ЭТНОС. Часть вторая — ’Догма’ - Павел Сергеевич Иевлев
— Значит, вы меня узнали, — принц Джерис снял маску и положил её на стол. — Это уже не важно. Завтра я передам вас людям из Багратии, они вывезут вас из страны.
— Вы предали страну и брата? — удивляюсь я. — Но ради чего?
— Я спасаю страну, — резко ответил он. — Меровия давно должна была войти в число развитых культурных стран, приняв руку дружбы от Багратии и Киндура. Мой брат всегда был против, из нелепого упрямства оттягивая неизбежное, но я всегда знал, что исход неизбежен. Пока не появились вы, граф, ваша дочь и ваши жуткие друзья. Десять лет назад Перидор уже почти признал безнадёжную обречённость нашей дикой патриархальной автономии, осознал невозможность, а главное — ненужность противостояния культурным веяниям морских держав. Но вы подали ему ложную надежду, и он укрепился в своих заблуждениях.
Похоже, даже принц уверен, что я во всей этой истории главный. Мой медийный образ, созданный Джулианой, настолько удачно лёг на аборигенный менталитет, что никому и в голову не приходит, что я как какой-нибудь президент демократической страны — публичное лицо без реальной ценности. Но к дочери-то он чего прицепился?
— Это же ваши люди его карету взорвали? — спросил я резко.
— Не вам говорить о покушениях! — завопил в ответ Джерис. — Вы подло убили высочайших людей нашего мира! Вы запятнали нашу страну несмываемым позором!
— А вы убили невестку и племянника, — сказал я, совершенно уверившись в своей правоте.
Он не признался. Но и не сказал «нет».
Вместо этого принц обрушил на меня вал обвинений. Меровия, мол, безнадёжно провинциальна, вторична, лишена культуры и тонкости, а также широкого кругозора, свойственного морским державам. Тупые, замшелые, необразованные варвары, которыми правит такая же косная, нелепая, убогая и выродившаяся династия, и лишь небольшая часть просвещённой аристократии достаточно разумна, чтобы это понимать.
— Когда-то я думал, что мой августейший брат с нами, — вещал Джерис, — мы вместе ездили учиться в Багратию и Киндур, своими глазами видели, как богаты и культурны морские державы, как разумно их устройство, как ухожены и красивы их города, как развиты там искусства, науки и ремёсла! Это воистину великие страны! Меровия на их фоне — безнадёжно отсталое сухопутное болото!
«А то, что у них мягкий морской климат, а ещё они ограбили полмира, вывезя себе всё богатство колоний, тут вовсе ни при чём», — подумал я, но ничего не сказал. Если он родного брата чуть не прикончил, то что ему мои слова?
— Взойдя на престол, Перидор изменился, — вздохнул Джерис. — Как будто забыл всё, чему нас учили заграницей. Стал как наш отец — упёртым, зашоренным консерватором, не видящим ничего, кроме дутого «величия Меровии». Не знаю, из каких глубин ада он призвал вас, граф Михаил Док, с вашей кошмарной дочерью, но, клянусь, я разрушу ваш бесчестный план!
В общем, просвещённые и культурные Багратия с Киндуром уже почти было принудили к счастью убогую косную Меровию, до победы оставался буквально шаг, но тут Перидор сказал: «Трах-тибидох», — и в облаке серного дыма из глубин преисподней к нему явился я. С Нагмой — почему-то принц поминал её через слово. И всё сразу трахнулось и тибидохнулось. Потому что страна получила нечестное, несправедливое, незаслуженное преимущество — доступ к южной части континента, которая должна по праву принадлежать лишь морским державам. Они, в отличие от дикой Меровии, заслужили это своим вкладом в мировой прогресс. Разумеется, всунувшись своим жадным сухопутным рылом в богатства Юга, Меровия не обрела культуру и просвещение, как прочие, а лишь укрепилась в своих имперских заблуждениях, чем жестоко разочаровала партию принца, состоящую из передовой и просвещённой (в Багратии и Киндуре) части аристократии. После чего лишь моё диавольское вмешательство спасло жизнь Императору.
Я буквально начал чувствовать, как режется хвост и чешется копыто.
Джерис с удовольствием бы велел меня казнить, но на моё счастье, Багратия требует доставить графа Морикарского живым. Так что у меня есть шанс искупить свои чудовищные поступки, предоставив мою злобную гениальность (и дочь) в распоряжение достойных, то есть морских держав. Без меня Меровия наконец-то обретёт своё счастье, будучи справедливо и гуманно взята под протекторат Багратией и Киндуром, сам же принц Джерис станет её наместником. Куда при этом денется Перидор, я спрашивать не стал.
И так понятно.
* * *
— Нас убьют? — деловито спросила Нагма.
— Нет, вряд ли, — ответил я. — Тебя не обижали?
— Нет, даже накормили и дали во что переодеться. Правда, платье служаночное и на два размера больше, но моё в лесу превратилось в тряпку. А ещё я опять отвыкла от этих чёртовых горшков. Почему они не могут сделать нормальный туалет, как у нас в замке?
— Потому что в просвещённых морских державах так не принято. Они, наверное, за борт гадят.
— И что нам теперь делать, пап?
— Помнишь, что говорит Слон?
— «Ничего не бойся и жди русских»?
— Именно, колбаса.
— А как они нас найдут?
— У тебя рисовальный набор с собой?
— А как же!
— Мне нужна краска. Любая, но поярче. И чтобы на ткань легла.
Нас разместили в мансарде, окошко выходит на скат крыши. В принципе, можно было бы через него бежать, хотя и не без риска переломать ноги, ведь по представлениям местных меня удерживает честное графское слово… А ещё охрана из конных егерей с собаками во дворе и тот факт, что я понятия не имею, в какой стороне замок. Так что окошко меня интересует в другом качестве.
— Папа, ты что, не мог нарисовать что-нибудь приличное? — ржёт Нагма.
— Это вовсе не то, что ты подумала! — отмахиваюсь я. — Это слон. С толстым хоботом.
Изображённый на белой простыне символ действительно несколько смахивает на хм… знак плодородия. Но рисовать смоченным краской носовым платком по простыне не очень удобно. Детали передать сложновато. К углам я привязал два небольших подсвечника, чтобы не сдуло, и раскатал это художественное полотно по черепичной крыше. Эта сторона обращена к лесу, надеюсь, никому не придёт в голову её рассматривать.
— Ну, — сказал я, с удовлетворением оглядев результат, — чем там тебя кормили? Надеюсь, ты сожрала не всё, потому что творчество вызывает во мне зверский аппетит.
* * *
— Слон, говоришь? — скептически
