Стальная империя - Сергей Александрович Васильев
Михаил Рябушинский покачал головой.
– Мы в принципе согласны с приведенными доводами, ваше величество! Можно сколько угодно обсуждать моральную сторону ростовщичества, но против цифр не пойдёшь. И понимаем, что проценты, взимаемые сверх реально существующей денежной массы, делают общий долг принципиально не-отдаваемым, а значит – системно конфликтным. Но мы работаем так, как умеем. Нам никто никогда не предлагал и не разрешал ничего другого.
– Значит, будем считать, что назрела историческая необходимость пересмотреть запреты и учебные курсы, – одними краешками губ улыбнулся император. – Если мы сейчас начнём делиться планами, то вы перейдёте в совершенно другую гильдию, откуда нельзя выйти, просто подав прошение, и это должно быть вашим коллективным решением. Вариант, когда один идет налево, другой – направо, меня не устроит, потому что я прекрасно знаю, что такое различные политические группировки в одной семье.
– А если мы скажем «нет»? – тихо спросил Павел.
– Тогда вы отправитесь домой, – вздохнул император, – и будете дальше заниматься тем, чем умеете, пока вас основательно не тряхнут где-то здесь, – неизвестно откуда взявшаяся указка в руках монарха уткнулась на ближайшем графике в цифру «1905», – и окончательно разденут до исподнего вот здесь, – указка несколько раз обвела цифру «1917». – И организуют все это не царские министры, а ваши коллеги из английских, французских и американских банков.
– Ваше величество, а откуда вы знаете, что это случится именно в указанное время? – поинтересовался самый младший Федор.
– Да, вы правы, – неожиданно согласился император, – судя по тому, как лихо закручивается геополитическая спираль, это может случиться гораздо раньше. Но то, что вас разденут и выбросят на помойку – в этом я даже не сомневаюсь. Вот эта гидра, – монарх ткнул указкой в жирную цифру внешних займов, – просто так никогда ниоткуда не уходила. За её спиной всегда оставались руины и кровь. Так уж повелось с первого штурма Константинополя крестоносцами. А вы для международного банкирского сообщества – чужие и всегда ими останетесь. Усугублю. И вы, и я для финансистов Сити и Уолл-стрит – только корм. Их финансовые возможности стократно превосходят ваши, поэтому проиграете без вариантов, и я – вместе с вами… Давайте сделаем так: я вам оставлю подборку официальных заявлений и неофициальных разговоров ведущих банкиров САСШ и Британии, а вы почитаете, подумаете и примете решение.
Не менее часа братья, оставленные императором в тиши библиотеки, читали откровения Шиффа, Лёба, Баруха, Варбурга, Ротшильда, а потом ещё столько же времени отчаянно спорили друг с другом о реальности прочитанного, о плюсах и минусах союза с первым человеком в государстве, ведь о нем ходили такие разнообразные и противоречивые слухи. Прения, грозящие перейти в ссору, прекратил волевым решением Павел, спросивший о главном: как часто хоть кому-то из их семьи или знакомых поступали подобные предложения? И какая разница, что ещё хранит император в ящиках своего стола и как всё это попало в его руки? А не является ли это предложение тем, что единожды слышат за всю жизнь? И не получится ли так, что потом вся семья будет мучиться угрызениями совести, что не ответила на искренний призыв, и досадой за бездарно упущенный шанс самим формировать условия своего существования вместо постоянных попыток приспособиться под чужие?
Через пятнадцать минут уверений друг друга в том, что глава государства вряд ли предложит что-то непристойное, Павел, как глава семейства, отправился парламентером с уведомлением о согласии. Именно этот день стал днем кардинальных перемен в работе банковского дома Рябушинских, внезапно перешагнувших границы империи и громко заявивших о себе как о серьезной международной организации.
* * *– Мы только что объявили о государственной монополии на внешнюю торговлю и об отказе от золотого стандарта, – мягко ступая по ковровой дорожке, прохаживался вдоль стола император, – но остались западные, сильно взволнованные, в основном французские держатели наших долговых обязательств. Хочется их успокоить. Волнение плохо влияет на цвет кожи… Делать это надо, не нарушая только что принятые указы о государственной монополии на внешнюю торговлю и запрет на вывоз капитала. Исключения из правил плохи тем, что со временем сами становятся правилом. Поэтому мы поступим следующим образом. Каждому держателю государственных российских облигаций будет предложен товар, пользующийся спросом у европейских покупателей. Рассчитываясь не деньгами, а товарами, мы создаём и сохраняем рабочие места, обеспечиваем заказами отечественного производителя и в целом поддерживаем национальную экономику.
Может быть, мы даже предложим этот товар по заниженной цене, чтобы кредиторам было интереснее.
И знаете еще, что… Пожалуй, с этого дня купить акции или паи отечественных предприятий иностранным подданным можно будет только в обмен на эти новые ценные бумаги…
* * *Через месяц парижское представительство Рябушинских, объявленное официальным агентом царского правительства, начало активную скупку российских долговых обязательств, номинированных в золотых рублях. В обмен на них кредиторам предлагалась целая россыпь различных товарных облигаций, или, по английской терминологии, бондов, в первую очередь, конечно же, золотых, с моментальным погашением по золотому номиналу, с отсрочкой погашения на год, но с увеличением на двадцать процентов веса слитка. За империал в 12,9 грамма предлагался пятнадцатиграммовый кусочек жёлтого металла. Трехлетние бонды «весили» уже 20 граммов, да к тому же участвовали в облигационной лотерее – можно было даже удвоить вес золотого запаса, если повезет. Единственное неудобство: бонды были именными и номерными, при их оформлении в гроссбух устрашающего размера вписывались фамилия получателя и идентификатор его бондов. Объявлялось, что всё это ради недопущения мошенничества, но многие напряглись. Несогласные могли в любой момент приехать в Россию, приобрести, что душа желает, заплатить таможенные пошлины и вывозить любой товар, находящийся в свободной продаже.
Через месяц, когда очень осторожные уже получили свои слитки драгметалла с императорской маркировкой, самые азартные дважды попытали счастья в облигационной лотерее, а местные газеты запечатлели счастливчиков, удвоивших за тридцать дней свой капитал, легкий ветерок ажиотажа пополнили новые информационные поводы. Вслед за золотыми бондами Рябушинские начали предлагать трехлетние серебряные, платиновые, изумрудные, меховые товарные облигации, обращенные на хорошо известные в Европе товары. Только за рубли. За те самые, от золотого обеспечения которых отказались. Обменное бюро работало тут же, поэтому много времени операция не занимала – купить рубли, на них купить бонды. И у тебя в кармане уже гарантированные восемнадцать процентов годовых, плюс семь-дест два розыгрыша на удвоение капитала, а также мелкие, но приятные выигрыши одного, двух, трех дополнительных процентов. Приятные
