Свет в окошке. Земные пути. Колодезь - Святослав Владимирович Логинов
— Значит, это правда! — возбуждённо повторял Илюшка. — Мне рассказывали, будто бы лет триста назад Цитадель была взята, а я не верил. Там на стенах всё больше ассирийцы, несколько римлян, да ещё китайцев порядочно, говорят, тоже из тех времён. А этот совсем свежий… Значит, брали Цитадель и в Новое время, просто большая группа прорваться не сумела, быть может, вот этот стрелок один всего и прорвался. Но ведь прорвался же! Значит, и мы можем.
— Ничего не понял, — перебил Илья Ильич. — Что значит «взять Цитадель», если стоит она цела и невредима, и зачем это нужно? Вообще, смешно, пока я в гостинице у вольных охотников проживал, так мой друг Афоня о городе говорил сплошными непонятками. А в городе так же точно о Цитадели судачат. Интересно, о чём в Цитадели разговоры идут? Давай-ка, пока мы тут гуляем, расскажи всё по порядку. И прежде всего, зачем вы собираетесь Цитадель разрушать?
— Никто её разрушать не собирается… — проворчал сын. — Просто те, кто на стенах живут, у них работа есть. Не знаю уж, сколько они получают, но когда в город прогуляться выходят, то ни в чём себе не отказывают. Правда, редко такое случается, а вот этого, новенького, и вообще триста лет никто не видал, одни слухи ходили. А взять Цитадель — значит прорваться внутрь и занять место на стене. При этом автоматически становишься её защитником. Только ведь для того, чтобы там встать, надо хотя бы одного вот из этих вниз спихнуть. А мы по сравнению с ними шмакодявки, у них опыт тысячелетний и деньги не чета нашим.
— По-моему, вы от безделья беситесь. — Илья Ильич пристально глянул на сына. — Ничему, кроме войны, не обучились, вот и тут продолжаете воевать. Знаешь, что мне это напоминает? Есть такая игра: «Король на горе»… Вспомнил?
— Я её никогда не забывал. А куда, скажи, мне себя приложить? Ты и сам скоро с этим столкнёшься. Тебе пока всё в новинку, а как побудешь тут лет хотя бы пять, пооботрёшься — и что? Человеку без дела никак нельзя, а какое ты себе применение сыщешь?
Илья Ильич топнул каблуком:
— Ты под ноги-то погляди. Вроде бы это не нихиль. В городе — асфальт, кое-где, я видал, — плитка. Тут, на бульваре, — грунтовка, между прочим, хорошо сделано. Вот и я буду, как встарь, дороги ремонтировать, а понадобится, то и новые строить.
Илюшка усмехнулся:
— Ты знаешь, сколько за последнюю сотню лет дорожных строителей было? Места все заняты давным-давно. Если бы ты крутым изобретателем был, новый тип покрытия придумал, тогда — иное дело. А ведь ты просто строил, добросовестно, не спорю, но обычных строителей тут в десять раз больше, чем дорог. И какого-нибудь заслуженного старика ты с занятого места не сгонишь, такое можно сотворить только с охранником Цитадели.
Илья Ильич критически оглядел редкую цепочку стражников. Молчаливые фигуры придавали пейзажу нарочитую театральность, но теперь за этими декорациями виделось иное — настоящее и жестокое.
— Вот мы с тобой болтаем, а они слушают. — Последние слова Илья Ильич сказал как бы самому себе. — Наверняка у них все чувства искусственно обострены, так что они всякий шепоток слышат и цвет глаз у дальнего прохожего могут рассмотреть. Вот послушают они наши крамольные разговоры, да как шарахнут…
Илюшка ошеломленно уставился на отца, потом медленно произнёс:
— Не шарахнут. У нас свобода слова. Можешь под самой стенкой стать и вопить что заблагорассудится. Только если очень громко или, там, матерно, то оштрафуют. Причём чем больше постороннего народу рядом случится, тем значительней штраф. Деньги эти идут на то, чтобы люди, которым ты можешь помешать, не слыхали орежа, мата и не видели непотребств. Я однажды свидетелем был: стоит мужик перед воротами Цитадели, орёт, надрывается, а я не слышу ни словечка. А если бы он штаны спустил и начал стражникам задницу демонстрировать, то я бы и не увидал этого. Вот как я с этим мужичком заговорил, то враз разобрал, какими словами он цитадельников величает. Это тоже верно; раз я к нему обратился, значит сам хочу знать, что он кричит.
— И что же он кричал?
— Да просто матерился на знаменитостей. Вы, мол, при жизни на моей шее сидели, и после смерти слезать не хотите. Дурак, короче. Так что тут у нас не только бандитизма нет, но и хулиганство редко встретишь. Ущучивает народ друг друга с помощью подколов и тонких интриг, иногда так больно ущучивает, что лучше бы уж по морде дали… — продолжая говорить, Илюшка взял отца под руку и повёл прочь от крепостной стены.
— Погоди, — воспротивился отец. — Мы же ещё ничего толком не осмотрели. Ворота тут какие-нибудь есть или всюду так и будет сплошная стена?
— Есть ворота, куда они денутся. — Илюшка был недоволен, но послушно повернул обратно. Видно было, что какая-то мысль не даёт ему покоя.
— Хотя если ты занят, то пошли отсюда, — предложил Илья Ильич, только теперь заметивший неожиданную нервозность сына.
— Да нет, мне не к спеху. — Илюшка уже успокоился и глядел, как прежде, весело. — Просто мысль одна в голову пришла, вот я и забегал, чтобы её обдумать. Не умею я думать неторопливо, обязательно надо бежать, словно опоздаешь принять решение.
— У меня — то же самое, — согласился Илья Ильич. — На объекте, бывает, пока план работ составишь — раза три весь выстроенный участок обежишь. При этом ещё и все недоделки заметишь… прорабы боялись меня — жуть! Думали, я специально бегаю, проверять.
Они дошли до приземистых воротных башен. На башнях с каждой стороны стояло по два часовых, а сами ворота были гостеприимно распахнуты.
— Входить, конечно, остро не рекомендуется, — высказал догадку старший экскурсант.
— Можно… — Илюха пожал плечами. — Даже не очень дорого. Там тебя встретит специальный человек, спросит, что ты хочешь им предложить, а затем объявит, что в твоих услугах они не нуждаются. Есть и экскурсии, но это чудовищно дорого стоит, по карману только богатым новичкам, к тому же большинство обитателей Цитадели в этот день из дому носа не кажут. Кому приятно чувствовать себя экспонатом?
— Уговорил, — засмеялся Илья Ильич, — на экскурсию не пойдём.
Подойдя поближе, гуляющие заглянули в проём. Там густо зеленел ухоженный парк, аллея,
