Комсомолец. Часть 1 - Андрей Анатольевич Федин
Мы со старостой переглянулись.
— Эээ… Ольга знает о твоих планах? — спросил Аверин.
Могильный вытер о штаны ладони, пригладил рыжую шевелюру, будто прихорашивался перед встречей с подружкой.
— Нет, а зачем? — сказал он. — В нашей семье всё будет решать мужчина. Мужчина — это я, если вы не догадались. Как решу, так и будет.
Я хмыкнул. Отогнал от лица мошкару. Смотрел на Могильного и вспоминал своего старшего сына. Тот тоже воображал себя главой семьи. Главным добытчиком и опорой. Семейным диктатором. Хотя я невооружённым глазом видел, что его похожая на серую мышку юная подруга вертела им, как хотела. Благо, девица сразу отнесла меня к числу «полезных» (понимала, что лишний источник денег их семье не помешает) — ездила моему старшенькому по ушам в мою пользу.
— Ага, — произнёс Славка. — Хочешь сказать: она и сейчас с тобой во всём соглашается? Да? Разочарую тебя, товарищ сержант: со стороны так не кажется.
Пашка махнул рукой.
— Кажется, не кажется… сами знаете эти женские выдумки.
Он вздохнул.
— Приходится соответствовать. Быть культурным и галантным, как этот их… Ален Делон.
— Эээ… Делон из тебя получается… рыжий, — сказал Славка.
Мы со старостой уже не прятали улыбки.
— Выйдет она за меня замуж, — сказал Могильный. — Никуда не денется. Я же вижу, что ей понравился. И её родителям тоже понравлюсь. Нет, ну чего? Так и будет!
Он стал загибать пальцы.
— Не курю, почти не пью, не урод. Отслужил. Будущий инженер! Для Ольги я просто идеальный жених. Её родители же не глупые… надеюсь — поймут, какого замечательного зятя могут получить.
Он снова погладил себя по волосам.
— Как вернёмся в город, приглашу Ольгу в кино: она говорила, что любит смотреть фильмы. Конфет шоколадных ей куплю — ленинградских: «Белочку». Моя мама сможет их достать. Потом поведу в кафешку на Крупской — напою молочным коктейлем. Ну а там…
Махнул рукой.
— Нет, этот Делон в сравнении со мной покажется ей слабаком и неуклюжим уродцем!
Могильный стукнул себя кулаком по груди.
— Серьёзные у тебя планы, — сказал Аверин.
В словах старосты мне послышалась ирония.
Не только мне — Могильному тоже.
— Нет, вы зря смеётесь, — сказал Пашка. — Мне один умный товарищ объяснил, как именно нужно ухаживать за девушками. Так что я всё сделаю по-умному.
— По-умному — это правильно, — сказал Славка. — По-глупому делать не стоит. Правильно говорю, Сашок?
Я кивнул.
— Эээ… поделишься наукой с неразумными товарищами? — спросил Аверин.
Он метнул в вагон кочан капусты. Могильный не стал ловить снаряд — уклонился, позволил капусте врезаться в кучу за его спиной. Капустные листья разлетелись по сторонам подобно искрам. Опускавшееся к горизонту солнце светило мне в спину — в лицо Могильному. Заставляло Пашку жмурить глаза. Павел опёрся рукой о стену вагона, взглянул на нас с демонстративным превосходством.
— Вся хитрость в том, парни, — сказал Павел, — что женщины не похожи на нас, мужчин.
— Эээ… это мы и без тебя знали.
— Не перебивайте меня, студент Аверин.
Славка поднял руки.
— Простите, профессор, — сказал он. — Продолжайте.
Пашка потёр переносицу — будто поправил оправу очков.
— Нет, они отличаются от нас не только внешне, — сказал он. — Они… с чудинкой. Женщины, как та Фемида у древних греков — всегда носят с собой воображаемые весы.
— Не замечал.
— Аверин!
— Молчу!
— Нет, парни — я правду говорю, — продолжил Пашка. — На тех весах женщины измеряют поступки и достоинства мужчин. Красивый — гирька на правую чашу. Умный — ещё одна туда же. Трусливый — гирька на левую. Какая чаша перевесит — так девчонки и определят, стоит ли парень их внимания.
Могильный ногой подвинул к куче откатившийся в сторону кочан капусты.
— Но знаете, в чём тут весь фокус? — спросил он.
— Эээ… просветите нас, профессор.
— Всё дело в том, что все гирьки у женщин — одинаковые.
Пашка многозначительно замолчал, указал в потолок вагона пальцем.
Я кашлянул (спрятал за кашлем усмешку): вспомнил, как сам впервые услышал похожую теорию — когда учился на третьем курсе института. И ведь тогда поверил в неё, не сделал поправку на то, что в каждой теории бывают и исключения. За что вскоре и поплатился: симпатичную сокурсницу из Тулы увели у меня из-под носа одним лишь благородным жестом, пока я малозначительными поступками терпеливо расставлял на её весах те самые «одинаковые» гирьки.
— Что нам даёт это знание, многоуважаемый академик? — спросил Слава.
— Очень многое, студент, — ответил Могильный. — Оно вам поможет добиться успеха у девчонок и счастья в семейной жизни.
— Эээ… обещаете?
— Обещаю.
Пашка подпёр кулаками бока и провозгласил:
— Просто помните, студенты, что подаренный на рассвете букет ромашек весит столько же в глазах женщин, сколько и убитый в их честь дракон!
Я оторвал от кочана чистый лист, откусил от него кусок — вместо попкорна.
— Не может быть! — притворно ужаснулся Аверин.
Он всплеснул руками.
— Поверьте умному человеку, юноша.
— Эээ… мы требуем объяснений! — сказал Славка. — Как же нам быть?
— Парни, рубите головы дракону одну за одной, — заявил Могильный, — чтобы за каждую получить на чашу весов по гирьке. А лучше… оставьте бедное животное в покое. Используйте для завоевания сердца женщины поход в кино, молочный коктейль и шоколадные конфеты (ни в коем случае не одновременно!). Они добудут для вас столько же гирек, сколько и три срубленные драконьи башки.
— Всё ясно, учитель, — сказал Аверин. — Благодарим за науку.
Он отсалютовал Пашке воображаемым мечом — должно быть, тем самым, которым собирался рубить головы дракону.
— Надеюсь, мои слова помогут вам избежать налога на бездетность, — сказал Могильный. — Нет, я не шучу. Считаю неправильным отдавать ни за что ни про что кровно заработанные. Как, кстати, продвигаются твои дела со Светкой Пимочкиной?
— А то ты не знаешь.
Славка взглянул на меня, нахмурился.
— Ольга
