Вадим Денисов - Путь на Кристу. Закрытые воды
-- Или мрут, -- дополнил шкипер.
Арвидсон продолжал. Язык гоблинов, насколько он знает, не понятен совершенно, да никто, похоже, и не пробовал его изучать -- не до того людям, мало у аборигенов праздного любопытства, не развита традиционная наука. Редкие пленённые, кроме бормотания "зорги-зорги", ничего внятного не произносят. Общаться с ними категорически невозможно, очень агрессивны. Можно предположить, что статистически картина по частоте попадания и численности примерно одинакова.
Их чаще воспринимают как досадную помеху, и не более, ареалы разграничены. Надо будет ему стрелу показать, они?
-- Простите, Бу, а других инопланетян тут не имеется? -- осторожно спросил я. -- Тех, что поцивилизованней. С лазерными пушками?
Капитан как бы незаметно пнул меня под столом по ноге.
-- Нет, таких никто не видел, хвала Господу, только гоблины. Правды ради, ходят слухи, что представители других планет могут жить выше по течению Леты... Вот потому-то туда никто и не плавает.
Капитан традиционно выматерился, причём на этот раз даже Нина не поморщилась -- оправдания очевидны. Да и ситуация... Сложная, падла, ситуация.
Внутри меня настырный голос бубнил: есть, есть... А я этому голосу с разворота да по полной: "Брысь! Все мы тут заряжены. Не плоди лишних сущностей, не буди лихо". Странно, но чувство страха пропало: ощущение ответственности за себя и за других людей всегда хорошо отрезвляет, а переизбыток информации гасит эмоции... Держись, давай, не истери в душе! Нас не выбросило из жизни в небытие, нас перебросило вместе с жизнью -- ну так и живи, начинай заново! Какая разница в возможной природе феномена, что ты голову ломаешь? Заметь, мы об этом и между собой не особо говорим. Кому-то просто стало скучно называть белое белым, и он решил поэкспериментировать. В чисто природную сущность отчего-то не верится...
Отвлекись.
Верховья... И туда никто не ходит.
"Значит, там самые жирные ништяки и накопились, -- подумалось неожиданно. -- Раз никто не ездит, значит, никто и не находит. Вот и стоят по притокам баржи с флотским мазутом и прочим бензином... Внизу всё выгребли под ноль, поделили и учли до болтика, это и ежу понятно, разве что по притокам что-то осталось. Наверняка ещё и караулят возле Прорезов. А вот верхнее течение... Интересная перспектива, на этом хороший бизнес можно замутить! С пароходом да таким лихим экипажем... Конечно, нужно бы по оружию пробить тот Манаус, а, может, и в экипаж кого из мужиков добавить, из родных да бодрых. Есть деловая перспектива, есть вектор! Ты же не собрался тут свиные шкурки грызть? Встанем на реке крепко, авторитет поднимем".
Неожиданные перспективы породили в моей душе небывалый азарт, которого я не испытывал лет уже как десять.
Мир с нуля! Да тут горы свернуть можно!
-- Так возьмёте?
-- Я не готов сразу ответить, -- заявил капитан. -- Слишком важная информация, надо всё хорошенько обдумать и обсудить. Сейчас мы уходим на остров, где планируем разбить временную базу, а днём всё решится. На всякий случай, будьте наготове. Платы не потребуется, свозим вас, как хорошие люди хорошего человека... Владимир Константинович, переведите, будьте любезны... Успеем ещё наговориться во время плавания. От же зар-раза, гоблины! Что-то поесть осталось?
Профессор перевёл, староста понятливо кивнул.
Минут через сорок засобирались. Светало.
-- Был такой коммерсант, золотопромышленник Михаил Сидоров... Отец-основатель Северного морского пути. Он первым из русских обратил внимание на благоприятное изменение климатических условий в Арктике и в Карском море, произошедшее в 50-60-е годы девятнадцатого века, и открывающиеся возможности ходить в Енисей Севморпутём. Ну, оценил перспективы и начал разрабатывать нижний Енисей и Таймыр. Бился, как об стенку, даже императору Александру III написал докладную, в которой указал пути промышленного освоения Крайнего Севера. В ответ получил резолюцию генерала Зиновьева: "...такие идеи могут проповедовать только помешанные".
-- Почему-то я не удивляюсь! -- отметил я, глядя в бинокль на приближающийся остров.
До левого берега метров восемьсот. А вот правый километрах в трёх, если не четырёх, учитывая изгиб реки и бухту, в которой стоял посёлок. Левый "рог" бухты короче, правый длинней, порос лесом. Если идти посередине Леты, то судно, стоящее в островной гавани, и не заметишь.
-- Немногое изменилось с тех пор.
-- Во-во. Не получив господдержки, он в 1859 году обратился в Русское географическое общество. Однако, по мнению бывалого полярного мореплавателя академика Бэра выходило, что Карское море -- "ледяной погреб". И даже полярник Фёдор Литке, так и не сумевший сам решить задачу, заявил Сидорову, что морской путь к устьям сибирских рек из-за льдов категорически невозможен. А ведь просьба у купца была более чем скромна: принять от него четырнадцать тысяч рублей для премирования того из русских моряков, кто достигнет морем устья Енисея!
Я опустил бинокль.
-- Знаете, Илья Александрович, вы как по живому. Вспомнил, и опять трясёт. Года два назад я попросил поддержки по перевозке охлажденного мяса северного оленя в столицы...
-- Я понял, -- кивнул шкипер, -- можете не продолжать... Так вот. Значится, возможность таких плаваний отрицалась в правительственных и географических кругах России, как сейчас сказали бы, официальная точка зрения. Литке, уверенный в том, что пройти в Енисей через Карское море и проложить трассу вдоль берегов Сибири невозможно из-за льдов, поставил непробиваемый барьер -- у знаменитого адмирала сложились дружеские отношения с возглавлявшим Географическое общество великим князем Константином. Зарубили всё, а геройский Литке заявил так: "У нас, русских, ещё нет такого моряка, который решился бы плыть морем к устью Енисея". Представляете? Ну, Сидоров решил, что раз такое дело, то открытием торговли с богатейшим краем могут заинтересоваться иностранные капитаны, и учредил в Англии поощрительную премию в две тыщи фунтов стерлингов для первого, открывшего морское сообщение с Сибирью. Тому же, кто обогнёт северную оконечность Новой Земли, был обещан целый пуд золота!
Тут уж я заинтересовался конкретно.
-- Пуд? И что?
-- Призом заинтересовался англичанин Джозеф Виггинс. Мужик он был опытный, и мыслил так же, как и наш золотопромышленник: громадная масса воды, сбрасываемая в Карское море Обью и Енисеем, в совокупности с Гольфстримом способна отжать льды в северную часть Карского моря, делая южную его часть судоходной. Спелись, в общем.
-- И тут "Темза"...
-- Нет. В 1874 году Виггинс на собственном пароходе "Диана" совершил первое плавание в Карском море. Это было первое паровое судно в Карском море! Не наше, английское! Козлы... Потом он одиннадцать раз со всеми рисками повторял рейсы к устьям Оби и Енисея, положив начало регулярному торговому мореплаванию севера Сибири, в 1876-ом его судами впервые из Европы в Енисейскую губернию были доставлены коммерческие грузы. А наши всё спали... Литке не велит! Потом Виггинс провел уже пароход "Темза" с образцами европейских товаров в устье Курейки, считай, с этого момента Енисей был освоен, можно было возить грузы по всему течению! "Темза" плавала не раз, английский мореплаватель даже сделал доклад в Петербургском отделении Общества содействия русскому торговому мореходству -- "О своем плавании на паровой яхте "Темза" по Карскому морю в реку Енисей в 1876 году", и за большой вклад в географическое исследование был принят в Императорское Географическое общество. Так остро нелюбимые многими англичане помогли России откупорить кладовочку.
-- Подождите, но... Это же сколько испытаний! -- засомневался я. -- Неужели "Темза" после всех этих нагрузок настолько сохранилась?!
-- Ну что вы, Герман, конечно же нет! -- откликнулся капитан, переходя на ненавистное мне противно-вежливое "вы". -- Вы невнимательны. Я уже говорил вам, что судно названо "в честь"... Это бывший "Байкал". В годы Советской власти он стал "Красноярским партизаном", а после того, как я выкупил и восстановил корабль, решил назвать его "Темзой". В память о тех, кто не струсил.
Не струсил. Это ключевое.
В гавань нижней части острова "Темза" вплывала уже при полном свете.
Положенные команды прозвучали, палубники отработали штатно, и вскоре усталый пароход замер в стоячей воде бухты, приткнувшись к десятиметровому пляжу соблазнительного жёлтого песка. Упали сходни. Боцман с Сашкой выскочили на берег, пугая деревья и всё спрятавшееся за ними ружьями наперевес. Сразу за песчаной полосой начиналась серпообразная травяная поляна, и почти сразу -- лес. Высокие пинии с причудливо изогнутыми кронами у жёлтого песка более напоминали Испанию, нежели Амазонку. Господи, как же мне хотелось именно этого!
