Апгрейд - Олег Бард
Мы всей стаей обговаривали, где будет сигнализация, потому отключаю ее и легко обхожу. В логово стараюсь идти окольными путями, сейчас уже ночь, но все равно не хочется встретиться с дежурными — это как правило мужчины, и руки у них по локоть в крови.
К каждой комнате ведет потайной лаз, спальню мы с Гитель себе застолбили заранее, и я разрисовал стены так же, как было в предыдущей, так что без труда нахожу коллатеральный ход и на четвереньках осторожно ползу, предвкушая скорую встречу. Только сейчас понимаю, как же нечеловечески скучал по жене!
Единственное, что может помешать нашей встрече — если сегодня Гитель дежурный воспитатель. Из спальни доносится мужской голос, и я замираю. Неужели перепутал ходы? Или с Гитель что-то случилось во время облавы, и спальню занял кто-то другой?
Все равно надо узнать, потому двигаюсь вперед и слышу ее приглушенный смех. Нет, все-таки она на месте. Доносится всхлип, шлепок. Снова смех. И звонкий, как пощечина, звук поцелуя, ласковое бормотание.
Первый порыв — развернуться и уйти. Но заставляю себя двигаться дальше. Что бы там ни было, надо предупредить трикстеров об опасности. Хочется появиться внезапно, застать врасплох, надавать по морде тому, кто смеет быть с ней… Но долг велит сделать иначе: я несколько раз бью по стене, чтобы дать им время подготовиться.
Воодушевленный, я забыл о раненой руке, теперь же она пульсирует болью.
— Там кто-то есть! — Встревоженный голос мне знаком, но кто с Гитель, пока сказать трудно.
— Показалось, наверное, — успокаивает любовника она.
— Не показалось, — отзываюсь я. — Надо поговорить. Пожалуйста, без глупостей, это очень важно.
— Леон?!
Сколько ужаса в ее голосе! Не на такую встречу я рассчитывал.
— Почему ты прячешься? Господи… Дэн, ты тоже это слышишь?
Загорается свет.
Дэн? Вчерашний мальчишка? Наш ученик, который и раньше любил ее, но боялся меня? Отодвигая простыни паутины, выглядываю из лаза. Мертвенно бледная Гитель замерла неподвижно, сжав кулаки. Вид у нее такой, словно она призрак увидела. На ней перекошенная ночная сорочка. Дэн, матерясь, застегивает штаны, бросает на меня косые взгляды.
Спрыгиваю на пол.
— Привет, Гитель.
— Леон, я думала, ты умер, — она косит глазом на Дэна, который вылетает из спальни босиком, захватив берцы и свитер. — Не молчи! Я похоронила тебя и оплакала! Что же теперь — не жить? Пойми, пожалуйста!
На языке вертится колкость, что еще постель не остыла, а она с другим кувыркается, шлюха, но понимаю, что она права, во мне говорит уязвленное самолюбие.
— Я понимаю. Ты права: в некотором роде я умер.
Она разводит руками.
— Что же теперь нам делать?
— Вы уже освоились? Нужно собрать старейшин ближайших стай… Хотя нет. Мне опасно встречаться с ними, пусть будет только наш старейшина. Нааман ведь жив?
Гитель отвечает, отведя взгляд:
— Мы потеряли троих, плюс тебя. Нааман жив, дети все живы. Барке сняли гипс, он творит чудеса…
— Мало времени. Пусть Нааман слушает, но не попадается мне на глаза. Другие тоже пусть слушают, но я не должен их видеть, это для них опасно. Подготовь оборудование, чтобы сделать запись и показать остальным старейшинам. Вам угрожает опасность.
Глаза Гитель блестят от слез, но она сдерживается.
— Что же с тобой случилось? Господи… Я ведь до сих пор люблю тебя! И это все, — она кивает на выход, где исчез Дэн, — чтобы найти забвение! Прости меня. Если бы я знала!
Она падает на колени и обнимает мои ноги, ее плечи вздрагивают. Еще пять минут назад я готов был ее убить, теперь же в душе творится черти что. В некотором роде я даже благодарен ей — ее поступок взорвал мост между мной и моей стаей. Мне не о чем жалеть, значит, буду делать то, что должен.
Даю ей выплакаться и поднимаю.
— Встань. Вместе мы все равно не будем, и не потому, что я злюсь на тебя. Я изменился и больше себе не принадлежу. Собирай людей, готовьте оборудование. Еще раз напоминаю, что я никого не должен видеть, чуть позже поймешь почему.
На все про все уходит около часа. Гитель уводит меня в пустую столовую, где в середине зала стоит лампа, единственный источник света, а на соседнем столе — камера. Вокруг темнота, но я чувствую присутствие людей, они толпятся в коридорах, сопят, шепчутся.
Направляю луч света в сторону, чтоб не слепил, включаю камеру, поворачиваю объектив к себе, седлаю стул. И начинаю рассказ о том, как очнулся, ничего не помня, как обнаружил программу, как познакомился с профессором и гемодом. О том, что одержимый властью Гамилькар Боэтарх увидел в трикстерах угрозу и жаждет нашего уничтожения. Зачистки уже начались, никого не берут в плен, используют жидкий огонь, и я уже видел последствия. Рекомендую трикстерам выйти на поверхность и рассеяться среди черноротых. Обещаю держать их в курсе, когда что-то изменится.
Закончив, выключаю камеру и обращаюсь к своим:
— Теперь вы поняли, почему я не должен вас видеть? Я ухожу. Как уже говорил, у моих союзников мощное оборудование, и они следят за новостями наверху. Если что-то изменится, я вас предупрежу. Гитель меня проводит, я покажу, где буду оставлять информацию. Берегите себя.
Из темноты появляется Гитель, вид у нее, как у провинившегося щенка. Кивает на выход. Я иду за ней, а темнота за моей спиной рокочет десятками голосов.
Выбравшись на необжитую территорию, Гитель останавливается и говорит:
— Можно, я пойду с тобой?
— Нет. Наши пути разошлись. Слышала, что у зверобогих умер Белый Судья? Теперь некому останавливать зарвавшихся аристо и сепаратистов, жаждущих свободы от столицы. Началась война, чую, будет глобальный замес. Я смогу вам помочь, только если буду далеко.
Подходу к стене, ищу какую-нибудь нишу, но она гладкая, и более-менее подходящее место обнаруживаю между трубой и бетоном.
— Запомни это место. Приходи каждый день и проверяй. Если есть что сказать — оставляй записки, но проверять буду время от времени, я обоснуюсь далеко отсюда.
— Хорошо, — шепчет она.
Гитель,
