Орудия войны - Яна Каляева
— Да чтоб вам пусто было, — Саша выдохнула и успокоилась. Вершинин никак ей не навредил, даже особо не причинил боли. — Давайте сперва договоримся о важном. На берегу.
— Вот это дело, — оживился Вершинин. — Сколько?
— В смысле, сколько? — не поняла Саша. — А, вы про деньги… Нет, я о важном. Я хочу, чтоб вы все время были со мной честны и открыты во всем, что касается наших общих дел. Не использовали меня втемную.
Вершинин забарабанил пальцами по полу рядом с собой. Саша заметила, что золотые перстни он больше не носит.
— Это чересчур наивно даже для вас, — сказал он после небольшой паузы. — Давайте я объясню все как есть. На берегу. Буду честен настолько, насколько это возможно. Работать станем так: я не интересуюсь, где и каким образом вы достанете золото. Вы не интересуетесь источниками моих поставок.
— То есть все же игра втемную?
— Мне это удивление непонятно. Вас ведь допрашивали в ОГП. Кому как не вам знать, что противостоять их средствам невозможно. Теперь они это называют протоколами. Под зеленым протоколом люди просто отвечают правду на все прямо заданные вопросы и, вроде бы, особо не меняются после. Но есть и красный протокол — человек рассказывает сам все, что имеет отношение к делу. Даже то, что забыл, то, о чем только смутно догадывается; полностью, ясно, по существу и с чрезвычайной охотой. После превращается в безмозглую куклу.
— Протоколы, — поморщилась Саша. — Новый порядок и сам ад превратит в придаток бюрократической машины… Но должны же быть способы противостоять этому.
— Избавьте меня от вашего месмеризма. В эти игры я не играю. Я не стану рисковать своими деловыми контактами только для того, чтоб вы чувствовали себя лучше. Так что нет, вы не будете знать, кому уйдет ваше золото. Но будете знать, что за него получите. И еще одно. Мы будем много торговаться. Собственно, это основное, чем мы с вами станем заниматься. Но расторжением сделки вы меня шантажировать не будете. Никогда. Вы ведь уже знали, что уедете со мной, когда вошли сейчас в эту дверь. Это сразу было ясно, вы совсем не умеете блефовать. Вы пытались на меня надавить. Не делайте так больше. Мы в этом предприятии вместе — с этой минуты и до его завершения, каким бы это завершение ни оказалось.
Каким бы завершение ни оказалось… Но что будет, если она не сможет достать ему золото? Он сдаст ее в ОГП? Нет, это опасно для него же — она будет слишком много знать о его делишках. Скорее просто убьет, чтоб она с гарантией никому уже ничего не рассказала.
— Что мы станем делать, если получить золото не удастся?
Вершинин тихо засмеялся:
— Александра, ну научитесь хоть немного владеть лицом. На нем сейчас все ваши мысли о моем коварстве читаются, как в открытой книге. Да, я не рисовался, когда говорил, что мне глубоко безразлична ваша судьба. Но в деловом партнерстве есть определенные правила. Я не предаю своих партнеров, если они не предают меня первыми. Это вредно для деловой репутации. Потому, если мы поймем, что вы сделали все, что только было в ваших силах, но свою часть сделки выполнить не можете — мы мирно разойдемся. Я выплачу вам три сотни новых рублей за беспокойство. Этого не хватит, чтоб обмундировать вашу жакерию, — Вершинин кивнул куда-то за крохотное окно под самым потолком. — Однако себе шубку справить сможете. Все расходы по поддержанию легенды — на мне. Разделить бы, по-хорошему, но что с вас возьмешь, вы тут с пуговки на петельку перебиваетесь… придется в вас инвестировать. Купленные вам вещи при любом раскладе останутся у вас. Хоть на женщину станете похожи. А изображать нам предстоит не самых бедных людей. Я стану удачливым коммерсантом, а вам придется побыть моей сестрой.
— “Там, в краю далеком, я буду тебе сестрой”, — засмеялась Саша. — По рукам.
Рука Вершинина оказалась теплее ее руки, пожатие — жестким.
— Выезжаем на рассвете послезавтра, — сказала Саша. — Как мы доберемся до Петрограда?
— Через Моршанск. Оттуда ходят поезда до Москвы, а из Москвы уже легко попасть в Петроград. До Моршанска день конного пути или два дня пешего. Скажите, Александра, неужто вы намерены держать меня в этом сыром подвале весь завтрашний день?
Саша усмехнулась.
— Этот подвал защищает не кого-либо от вас, а, собственно, вас. Я скажу, что будет, если вас выпустить. Вы отойдете по нужде и случайно напоретесь на штык. Раз пятнадцать. А потом утонете в выгребной яме. У многих тут накопились счета к контрразведке. Вы неплохо потрудились для этого.
***
Саша весь день учила наизусть список вещей первой необходимости. Сперва задача не выглядела сложной — у полка не было ничего, а нуждался он во всем. Но на самом деле что-то было необходимо критически, а что-то — просто необходимо.
Делать записи Саша не стала. Не хватало только приличной даме, в которую ей придется на время перевоплотиться, попасться с перечнем оружия и патронов в сумочке. Хотя, учитывая допросные протоколы ОГП, она могла бы с таким же успехом иметь при себе отпечатанные на ремингтоне списки. Но Саша надеялась, что до этого не дойдет.
— Удовлетворительно, — сказал наконец Белоусов, выслушав все, что она запомнила. — В конце концов, за полгода в армии ты кое-как выучила, что к чему. Довольно с тебя на сегодня. Время позднее. Устала?
Наутро после заключения брака они все-таки перешли на “ты”.
— Еще бы. Хорошо хоть вещи собирать не надо, у меня ничего нет, — Саша подошла к мужу, обняла его, спрятала лицо у него на груди. — Кроме тебя, у меня в целом мире ничего нет.
Его рука у нее на спине замерла, коснувшись шрамов. Два из них — почти вертикальные, самые глубокие — до сих пор ощущались даже сквозь плотную ткань гимнастерки.
— Насколько же отвратительно, — сказал Белоусов, — что ты обязана ехать с этим человеком.
— Я страшно не хочу, — отозвалась Саша. — Это его обаяние, оно меня не обманывает. Я помню, сколько наших ребят он убил или замучил до смерти. Но я не могу не ехать, — она подняла на мужа красные от недосыпа глаза. — Я ведь расстреляла мальчика за то, что он украл курицу. А
