зацепившимся за сползший чепец.
— Ну же! — Она смешно брыкалась, пытаясь выбраться из тряпичного плена. — Ну же, помоги!
Любуясь остренькими грудками, прыгающими в такт ее движениям, Андрей невольно сравнивал ее с роскошным телом Милицы:
«Или станет такой, как моя Анна — обабится, прямо так и вижу эти обрезанные валенки… Или скурвится, как Мила! С такой смазливой мордочкой и фигуркой, как только войдет во вкус и в тело, быстро пойдет по рукам, девочка-то, видно сразу, смышленая…»
Преслава кое-как, но справилась сама, однако дуться не стала, без стеснения нагишом прилегла рядом с ним на кровати, с дурацкой пылкостью, свойственной юному возрасту, вообразив невесть что в своей маленькой головке, и теперь напряженно ожидая это самое, первое в ее жизни.
— Ты тут слюни не распускай! В общем, этим, — он сделал страшные глаза, — заниматься мы с тобою не будем! — Андрей поднял ладонь, останавливая ее возражения. — Закутайся в одеяло и не возражай! Обет такой давным-давно мною дан! Ты лучше про своего Волосатика рассказывай, люблю страшилки послушать!
Андрей просунул свою руку под ее голову, погладил ладонью по пышным волосам, а она перевернулась на спину и защебетала.
Опуская красочные подробности и пересказы пересказанных баек, веселенькая получилась картинка. Только теперь он понял, почему западные земли ордена между гор, наравне с Запретными землями, совершенно пустуют, а смерды там не селятся: очередная нежить, по его персональному дерьмометру, где-то на уровне «Ну скока можно?!», жрала крестьян, предварительно загипнотизировав их.
Пробовали обходить крестным ходом и кропить святой водой поля и все деревенские дома, выставляли стражу, отправляли дозоры в лес — не помогало, периодически находили тела с перегрызенными горлами и донельзя счастливым выражением лица.
— Понимаешь, твоя светлость… Простите, господин! — Андрея умиляло это ее постоянное сбивание на «ты» и то, с каким серьезным видом она потом поправлялась на «господин» или «ваша светлость». — Я с девочками, соседками, собирала на опушке грибы, совсем близко от дома. И у меня резко заболела голова, как сегодня утром. Девчонки побежали, а мне захотелось спать! А проснулась я через три дня у себя дома, девчонки людей привели, слава богу, мы недалеко ушли, и он меня не тронул! Вот!
Андрей поцокал языком:
— Какая ты смелая, Преслава! Вот бы мне таких в отряд набрать…
Она привстала и оттолкнула его руку из-под своей головы:
— У нас хозяйство было большое, семь коров, три лошади, сотня овец. Пашни тятенька с братьями дюжину чатей поднимали, даже пасеку поставили. И все бросили… А вы, ваша светлость, смеетесь! Как не стыдно, вы наш господин и обязаны нас защищать! А вы…
От такой выволочки Андрей готов был провалиться на месте, он сграбастал брыкающуюся Преславу, ласково, почти по-отцовски, нежно и бережно обнял, и после непродолжительных уговоров рассказ продолжился…
В Притуле беженцы прозябают у родичей уже три года. Жизнь тяжкая, земли нет, вся семья девчушки батрачит от рассвета до заката, но прибытка как не было, так и не предвидится.
Андрей ее слушал долго и удивлялся. О «снежном человеке» тут знали все, и притуляне, и белогорцы. Все — кроме, как обычно, его самого…
— Убей ты эту тварь, ваша светлость! Ведь только ты один сможешь это сделать! Сам посуди — ты волкодлака убил, лорийской нежити голову одним ударом отсек, проклятых волков изрубил чуть ли не полсотни. Кто ж, кроме тебя, одолеть его сможет?! А мы тебе всем родом вовек благодарны станем, служить верно будем, ни в чем не откажем!
Андрей сглотнул: почти политический наказ от избирателя к народному депутату!
Однако сейчас, глядя на обнаженную Преславу, он понял, что мерил ее по рамкам своего времени, где великовозрастные дитяти сидят на шеях престарелых родителей.
А здесь девчонки в пятнадцать лет уже замуж выходят и детей рожают. Преслава выросла и давно не девчонка, а красивая и привлекательная молодая женщина, знающая себе цену.
«Так, намек понятен! Избирательный наказ отменяется! Вот оно что — девица хочет родичам прежнее богатство вернуть, да и те готовы что угодно сделать, чтобы от нищеты избавиться. И как ей объяснить — война же в дверь стучится, со дня на день начаться может. И не до разборок сейчас с этой тварью, которая, судя по всему, намного опасней лорийской бабищи с ее оголодавшими волками!»
Мысли текли в одном русле, но недаром говорят, что язык мой — враг мой. И не только — свою роль сыграли и его глаза, и его собственные руки, обнимающие юное, горячее и желанное тело, что воля размякла подобно воску, сунутому в пламя свечи.
— Я поеду туда, Преслава, как только появится время! Обещаю! И убью эту тварь, не будет больше он шастать по нашим лугам и полям, что не может враг топтать. Сволота тамбовская! Со змеюги я шкуру поимел, а этого Волосатика обрею, но вначале поимею, и ты мне носков из его шерсти навяжешь, обещаешь?
— Обещаю! — Преслава вскочила на кровать и с визгом запрыгала по подушкам. — Обещаю! Обещаю!
«Твою мать, ну угораздило меня в очередной раз вляпаться: детский сад, горшечная группа!»
ГЛАВА 9
— Ваша милость, купцы к вам пожаловали!
Арни вырос на пороге, положив ладонь на рукоять меча. Андрей оживился, и неспроста: торговцы ушлый народец, везде бывают, о многом знают, а информация о странно притихшем Сартском требовалась позарез, потому он живо поднялся с лавки и вышел на крыльцо.
В просторный двор усадьбы, отведенной селянами для ордена, въехала повозка, за ней еще одна и еще, сопровождаемые полудюжиной хорошо вооруженных верховых.
Они живо спешились, поклонились чуть ли не до земли, с подчеркнутой почтительностью, и дородный человек в зеленом кафтане быстро направился к командору.
Оруженосец сразу выдвинулся вперед и стал левее Андрея, готовый в любую секунду заслонить его грудью. Арни рассудил здраво — на командоре не надеты доспехи, а купец очень может быть наемным убийцей, и предосторожности здесь не лишнее занятие. И такая предупредительность была продемонстрирована не только им одним.
Справа от Андрея зашел однорукий управляющий Липко — старый крестоносец, прибывший из Замостья, цепко скрепил пальцы единственной руки на рукояти меча.
Но это было излишне, потому что во дворе сразу появились мечники из «копья» Зарембы и взяли всех прибывших торговцев под ненавязчивое наблюдение.
Да и «серые», продолжая заниматься во дворе отработкой фехтовальных приемов, навязчиво косились в сторону возниц, готовые в любое мгновение пустить в ход луки или мечи.
Купец и глазом не моргнул, прекрасно видя эти меры предосторожности. Он очень низко поклонился и протянул Андрею большой сверток красной материи, расшитой желтой нитью:
— Примите сей дар от бедного купца, ваша светлость! Весть о том, что орден как феникс воскрес из пепла, уже облетела все земли и наполнила многие сердца великой радостью!
У купца был мягкий бархатистый голос, немного обволакивающий собеседника. Такому торговцу не составит больших трудностей убедить любого скупого покупателя в крайней необходимости сделать покупку, пусть даже совершенно ему ненужную, как нагреватель воздуха для бедуина из Сахары или холодильник с пломбиром для эскимоса.
Нарочитое миролюбие демонстрировали и его приказчики с охранниками, светясь улыбками и держа руки подальше от носимого на поясах оружия. Многие даже распахнули плащи, показывая, что под ними не надето доспехов или кольчуг.
— В Белогорье обозом шли, но как вчера узнали мы, что тракт Лорийский вы от волков с Проклятых гор освободили, всю тамошнюю нежить изведя, то преисполнились сердца радостью и преклонились перед подвигом великим вашей святости…
— Круто берешь, купец!
Андрей усмехнулся — понятно, почему купчик столь велеречив: тот, кто первым товар словакам за горы отвезет, самые сливки с торгового начинания снимет. Вот и заторопился служитель Меркурия, и сладко стелет, не жалея языка. Да чего его жалеть-то, по большому счету, — чай, без костей!
— Я не святой, ты ошибся, а воин, командор крестоносцев!
— И единственный Хранитель, — купец, низко кланяясь, продолжил безо всякой иронии, — а значит, и магистр Богом хранимого ордена Святого Креста!
В почтительных словах купца охранники Андрея словно услышали какой-то намек и мгновенно сделали полшажка вперед, но он решительным жестом пресек эту неуместную, на его взгляд, инициативу и совершенно безучастно бросил, сохраняя на лице маску невозмутимого и равнодушного хладнокровия:
