Экспедиционный корпус - Георгий Лопатин
— Да, все именно так, господин капитан. Командование хочет спровоцировать немцев на атаку, на заранее известные нам позиции к которым мы можем заранее подтянуть свои силы для отражения и сокрушительного разгрома! По данным разведки, немцы накапливают силы и неизвестно, где и когда ударят в следующий момент, вот и было решено спровоцировать их на удар по слабому звену.
— Понятно…
«Не понятно только, что теперь делать, — подумал Михаил. — Скоро тут станет жарко. Но и сорвать операцию согнав этого разведчика скорее всего не получится… вряд ли неудача с разведчиком немцев остановит, тем более что они могут еще на других участках сейчас ползти, ну и придется валить солдата-наблюдателя с лейтенантом».
— В прошлый раз разведчика тогда зачем гоняли? — спросил он.
— Выходил на французские позиции.
— А этот значит ползет прямо к нам?..
— Да.
— Но ведь этот разведчик может быть не единственным. Хватит одного незамеченного, что подгребет к французским позициям, чтобы операция провалилась.
— Риск этого есть, но сейчас стоят самые опытные наблюдатели.
— Могли бы поставить хотя бы меня в известность о готовящейся операции…
— Не я принимал решение, господин капитан…
— Ладно.
Утром притащили ручную помпу и солдаты принялись откачивать из траншеи воду, что не только никуда не делась за это время, но кажется ее только больше стало.
На относительно сухих участках подровняли слегка разрушенный вчерашним обстрелом окоп и стали углублять и формировать в нормальную позицию остальные участки.
Солдаты разговаривали, матерились, где-то даже песенку спели, так что немецкий разведчик, что замаскировавшись, лежал где-то неподалеку в одной из многочисленных воронок все отчетливо слышал. Французы при этом помалкивали.
В районе обеда случился новый беспокоящий обстрел, с помощью которого, надо думать, прикрывали отход разведчиков. Не до следующей же ночи ему тут куковать?
«Скоро будет жара…» — подумал Климов, выходя из убежища, когда обстрел закончился, невольно посмотрев на чистое от облаков небо. — «Причем во всех смыслах».
Глава 8
19
«Вот чего у немцев не наблюдается, так это снарядного голода», — подумал Михаил Климов, слегка вздрогнув при близком взрыве от которого в убежище сквозь потолочные бревна посыпалась очередная порция сухой глины.
Что до еды, то с этим у фрицев в последние месяцы стало не ахти и сильно хуже французской кормежки. Впрочем, французы в этом отношении не показатель, они вообще исключение из правила. Никто так хорошо не питался, как франки. Немцы же, воюя на два фронта уже начали испытывать недостаток продовольствия, что только будет усиливаться. Михаил как-то поинтересовался у лейтенанта тем, как обстоят дела с питанием у противника.
— Если верить пленным, то все плохо, — ответил француз с которым отношения сильно охладели, после того как Климов заставил его рассказать о задумке французского командования. — Вместо картофеля — брюква, вместо масла — маргарин, вместо сахара — сахарин, кофе — ячменный суррогат. Хлеба уже сейчас в два раза меньше, чем у нас и тоже суррогатный, чего там только в муку не добавляют… Мяса в три раза меньше. Правда проблемы с питанием не касаются офицеров. У них хороший хлеб, дорогое вино и с консервами полный порядок…
— Ну, это понятно.
Французские офицеры кстати тоже позволяли себе прикупить что-то в дополнение к общему набору продпайка, но это все же не приветствовалось ибо вызывало у рядовых солдат злобу и в тоге могло привести к самым печальным последствиям, вплоть до пули в спине в момент атаки. Человеческая жизнь на войне быстро теряла свою ценность, так что убить могли и за меньшее. Так что большая часть французских офицеров предпочитала питаться на передовой тем же чем и солдаты, и уже на отдыхе отрывались в ресторанах на полную катушку.
Что до обстрела, то с первыми же упавшими снарядами, сразу стало ясно — оно, то есть началась артподготовка, предшествующая немецкому наступлению. План французов сработал, немцы клюнули на подсунутую им дезу и собирались ударить в районе расположения «русского батальона».
О том что удар готовится именно здесь, и немцы в свою очередь не подготовили свою ловушку с отвлечением внимания с целью переброса французами войск с других участков фронта, а сами решили ударить по иному ослабленному участку, докладывала воздушная разведка, что в какой-то момент стала прорываться на запад целыми эскадрильями. Из-за этого в небе завязались ожесточенные бои.
Но поскольку с авиацией у немцев было похуже, чем у французов, то франкам все же удавалось прорваться в глубину занятой немцами территории и увидеть, что противник подтянули резервы, коих все еще хватало несмотря на вот уже почти как месяц идущую на Восточном фронте русского наступления, ага, того самого — «Брусиловского прорыва», призванного отвлечь немцев от пресловутого Вердена, где франки практически сели в лужу.
Собственно такие залеты, как понял Климов, являлись своеобразной провокацией со стороны франков, заставляя немцев начать атаку как можно быстрее. Дескать сосредоточение войск франками обнаружено, значит позиции где-то ослаблены, чем французы могут воспользоваться и ударить именно по этим ослабленным местам в лини обороны. А значит, чтобы этого не произошло, надо бить первыми и тем самым вынудить французов перебрасывать сои силы к месту удара, а не атаковать в свою очередь ослабленные позиции немцев.
В общем одно цепляло другое и, по сути, пошла цепная реакция, кою уже при всем желании стало не остановить. Потому как если даже вернуть немецкие части назад, то франки все равно ударят, раз уж начался процесс сбора и подтягивания резервом к участку с «русским батальоном».
Обстрел длился уже час и мог продлиться еще столько же, а то и еще больше. Как уже было сказано, проблем с боеприпасами фрицы не испытывали. Как Михаил узнал от все того же лейтенанта, на данном участке фронта концентрация полевых орудий со стороны немцев достигла ста пятидесяти стволов на километр с двумя тысячами выстрелов на каждое орудие, пусть и в среднем.
Иногда землю сотрясало особенно сильно, так что вздрагивало все убежище и дело даже не в близком попадании, а в калибре упавшего снаряда.
«Этот точно от гаубицы в триста пять миллиметров — „чемодан“», — подумал Климов, отплевываясь от заполнившей убежище глиняной пыли и дополнительно промыл глаза полив на лицо из фляжки.
Но в основном били из орудий калибром в двести десять и еще чаще — сто пятьдесят пять миллиметров. За час нахождения под обстрелом он научился различать их по взрывам.
«Но это еще хорошо, что по данным разведки нет „Большой Берты“, — подумал он. — От ее снаряда
