Нерушимый-2 - Денис Ратманов
Неизменный комендант на проходной на меня все еще смотрел косо.
— С наступающим, Василий Ильич! — улыбнулся я и вручил ему бумажный пакет с коньяком и сухофруктами.
Он заглянул туда и едва не расплылся в улыбке, но взял себя в руки, погрозил пальцем.
— Купить менэ вздумал? Так знай: не получится…
— Что вы, просто хочу поделиться радостью.
Это была чистая правда, потому он мне поверил. Еще раз заглянул в пакет и стал сокрушаться, что зря я потратился на такой дорогой напиток.
— Спасибо, товарищ Мищенко, что держите нас, оболдусов, в ежовых рукавицах!
Поднимаясь по лестнице, вспомнил, что не отдал Насте билет на турнир. Не беда, передам через Наташу. И тортиком пусть с подругой поделится.
Телефонный звонок застал меня поднимающимся по лестнице. Ничего хорошего я от него не ждал, и потому не торопился отвечать. Нужно ж еще пакеты поставить, за пазуху руку засунуть, вытащить смарт… тьфу ты. Телефон.
На экране высвечивалось фото Витаутовича, где он был так же загадочно-строг и еще более патлат. Только сейчас до меня дошло, на кого он похож: на Мика Джаггера, фронтмена «Роллинг Стоунз».
И откуда они все узнают мой номер?
Уже чувствуя рев цунами с того конца беспроводной связи, я ответил с замирающим сердцем, но преувеличенно бодро:
— Лев Витаутович, добрый день!
— Я ТЕБЕ, СТЕРВЕЦ, ПОКАЖУ, ДЕНЬ ДОБРЫЙ!!! Я ТЕБЕ…
Только то, что я отодвинул телефон от уха на полметра, сохранило барабанную перепонку в целости…
Дорогой читатель!
Спасибо, что продолжаешь вместе со мной следить за приключениями Сани Нерушимого. Хочу предупредить, что, начиная с этой проды, график выкладки меняется на три раза в неделю: вторник-четверг-суббота в полночь по Москве. Не хочу терять в качестве в угоду темпу, ничего хорошего из этого не получится.
Благодарю Вас за понимание!
Глава 9. А голова — предмет тёмный, и исследованию не подлежит
Лев Витаутович не просто ругался — он извергался вулканом и вворачивал такие обороты, что их убойной силе позавидовал бы боцман, а лингвистической изобретательности — студенты филологического университета.
О, что я о себе только не узнал: и вместо мозга у меня пещеристое тело, и ушиблен я при родах, и тюрьма по мне плачет, и что выпороть бы меня, да толку, если мне в беспредельных боях, скорее всего, уже все конечности переломали…
В общем, я вежливо выслушал все претензии и предположения, не стал оправдываться, врать и юлить — что я, враг себе? Тем более, судя по смыслу жаркой речи тренера, он даже не рассматривал вариант моей победы и просто радовался, что я ушел оттуда не инвалидом. Впрочем, в последнем он не был уверен, его радовало лишь то, что я способен говорить.
— Тебе повезло, что башку твою тупую не свернули! Это ж надо додуматься — перед Новым годом туда соваться! Да ты представляешь, кто там был?
— Я победил, Лев Витаутович, — проговорил я, представляя, как он распахивает глаза и выплевывает беззвучное ругательство…
Впрочем, оно было не беззвучным. А после Витаутович сказал другим голосом:
— Повтори.
— Я победил. Мало того, я абсолютно цел и готов к завтрашнему турниру.
Я замер, ожидая его вердикт. Дисквалифицирует или нет? Будет ли для меня завтра турнир, где мне мало что светит? Почему-то хотелось, чтобы был.
— Повтори.
Вспомнился анекдот про Вовочку, который гуляет по пожарищу и просит директора повторять, что школа сгорела, потому что такой радости просто не может быть.
— Я победил. В финале дрался против…
— Да мне насрать, против кого ты дрался в финале! — снова взъярился Лев Витаутович. — Точно уцелел?
— Ну так, пара ссадин.
— Много выиграл? Впрочем, и знать не желаю. В лигу звали?
— В лигу звали, Лев Витаутович, еще до нашей с вами встречи. Но ночью была разовая акция. Мне с этими людьми не по пути.
Он посопел-посопел и выдал:
— Давай-ка ко мне домой подъезжай, пока еще чего не натворил. Погляжу на тебя. — Он продиктовал адрес и добавил: — Езжай на такси, раз ты теперь богатый. Богатый же?
— Есть немного, выдали призовые. — Я вспомнил, что сегодня совершенно не умею врать, люди чувствуют малейшую фальшь, и попытался найти причину, чтобы не ехать: — Лев Витаутович, мне предстоит еще вещи купить, а то…
— Таксисту скажи, чтобы ехал через Берлин.
— Берлин?
— Да, это бывший немецкий поселок. Так будет короче.
Я немного подумал, поискал правдоподобный предлог и понял, что Витаутович настроен решительно, и соскочить не получится, потому ответил:
— Есть через Берлин, товарищ Тирликас!
— И это, Саня… — Голос тренера не то чтобы подобрел, но стал обычного тона и громкости. — Будешь проезжать, часом Германию не захвати, понял? А то с тебя станется!
Он отключился. Плохо! Будучи худшим лжецом в мире, я поеду к сотруднику спецслужбы! Ляпну что не то — еще в шпионы запишут. Потому нужно быть крайне, предельно осторожным. И вообще, с чего бы я ему понадобился?
Или мои переживания напрасны, и старый тренер просто хочет убедиться, что я цел?
Отнеся пакеты к себе в комнату, я решил сперва отправиться к Витаутовичу и лишь потом — к Наташе. Долго ходил из угла в угол — не хотелось мне ехать к тренеру, я буду там чувствовать себя, как на допросе. А вдруг он уже что-то заподозрил? Он же тоже владеет чем-то, что в моем мире иначе, чем магией, не назовешь. Пусть у него лишь зачатки этой силы, но…
Помаявшись несколько минут, я все-таки вызвал такси.
Судя по сумме, озвученной таксистом — аж пятьдесят рублей — жил Витаутович далеко за городом. Но прежде я заскочил в магазин — не с пустыми же руками ехать! И, пока таксист ждал, шатался по универсаму, ломая голову, что купить.
Ноги сами принесли к алкогольной витрине, где я увидел армянский коньяк в запыленной обтекаемой бутылочке. Под армянскими буквами красовалось знакомое с детства название: «Васпуракан». Помню, к маме на день рождения пришли подруги с мужьями и подарили тот самый «Васпуракан». О, сколько было радости! Как будто ей вручили ключи от машины. Пока не увидел бутылку, я думал, что «Васпуракан» — что-то волшебное. Потом они долго разговаривали про «Васпуракан», хвалили его, говорили, что «мало кто может себе позволить». Я мало что понял, кроме одного: это очень крутой напиток. Сделаешь глоток — и сам крутым станешь.
Потому ночью я залез в бар, вытащил коньяк, плеснул себе в чашку сие волшебное зелье,
