Александра. Большая игра. - Олег Ростов

А если бы были в Кремле? Где гарантия, что с наследником ничего бы не произошло страшного? А, Владыко? Ибо я смотрю, много кто хочет напялить на себя шапку Мономаха, чтобы, как говорится, всем владети. А для чего всем владети? С какой целью? От пуза жрать, да баб мять сколько хочешь? В этом цель? Многие, кто хочет власти, даже сами не понимают для чего она им. Тяжела шапка Мономаха, да не каждый понимает это. И ведь жрут от пуза, и баб мнут, но всё им мало. Мало и мало. Никак нажраться не могут. Мой супруг, да жесток. Но он державу вояет. Ему иначе нельзя. Собирает земли русские в один мощный кулак. А они что? Для чего жаждут власти? Для того же самого? Тогда чем он лучше Василия? Или думает, что лучше сделать может? Если так думает, то почему к брату своему не придёт? Не поговорит с ним. Не предложет ему лучший вариант? Но нет. Лучше самому на престол Московский взгромоздить свою задницу и на головёнку шапку Мономаха напялить. А там как дело пойдёт, а может и не пойдёт. А если что, то можно на Господа нашего всё свалить, мол всё же происходит по воле его. А раз не получилось, значит Господь так захотел. Именно Господь, а не твои ошибки и просчёты. Вообще на Господа многие привыкли всё сваливать. Самое страшное для державы и народа её, это когда власть достаётся такому вот никчёмному, который чуть чего, сразу о воле Господней верещать начинает, а сам ни украсть, не покараулить. Когда власть достаётся такому, кто не может ей распорядится правильно, а только для утешения собственного самолюбия, тогда и начинается разброд, хаос и замятня. И кровь русская льётся и сёла с городами горят злым пламенем. Вот такие и есть самые главные враги Руси. И таких давить надо, не глядя какого он статуса и какого рода. Даже если и Великокняжеского.

— А для чего тебе власть, Александра? — Задал вдруг вопрос Митрополит.

— Для чего мне власть, Владыко? — Он кивнул. — Ты думаешь, что я жажду её? Нет. Для меня самым лучшим был бы домик где-нибудь, где я могла бы посвящать всё своё время мужу и детям, и ни о чём больше не думать. У меня, Владыко, трое детей. Два сына и дочка. А я их вижу? Ладно, хоть Славушку вскормить своей грудью удалось. И то не до конца. А Костя? Не успела его родить, как пришлось за море плыть. И грудь свою перетягивать. Теперь его моя сестра вскармливает его, вместе с Софьей. А Даша? Она дева, Владыко. Ей мама нужна. Она тянется ко мне. Я её учить должна как женщина, как мать свою дочь, будущую женщину и жену, мать детей своих. А я могу это делать? Нет. Я плохая мать. Я постоянно в разъездах, то в седле, то на палубе корабля. Иногда хочется плюнуть на всё и заняться только своими детьми. Да только понимаю, что не могу этого. Я хочу сыновьям своим оставить сильные державы. Чтобы они были хозяевами на своей земле и не гнули выю свою перед кем-то, как это делали почти триста лет русские князья в Орде. Ползая по вонючей монгольской кошме. Или как сейчас делают православные правители, то перед османами, встают на колени и дочерей своих отдают в их поганые гаремы на потеху султанам и их ближникам. Или гнут шею свою перед Римом. Я этого не хочу. Не хочу, чтобы Даша пошла так же кому-то в утеху. Я хочу воспитать её гордой, Царевной и Великой княжной. И чтобы даже муж её обидеть не смел. Ибо обида ей, это нанесение оскорбление Русской державе и Ливонии. И её муж десять раз подумает, а надо бы унижать супругу свою? А то ведь можно и кровавыми соплями умыться.

— А как же жена, да покорится мужу своему? — Усмехнулся Митрополит, пристально глядя мне в глаза.

— Покорится? Хорошо. Разве я не покоряюсь мужу своему, Великому Государю Московскому? Очень даже покоряюсь и особенно на ложе нашем супружеском. Вот только супруг мой никогда меня не унижает. И того же от своего супруга Дарья Васильевна вправе требовать. Ибо она не безродная какая, а царевна и принцесса Московская и Ливонская. И самое главное, оскорбление ей, это оскорбление и унижение мне, как её матери. А я оскорбления никому не прощаю. Лучше тому, кто это сделал сразу самому повесится или утопиться. Или зарезать самого себя.

— Грех это, Александра. Грех самоубийства.

— А мне всё равно. Главное, что это не мой грех будет.

— Вижу, что власть тебе нужна не для праздности. Да, Александра, власть тяжкое бремя для настоящего правителя. А то, что ты плохая мать, так не наговаривай на себя напраслину. Ибо это тоже грех, Александра. Ты заботишься о детях своих. А Дарью приняла, как дочь родную. Не мачехой ей стала, а матерью настоящей, раз дитё тянется к тебе. Ты не можешь иначе. Ты такая, какая есть. Удивительная. А то, что ты вместе с супругом своим державу вояешь и за то несёшь тягости свои, что детей не видишь, так то крест твой, Саша, Дщерь наша возлюбленная. За то воздастся тебе, по делам твоим. Ты одна делаешь больше, чем с десяток, а то и сотня мужей вместе взятые. Может именно за это люба ты стала Великому Государю, что он ни на что не посмотрел, а взял в жёны вдову с дитём на руках. Нарушив, тем самым, покон пращуров своих. Делай своё дело, Царица, а Церковь Православная всегда поддержит тебя. В этом не сомневайся. А то, что грешишь, так кто без греха? Нет таких. Безгрешны только младенцы, что приходят по воле Господа в мир наш жестокий. Вот они души безгрешные. А грехи, так на то мы есть, Церковь, чтобы молится за вас. Ты давно у меня не была на исповеди, Александра.

— Позже, Владыко. Пожалуйста. Мне о многом подумать надо. Принять решения. И я на исповедь приду, Владыко. Не принуждай меня, прошу тебя.

— Хорошо. Я подожду. Ибо на всё воля Господа. И он поводырь твой, который ведёт тебя.

— Скажи, Владыко, а если я раздобуду письменные подтверждения, что Рюриковичи потомки царских скифов, например Родословие недостающее или ещё какой свиток, Церковь не уничтожит его?

— Нет. Это я тебе обещаю. Сейчас я