Мой адрес - Советский Союз! Том третий - Геннадий Борисович Марченко
Пожелания Стругацких насчёт обложки я ещё до этого озвучил Мешавкину, тот согласился, что идея хорошая, сразу привлечём читателя, с ходу, так сказать, только нужно будет дать иллюстратору и членам редколлегии прочитать рукопись, и потом уже на планёрке обсудить вариант обложки. Всё это я доложил Аркадию Натановичу, который выслушал меня с чувством, как говорится, глубокого удовлетворения.
Запись «Голубого Огонька» шла до позднего вечера, так что ночевать пришлось в «России», где я заранее забронировал номер на двоих. Причём на два дня, мало ли. Вдруг Полина одним днём не обошлась бы, потому и билеты купили на послезавтрашний рейс. А то, что дороговато в «России» останавливаться… Не дороже денег, как говорится, один раз живём… Хм, хотя на своём примере я мог бы убедиться и в обратном. Ну, будем полагать, что это исключение.
Решили посвятить второй день прогулке по Москве. Побродили по центру, заглянули в ГУМ и ЦУМ, прикупили кое-что, не жизненно необходимое, но то, чего в Свердловске достать трудно. Потом решили заскочить в «Мелодию», только уже не туда, где я был, а в фирменный магазин на Калининском проспекте о двух этажах, в надежде купить что-нибудь дефицитное. У входа небольшой группкой тёрлись фарцовщики, прикинутые, старшему было лет тридцать, с сумками, в которых, вероятно, хранились стопки пластинок. Но к ним потом, сначала зашли в магазин. Среди всякой хрени типа речи товарища Брежнева попадались пластинки западных исполнителей. «Звёзды эстрады», где на обложке можно было прочитать Адамо, Том Джонс, Хампердинк и Рафаэль. Диск-гигант с песнями Дина Рида, Карел Готт… Хватало джаза. Переводы некоторых песен вызывали истерический смех. Отдельно поржали над болгарской пластинкой под названием «Най-хубавото от забавна и танцова музика». А по-настоящему интересного всё же не нашлось. Были какие-то сборники на миньонах с «битлами» и даже «роллингами», но все эти записи у меня имелись в виде нормальных магнитоальбомов.
Зато у фарцовщиков было что посмотреть. Тут тебе и «Deep Purple», и «Led Zeppelin», и «The Who», и те же «роллинги» с «битлами», и даже «The Doors» с дебютным альбомом, куда вошли «Light My Fire» и «The End»… Диск «Strange Days» тоже имелся. Всё, естественно, выпущено западными компаниями, а в СССР доставлено, можно сказать, контрабандой. Ну и цены, что неудивительно, были в разы выше, чем в той же «Мелодии». Но эти пластинки того стоили. Главное — чтобы тебя не кинули с записью. «Фантик» мог быть фирменным, на диске тоже надписи соответствующие, а вот записан мог быть тот же Кобзон, к примеру. Естественно, прослушать тут же было диски невозможно, поэтому я просто сверил количество песен на каждой стороне с надписью на «фантике». Более продвинутые, я знаю, ещё и смотрели время звучания песни. На западных альбомах после названия песни всегда стояло время ее проигрывания. И понятно, что песня на 15 минут при записи на виниле будет выглядеть больше, чем песня на 5 минут. Но вроде визуально всё совпадало и, ничтоже сумняшеся, я прикупил пяток выбранных дисков.
А ещё нужно в целости и сохранности доставить их до дома. Был бы у меня «дипломат»… Но их в СССР ещё не выпускают. Кто-то скажет, что диск-гигант в дипломат не влезет… Не знаю, я в той жизни умудрился как-то запихнуть, хоть и со скрипом. Так что пока пришлось прятать диски в портфель, по соседству с рукописью повести «Пикник на обочине».
Прошли метров сто до кинотеатра «Октябрь», тут-то Полина и заявляет:
— А помнишь, ты мне давал почитать «Мастера и Маргариту»?
— Ну да, самиздатовскую версию.
— Ага… И там было про Патриаршие пруды. Они ведь где-то здесь?
— Точно, где-то здесь… А что?
— Посмотреть хотелось. Да и пофотографировались бы на память, зря, что ли, фотоаппарат захватило?
— Логично, — согласился я. — Давай вон у того дядьки спросим, как пройти.
Дядька походил на писателя или профессора, в драповом пальто, шляпе, очках, с бородкой… Двигался не спеша нам навстречу с задумчивым видом. Подсказал, что нужно пройти через Трубниковский переулок на улицу Воровского, потом на Садовое кольцо до дома № 32, а там направо.
Поблагодарив «профессора», мы двинулись в указанном направлении, и уже когда миновали Трубниковский переулок, до меня дошло, что это место было указано в качестве адресата, куда мне надлежало отправлять письма с «пророчествами». А вон, кстати, и дом № 24, явно дореволюционной постройки, утюгом выдающийся вперёд. Планировка строения показалась мне ничем не примечательной, но сам фасад, обращенный в Трубниковский переулок, притягивав взгляд своей импозантностью: геометрически исполненное декорирование наличников окон и использование в облицовке типичной для стиля модерн керамоплитки придавало зданию весьма выразительный облик. Интересно, где окна 30-й квартиры? Если я, конечно, не ошибся в своих догадках.
Ого, а вот и ремонт трубопровода. Прямо как в статье и обещал начальник местного ЖЭКа. Остановились, посмотрели, как трудятся мужики в телогрейках, пошли дальше. Вышли на Воровского, следом на Садовое кольцо до дома № 32, повернули направо… А вот и они, Патриаршие пруды. Погода стояла солнечная, фотографировать в такую — самое то.
Вечер я посвятил чтению рукописи Стругацких. В целом, если не считать некоторых мелочей, это было то, что я и ожидал увидеть. Меня даже некоторое благоговение охватило при осознании того, что я читаю легендарную повесть до её публикации. Чуть не прослезился… Даже готовившаяся ко сну Полина обратила внимание на моё состояние, пришлось пообещать ей тоже дать почитать в самолёте.
За два часа полёта она, конечно, не уложилась, дочитывала дома. А потом я чуть не вприпрыжку побежал отдавать рукопись Мешавкину.
— Станислав Фёдорович, держите! Это будет бомба! То, что нужно для первого номера нашего альманаха, который, уверен, тут же станет библиографической редкостью.
Мешавкин прочитал повесть в тот же день, и позвонил мне домой на ночь глядя:
— Ты был прав, Женя, вещь отличная. Но есть несколько моментов, к которым может придраться цензура…
— Станислав Фёдорович, — не очень
