Рюмка студеного счастья - Александр Вячеславович Башибузук
— Ну, так совпало… — огорчился новый знакомый.
Наступила недолгая тишина, а потом вся кухня грохнула хохотом, кассирша даже прослезилась.
А еще через минуту вынырнул довольный как кот Серега с бутылкой «Пшеничной», стаканами и большой тарелкой, с горой заполненной румяными, еще раскаленными пирожками.
— Эх, Людок, она такая, такая… — мужик мечтательно прищурился и споро разлил водку по стаканам. — Ну, как говоритца, за прекрасный пол!
— А меня, моя… — горестно всхлипнул красным носом Рудольф Валентинович. — Моя Жанночка, меня не понимает! Давеча обещалась изменить с Гаспарянцем…
— С ними надо с обхождением! — принялся объяснять Серега. — Как на войне, в лоб не возьмешь. Маневр, маневр наше все! Я тебе сейчас все объясню. Валентиныч! Ну, за маневр! Людка нам сейчас соляночки сварганит еще…
Тим чокнулся с новыми знакомыми, выпил, цапнул с тарелки пирожок, откусил и задохнулся от наслаждения. Вот такие же пирожки с кислой капустой, тесто на которые замешивали на картофельном отваре и рассоле, готовила его бабушка. Хрустящие, очень пышные и нереально вкусные.
От щемящих воспоминаний даже пропало желание пить, просто не хотелось дурманить голову. Тимофей съел парочку пирожков, аккуратно подсунул под тарелку еще синенькую пятерку в качестве подарка для знакомых.
Мысленно пожелал добра собутыльникам и аккуратно ушел.
На улице глубоко втянул в себя морозный воздух и потопал себе дальше. Прошелся опять по Красной площади и вместе с толпами людей вошел в ГУМ. Он бродил бесцельно, просто наслаждаясь своим присутствием в Москве. Несмотря на огромную разницу во времени, все вокруг казалось знакомым и родным.
«Ну и как помочь этой стране? — грустно думал Тимофей. — Ведь это только может показаться, что просто: шепнул одному, подсказал другому у власти, а дальше все само сделается. Огромные ресурсы есть, мощнейшая экономика, чего не жить хорошо. Вон, у Китая получилось, а у СССР почему нет? А вот хрен… во-первых, из меня экономист примерно как из гусиной жопы валторна. А во-вторых, кому я здесь нужен со своими советами? Вот шпионов сдать, всегда пожалуйста. Жалко… такую страну просрали! А вот сейчас самая пора вмешиваться, ничего еще не запущено, Советский Союз крепко стоит на ногах…»
Неожиданно рядом раздался истошный женский визг:
— Сапоги!!! Финские сапоги выбросили!
Огромные массы народа мгновенно забурлили и пришли в движение, над сводами магазина пронесся мощный ропот:
— Сапоги? Надо Маньке взять! Да что-то стоишь, тяни меня…
— Да нахрен тебе эти сапоги?
— Хочу сапоги!
— Где сапоги, какие сапоги? Куда бежать-то?
— Сапоги!!! Вперрред, за мной!
— Мамочки, ногу отдавили! Дай ему по мордасам!
— Да он меня лапает, сволочь!
— Милицииия, что же это творится?
Тимофей чудом выбрался из толпы, а верней, просто просочился в сторону, где было меньше людей, уже было обрадовался и начал подумывать, как пробраться на выход, как его неожиданно сильно толкнули сзади.
Он машинально отмахнулся локтем и в кого-то попал.
Этот «кто-то» сразу же грозно рявкнул:
— Стоять, мать твою!
Тим обернулся и увидел двух милиционеров: одного, мощного и кривоногого, в расстегнутом полушубке и хромовых сапогах и второго, тощего и сутулого, в серой повседневной форме. Несмотря на то, что первый был крупней, второй смотрелся гораздо опасней, скорее всего, из-за неприятного выражения на лице и бесцветных, холодных глаз.
— Совсем страх потерял? — худой шагнул вперед и несильно ткнул Тима в грудь кулаком. — На представителей власти замахиваешься?.. — он втянул в себя воздух и подмигнул напарнику. — Наш клиент, Пашка. А ты говорил, где бы еще палку для премии срубить. А ну, пройдемте гражданин.
Идти с милицией в отделение Тим не хотелось. Сопротивляться тоже не было смысла, чтобы не дать несколько лишних козырей комитетчикам.
Тимофей беспомощно оглянулся, но так и не рассмотрел в ордах покупателей наружку, которая должна была за ним присматривать.
Ругнулся про себя и через пару минут оказался в небольшой комнатке, видимо отделении милиции в ГУМе.
И сразу же за дверью, получил удар по спине: мощный, подлый и профессионально поставленный. Вдобавок, милиционер попал по еще незажившей до конца ране.
В глазах потемнело, пол сам ушел из-под ног.
К тому времени, как Тим пришел в себя, у него уже обшаривали карманы, а рука в наручниках была к чему-то пристегнута.
— Етить… — удивленно ахнул один из милиционеров. — А у дрыща денежки-то водятся. Сколько здесь? Сорок два рубля. А документов нет. И часы! Золотые! Лонжин, что ли? Ух ты, первый раз такие вижу. Что будем делать Пашка?
— Что-то… — простужено засипел его напарник. — Давай его в вытрезвитель к Артемычу, он сделает все как надо. Поделим с ним на троих. Пьяный? Только часы тому усатому гандону не засвети, отнимет. Снимай сейчас. Документов нет? Все в масть, заодно галочку срубим.
— Да вы охренели, шакалы⁈ — взорвался Тим.
И тут же в ответ снова получил и снова по ране, но уже на ноге.
А когда в очередной раз пришел в себя, понял, что трясется в багажнике, какой-то машины. Поездка длилась недолго, Тима вытряхнули из машины, наградили еще парой тумаков и как куль куда-то потащили.
— Кого еще притащили? — раздался грубый, хриплый голос. — У меня битком забито! Вот вы ухари, на носу праздник, а вы работаете. Жадные, етить, все никак не наедитесь.
Тим от дикой боли ничего не видел, в глазах все плыло. Да и голоса прорывались как через вату.
— Тут такое дело, Артемыч… — громко зашептал милиционер. — Состоятельный клиент. Смотри, деньжата, пальтишко, опять же.
— Сколько там? — снисходительно поинтересовались у него.
Дальше они начали спорить, делить деньги, а Тим слегка пришел в себя и на голос двинул ногой.
— Шакалы, мать вашу. Песец вам…
И почти сразу же потерял сознание. В этот раз его били табуреткой или еще чем-то твердым.
Сова привел его в себя громкий разговор.
— Да вы охренели, идиоты!!! — орал начальник вытрезвителя. — Да вы хоть знаете, кто это? На него ориентировка из КГБ пришла. Слышали, что эти… как их там… из Африки к нам приехали. Вот этот из них! Что? Так русский он, просто из Африки. Это же надо было так подставить…
— Да откуда мы знали, Артемыч… — оправдывался милиционер. — Это все Пашка. Я прямо чувствовал, что с этим делом все
