Валерий Большаков - Позывной: «Колорад». Наш человек Василий Сталин
Залезая по тревоге в самолет, Быков мечтал раздеться сперва до исподнего, а потом уже надевать парашют.
Однако Устав и комполка были равно неумолимы.
К 22 июня Григорий совершил более двух сотен боевых вылетов, а число сбитых самолетов перевалило за восемнадцать.
Володька Орехов повозмущался даже: раньше-то Героя Советского Союза летчику-истребителю давали за десять сбитых самолетов, теперь – за пятнадцать.
Ладно, пускай.
А почему тогда у его ведущего на кителе отсутствует Золотая Звезда?!
– Придерживают! – уверял он товарищей. – Из вредности. Командир-то отказался получать ордена ни за что, вот они и встали в позу… в эту… Ну…
– В позу удивленного тушканчика, – подсказал Григорий.
Эскадрилья захохотала.
– Я бы и от этих звездочек отказался, – Быков щелкнул по погону. – Но…
– Пригодятся в хозяйстве!
– Вот именно.
– Уже пригодились!
– Жополизы дали мне, старлею, сразу майора.
– А «полкана»?
– Уговорил отца выделить здание главкому ВВС…
Быков подумал, как же было сложно Василию Сталину просто жить – слишком много вертелось вокруг подлиз и прочего скользкого народу.
Генерал Жигарев нацепил ему полковничьи погоны, комиссар Мехлис устроил начальником инспекции ВВС…
Все спешат воспользоваться его родством.
А вот хрен им…
– Да почти все генералы такие, что с них взять! – рубанул Баклан.
– Командир, так ты скоро и сам в генералы выйдешь!
– Перебьются.
– А чего так?
– Сейчас, вот, до майора дорасту, а потом уже…
– И что потом?
– Заслужу те погоны, которые уже имею.
– Василий, ты за три месяца спустил на землю двадцать с лишком «мессов» и прочих «фоккеров», и люди тебя не за то уважают, что отец у тебя – сам Верховный! Согласись, Миха!
– А что я? Накатай на бумаге, что сказал, и я подпишусь!
– Командир! А что с «По-7»?
– А-а… Забыл вам сказать…
– Что, что?
– Вызывали в штаб – дозвонился Поликарпов…
– И чего там?
– Вернули ему людей.
– В КБ?
– Ну, да. А самолеты запускают в серию.
– Вот это здорово!
– Полетаем!
Летчики расположились на чехлах в тени крыльев своих «лавочек».
Быков устроился под деревом, на деревянной колодке – из тех, что подкладывают под колеса самолетов при запуске.
– Отдыхаем? – послышался начальственный голос.
Это был Бабков, на днях вышедший в подполковники.
– Никак нет! – бойко ответил Котов. – Копим силы!
– Ну, копите, копите… Товарищ полковник, там молодое пополнение прибыло. Троих я определил к вам.
– Дельные ребята?
– Гадкие утята! Но если поднатаскать, как следует, то выйдут если не в лебеди, то в селезни точно.
– Поднатаскаем.
– Только учти, – построжел Бабков, – времени у нас мало.
– Недели две? – прищурился Быков, не помня толком, когда под Прохоровкой сойдутся танковые армии в грандиознейшем сражении.
– Все-то ты знаешь! Недели полторы, от силы.
– Справимся.
Вскоре явились «утята» – младшие лейтенанты в новенькой форме и с фанерными чемоданчиками.
Вперед шагнул белобрысый крепыш и бойко доложил:
– Младший лейтенант Никитин, старшина группы! Готовы к выполнению любых боевых задач!
Лица пилотов эскадрильи расцвели улыбками и ухмылками – они узнавали в новеньких самих себя, таких же пылких балбесов, уверенных, что закончить авиашколу – это равнозначно превращению в аса.
– Не готовы, – спокойно парировал Быков. – Становись.
Трое построились.
– Полковник Сталин, – по-прежнему спокойно отрекомендовался Григорий. – Представьтесь.
Белобрысый вытянулся и отчеканил:
– Марлен Никитин. Сталинградское авиационное училище. Налет – шестьдесят восемь часов.
Следующим в строю был смуглый южанин.
– Ибрагим Мкртумов. Батайское авиационное училище. Налет пятьдесят пять часов.
Плотный, мордатый и щекастый товарищ татарина сказал:
– Петро Яценюк. Батайское авиационное училище. Налет сорок шесть часов.
Быков цепко посмотрел на «хохла».
С виду совсем не похож на будущего украинского премьера, яйцеголового «ботана», развалившего «незалежную».
– Сам откуда?
– С Николаева. А шо?
Григорий улыбнулся, и Петр густо покраснел, подтянулся, словно пародируя старого служаку.
– Вольно.
– Разрешите, товарищ полковник? – подал голос Никитин.
– Говорите.
– Наших уже распределили по эскадрильям, – зачастил младлей, – мы к вам. А когда нас прикрепят к ведущим?
– Через неделю.
Лица у всей тройки вытянулись.
– А на фронт когда? – выразил Ибрагим общую мысль.
– Успеете.
– Доучитесь, – веско добавил Орехов, – тогда и на фронт.
Быков вышел из тени и показал на обвалованную стоянку, не совсем правильно именуемую капониром, где стояли три «Як-1» – битые, чиненные-перечиненные, но все еще способные подняться в воздух.
Это были «учебные парты» полка.
– Нечего вас возить. По очереди сделаете круг над аэродромом.
Это был старый, годами проверенный инструкторский прием – будущий командир доверяет тебе, верит в тебя, в твое мастерство и не вымучивает нескончаемыми тренажами, зачетами, не позволяет терзаться сомнениями и переживать на тему: «А смогу ли я?»
Кто спорит: воздух – не твердь земная, что угодно может произойти.
Возьмет, да и откажет мотор – и ты гробанешься.
Машина и загореться может – и ты взорвешься вместе с нею.
Не выпустится одно колесо шасси – случится «капот», и тебя раздавит, как кильку в банке, подложенную под каток…
Господи, да мало ли что может произойти в полете!
Птицы налетят, молния шваркнет, или сам, по дурости своей, не то нажмешь и не туда повернешь.
Но ты же сам сделал свой выбор, ты стал летчиком – военным летчиком. И это судьба…
– И все? – разочарованно протянул Никитин.
– И все. По самолетам!
Первым взлетел старшина группы.
Набор высоты – до нижней кромки облаков – он выполнил, «как учили», старательно.
Выполнил, как принято, круг – маршрут с четырьмя разворотами над аэродромом – и запросил по радио:
– Я – «Никита». Разрешите посадку?
– Разрешаю.
Похоже было, что на «Яках» Марлен летал недолго, иначе знал бы, что у этих самолетов посадочная скорость куда больше, чем у «ишачков», на которых, скорей всего, младших лейтенантов учили летать в училище.
Надо отдать должное младлею, он и сам сообразил, что может быть перелет, и ушел на второй круг, чтобы не промазать и посадить машину в пределах летного поля.
Сел, хоть и с подскоком.
Ибрагим делал слишком много резких движений, спеша удивить командира своими умениями.
Дескать, я и круг так опишу, что ахнете!
А вот Петро, единственный из тройки, все сделал точно и красиво. Легко у него получились и взлет, и посадка.
– Заметил, командир? – поинтересовался Орехов, кивая на катившийся «Як».
– Заметил.
Поманив к себе Яценюка, Григорий сказал:
– Сейчас летишь в зону.
Словами и руками он объяснил новое задание: четыре глубоких виража, пикирование, горка, спираль – и домой. Скорость на виражах – триста пятьдесят.
– Давай, выруливай!
Пока Ибрагим беспокойно переглядывался с Марленом, Петро снова полез в кабину «Яка».
– Выруливай!
Истребитель покатился, все резвее набирая скорость, и взлетел.
– Недобирает скорости, вроде, – пробормотал Орехов, поглядывая на «инструктора».
– Вижу, – процедил Быков.
Учебно-тренировочный полет проходил у Яценюка легко, пилотировал Петро играючи.
Но, когда он, сияя, вылез из кабины, то дождался от Григория втыка.
– Ты на скольких виражил?
– На двухсот пятидесяти, – пролепетал Яценюк.
Улыбка младлея попригасла.
– А я тебе сколько говорил?
– Я…
– Триста пятьдесят! – радостно подсказал Никитин.
Петр побледнел.
– На сто километров ошибся…
– Марлен, твоя очередь, – спокойно сказал Быков.
– Есть!
– Выруливай…
«Колорад» был единственным, кто знал о том, что грядет. Правда, к стыду своему, не помнил, когда начнется великий бой, названный по-простому: «Курская дуга».
Скоро, очень скоро два миллиона человек, шесть тысяч танков, четыре тысячи самолетов сойдутся, сокрушая друг друга.
Эпос.
Сколько же тут кровушки прольется, твою-то медь…
Первый день июля начался, как обычно, с построения.
Пилоты 4-й эскадрильи и трое новеньких стали по линеечке рядом с самолетами, тщательно укрытыми масксетями, рассчитались на первый-второй и разошлись – была объявлена готовность два.
«Расслабона», правда, не вышло – прибежал офицер с КП и велел срочно вылетать на разведку.
Противник зашевелился, готовит прорыв, но вот куда он направит острие своих ударов?
– Все ясно, – кивнул Быков. – Пойдем шестеркой.
Офицер козырнул и удалился так же, как и явился – бегом.
– Володька!
– Здесь, командир!
– Полетишь парой.
– Парой? – нахмурился Орехов.
