Все против всех - Герман Иванович Романов
Иван посмотрел на новенькую часовенку, сложенную из ошкуренных бревнышек — блестящая желтизна сразу бросалась в глаза. Как-то все просто получилось — на третий день после посещения им обители, явился келарь в сопровождении десятка стрельцов, приехал в закрытом возке, где был еще монах Никодим. Называли его при людях иноки исключительно боярином, а наедине князем — впрочем, так же и все семейство Семеново его именовало. Вывод напрашивался один — церковники старались сберечь инкогнито. Ведь даже один выигранный день мог решить многое, стоит только дождаться отряда князей Одоевских. Те ему по матери двоюродные братья, а по местным раскладам это многое значило. С такой поддержкой можно решиться на многие дела, а пока цель одна — выжить.
С монахами прибыли на телегах мужики из села, привезли бревнышки. И за один день срубили небольшую часовню, украсив ее маковкой с крестом. И тут же ушли в лес заготавливать бревна — келарь распорядился усадьбу «боярину» поставить — «негоже жить в избе у смердов». Вот и ставили мужики домину стахановскими темпами, трудились от зари до зари. А вчера возы с кирпичами пришли из самой Лавры, с ними каменщики — две печи большие класть. Причем, ему это не стоило ни копейки, даже на кормежку не пришлось тратиться — монахи снедь разную доставили и много, а из села бабы-поварихи пришли, под телегами спали, с мужьями в обнимку — середина лета, тепло по ночам, благодать, только успевай работать, пока дождей нет. А все торопились «урок» сделать — Никодим приглядывал строго, характера строгого, его боялись все, даже стрельцы.
Их осталось на охране пятеро, с пищалями и бердышами. Молчаливые и суровые мужики зрелых лет с бородами — не юноши, мужи, улыбок на лицах не видел. Дорогу перегородили сдвижными жердями, за которыми установили легкие бревенчатые стенки с бойницами — «гуляй-город», и поставили телеги, в которых спали. Там их и кормили, с мужиками стрельцы не общались совсем — но ему подчинялись беспрекословно, знали, кто в одиночку «гулящих людей» у обители побил…
В избе келарь ему грамотку передал от архимандрита Дионисия, настоятеля Лавры — а там весьма интересные вещи были изложены. За полторы сотни рублей выкупил он, поименованный удельным Князем Старицким, Алексинским и Верейским, у Троице-Сергиевской Лавры эту заложенную по грамоте боярина Андрея Телятьевского вотчину, которой теперь безраздельно распоряжаться может, и сам тут хозяин полновластный.
— Они меня признали наследником удела Старицких, а это много стоит. Пусть пока в тайне, но грамотка то вот она, — Иван посмотрел на ларец, до сих пор не веря, что такое возможно. Мысль пока была одна — церковь решила не выдавать его «царям», а сама «замутила» какую-то игру. Весь вопрос в том, знает ли о действиях архимандрита Лавры патриарх Гермоген, который поддерживает Василия Шуйского. Если нет, то возможны и другие варианты — ведь станет в Тушино еще одним «патриархом» Филарет, тот самый, отец будущего царя Михаила Романова.
— Боярин, Лукьян с Кузьмой возвернулись, — Малой оторвал его от размышлений, и Князев посмотрел на парня. Ночное столкновение сильно изменило парня, тот в одночасье повзрослел. Да и не шутка в его возрасте человека жизни лишить, да еще видеть, как тот умирает от заряда картечи в живот. Но теперь на Митяя можно полностью положится, не струсит, не убежит. Тем паче теперь его слуга — холопить парня кабальной грамотой Иван не стал, заключил «ряд» на десять лет службы. Хитрый дедок этому был только рад — подати с его семейства взыскивать за все это время не будут, разбогатеют быстро, как рассчитывали. Вот только зря — тут ошибочка вышла — через несколько месяцев «заварушка» сюда докатится.
— Коней привели, и повозку с оружием, что ты отобрал, и рухлядью, — Малой тут же перехватил у него инструмент и подал тряпку, вытереть руки. Иван занимался важным делом — разбирал коляску, отсоединив ее от мотоцикла. Везти до Старицы придется на повозках, бензина мало, да и людей перепугаешь рокотом и выхлопными газами.
А оно ему надо раньше срока такое показывать?!
— Пусть все разгружают в сарай, и чтобы люди не видели, что привезли. Нам это оружие пригодится — нужно его только модернизировать, тюнинг устроить. Знаешь что это такое? Нет, да и ладно — сам все увидишь, помогать мне будешь в работе. Иди, дел много.
Отпустив Малого, Иван бросил взгляд на двух воинов — его собственных служивых людей. Лукьян «сестрицей» отдан, верен ей как пес, а Кузьма обоз купеческий охранял, да тяжело ранен грабителями, монахи выходили. Раньше боевым холопом был, да в голод бояре его из усадьбы и вытурили. Но на «большую дорогу» с кистенем не подался, у купцов службу нашел. И хорошо, что женился — супруга и двое деток малых хороший залог верности, тем паче никуда они не денутся, здесь будут пока жить…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«ПОЛУДЕРЖАВНЫЙ ВЛАСТЕЛИН»
Глава 25
— Это механика, созданная руками человека. А не бес, с двумя колесами, глазом и рогами, — Иван старался говорить спокойно, хотя в другой бы раз расхохотался. Но тут было не до смеха — лица трех монахов были бледны, они беспрерывно крестились, а их взгляды не сулили ничего доброго. Костер в них пылал, который ему самому и «Уралу» уготован в самом скором времени. Нужно было кардинально изменить ситуацию в свою пользу, и он решился на отчаянный шаг.
— Видите, сидение сзади меня, вот ручка, за нее можно уцепиться ладонями, чтобы не упасть. Это как конь, только железный. Да, выхлопные газы и грохот это не происки беса, а результат работы механики. Но пусть так — если вы в вере православной уверены, и богу преданы, то тогда садитесь в седло, не колеблясь. Если не свалитесь — то вера ваша крепка, и сия колесница для православного не опасна. А если считаете ее бесом — то победите лукавого, проехавшись на нем сверху, оседлав!
Он прибегнул к самому сильному доводу, и если бы церковники остались стоять на месте, то его жизнь не стала бы стоить и полушки — медной монеты, которой тут расплачивались за мелкие покупки. И ее отнюдь не любили, старались всегда требовать серебро. Но произошло то, чего он ожидал — келарь решительно выступил вперед, и подобрав рясу, уселся на заднее сидение, пусть и порядком побледневший, но прямой, будто жердь проглотил. В глазах застыла отвага, перемешанная со страхом.
— Круг сделаем, сам увидишь, что ничего
