Николай I Освободитель. Книга 9 - Андрей Николаевич Савинков
В каждом городе иллюзион вызывал настоящий ажиотаж, люди ломились посмотреть на разрекламированную новинку целыми толпами, порой посещая сеансы демонстрации оживших иллюзий по несколько раз подряд. Причем забава в отличии от музыкальных концертов и художественных выставок оставалась популярной и дальше после отбытия фестиваля русской культуры на новое место. В больших городах открывались постоянные иллюзионы, и представления там начинали проходить на регулярной основе. Учитывая стоимость билетов — около пятидесяти копеек в пересчете на российские деньги — затея имела огромный успех не только в культурном но и в финансовом плане, что естественным образом стимулировало ее развитие.
Если к началу «русских сезонов» в Берлине было подготовлено всего восемь коротких рисованных сценок, то столкнувшись с огромным спросом за полгода было в авральном темпе изготовлено еще шесть штук, а в дальнейшем изготовление «иллюзий» и вовсе было поставлено на поток. Новые «кинематические картины» — или как их потом сократили «кинематины» — стали появляться чуть ли не каждые пару недель, ателье по их производству стали открываться тут и там, очень быстро образовалась целая индустрия. Поскольку производились ленты с кинематинами буквально вручную, пластины раскрашивались каждая по отдельности и растиражировать их при такой технологии не имелось никакой возможности, очень быстро появились дельцы специализирующиеся на развозке кинематин по разным городам. Сегодня показали определенный набор в этом городе, собрались переехали в следующий, потом еще и еще, и еще. Забава оставалась популярной почти два десятилетия пока ей не пришло на смену уже полноценное кино, снятое на гибкую киноленту.
Что же касается русских сезонов, то выходило, что на целый месяц в каждом из городов высаживался настоящий десант представителей русской культуры. Учитывая широкую рекламную кампанию — статьи о данном фестивале неизменно занимали первые полосы газет, а различные плакаты с приглашением на те или иные мероприятия в рамках «русских сезонов», казалось, покрывали все доступные ровные поверхности — ажиотаж среди местных каждый раз оказывался просто сумасшедшим. Во всех принявших участие в фестивале городах организаторов просили продлить выступления на больший, чем изначально предполагалось срок, однако те были непреклонны — в ближайшее время им предстояло обработать еще не одну европейскую столицу, и нарушать утвержденный график никто не собирался.
— Скажите, господин Глинка, — за одним столом в ресторане сидели сразу три великих композитора, чьи имена в будущем войдут в учебники. Впрочем, можно с уверенностью было сказать, что как минимум двое из них уже вполне обеспечили себе место в истории. — Как вы смогли организовать столь впечатляющее действо? И я говорю даже не про саму идею — она великолепна, я про организацию стольких не связанных между собой творческих людей? Я пытался прикинуть, чисто теоретически, сколько сил и финансов нужно для того, чтобы создать нечто подобное и, признаюсь, мое воображение спасовало перед предполагаемыми трудностями.
Иоганн Штраус после развала Австрийской империи и отречения старого короля, при котором он считался придворным композитором, остался фактически не у дел. Помыкавшись несколько лет по потерявшему былой лоск городу, он был вынужден эмигрировать в более благополучный Мюнхен, при этом его сыновья, среди которых был уже практически сравнявшийся славой с отцом Иоганн Штраус младший, вместе с матерью переехали в Берлин. Ходили слухи — при всей своей разношерстности творческий мир Европы был достаточно узок, и все хоть сколько-нибудь значимые персоны в нем были на виду — что младшего Штрауса приглашали переехать для жизни и работы в Россию, однако подающий большие надежды композитор ехать в страну, которая уничтожила его родину, наотрез отказался. А может и врут, в конце концов пруссаки к крушению австрийской империи тоже руку приложили, но в Берлин композитор ехать совсем не постеснялся.
— По правде говоря, — отпив глоток местного легкого пива, к которому полагались неизменные в этом городе жаренные колбаски, ответил Глинка, — мое участие в организации всего процесса чисто номинальное. Да и идея, если уж откровенничать до конца, принадлежит совсем не мне. Я тут лишь помог претворить в жизни задумки других людей.
— Однако все считают, что идея «русских сезонов» принадлежит именно вам. И вообще весь фестиваль начинался именно с ваших музыкальных творений и с желания показать их миру.
— О! Желания показать миру свое творчество у меня всегда было более чем достаточно. Но, наверное, не нужно объяснять, с какими сложностями зачастую сталкиваешься в попытках протолкнуть свою музыку «наверх», — европейские коллеги Глинки понимающе кивнули. И это у Михаила Ивановича еще был в российских верхах непреложный авторитет, автор государственного гимна — не чих собачий, а им чтобы договориться о внедрении своих произведений в репертуар хоть сколько-нибудь значимых театров и оркестров, приходилось активно «активно работать локтями», расталкивая многочисленных конкурентов. Талантливых композиторов в эти времена в Европе было существенно больше нежели площадок, готовых исполнять плоды их творчества. Глинка задумался немного и продолжил мысль, — однажды я поделился своими мыслями с… Ну скажем так, с одним знакомым вельможей, и уже через две недели мне назначили аудиенцию с самим императором.
— С самим императором? — Удивился сидящий за столом третий композитор. Гектор Берлиоз в отличии от двоих своих коллег придворным статусом похвастаться не мог и с высшим дворянством Франции пересекался мало. Наоборот он много путешествовал и не один раз давал концерты в России. В том числе случалось, что на них присутствовал и император Николай, однако дальше короткого приветствия их знакомство не зашло. — На меня русский император произвел впечатление… Он… Большой! Гигант! И очень простой в одежде и общении с окружающими. Про него ходит огромное количество слухов. Вы с ним близко знакомы? Это правда, то что про него говорят?
Было видно, что русский император немало впечатлил француза и вообще его крайне интересует фигура восточного монарха.
— Не очень близко знаком, — покачал головой Михаил Иванович. Движением руки он перехватил пробегающую мимо их столика официантку и заказал еще порцию соленых бретцелей под пиво. Румяная фигуристая девушка, впечатление от которой не портили даже глубокие оспины на лице, приветливо улыбнулась и кивнув
