Юрий Сазонов - 17 Тамплиеры 1. Рыцарь Феникса
Марсель окружали скалистые холмы, а внизу холодно голубело море. Старая римская дорога привела путников к высокой крепостной стене с башней из желто-серого камня — Ла Тур. Слева тянулся древний акведук, справа остался угрюмый четырехугольник виселицы Д’Аранк, именуемой местными «Вилы». На виселице болталось трое повешенных. К одному из каменных столбов прильнула седая женщина в лохмотьях, должно быть, мать. Ветер, дувший с моря, раздувал ее белые космы и черный платок. Женщин не плакала, но цеплялась за столб угрюмо и упорно, словно хотела вывернуть виселицу из земли.
Томас отвел глаза от скорбящей. Хотя тамплиеры и достигли цели, на душе у юноши было тоскливо. Жерар де Шатонефе умирал. Приор принял решение оставить его в госпитале Святого Духа, принадлежавшем иоаннитам [39]. Несмотря на вражду двух великих орденов, госпитальеры не выдадут страждущего брата. К тому же земные часы храброго рыцаря были сочтены, и вместо суда Святой Инквизиции его ждал высший, куда более строгий суд.
Но, кроме мыслей об умирающем брате, Томаса беспокоило и другое. Почему его имени не оказалось в списке? Неужели оттого, что он чужестранец? Или королевские судьи не сочли его достаточно важным? Однако среди беглых тамплиеров значился Робер, который ни годами, ни знатностью не превосходил молодого шотландца. И вот теперь приор гадает, не затесался ли в их ряды предатель, а Томас ежится от стыда — хотя стыдиться ему нечего.
Проехав ворота, путники миновали монастырь кармелитов, за оградой которого в небо вонзались темно-зеленые копья кипарисов. У ворот монастыря сидели нищие, протягивая к прохожим и всадникам изъязвленные руки и громогласно требуя подачек на французском, итальянском и каталонском наречьях. Подковы коней глухо звенели по брусчатке. Впереди уже показалось длинное низкое здание госпиталя, когда Томас кое-что заметил. Один из попрошаек вскочил со своего места у монастырских ворот и бойко засеменил за храмовниками. Порыв ветра мотнул стрельчатые кроны кипарисов, взметнул пыль и откинул полу рваного плаща бродяги — под которым обнаружилось вполне приличное одеяние из красной ткани. Нищий поспешно запахнул хламиду и кинулся в тень стены. Чуть прихрамывая, он упорно следовал за отрядом. Томас тронул коня пятками и поравнялся с едущим впереди при-
ором.
— Монсеньор…
Де Вилье обернулся. Повязка у него на лбу побурела от крови, и ее облепила серая дорожная пыль. Болезненно поморщившись, приор ответил:
— Что, Томас?
Юноша всмотрелся в лицо дяди, выискивая признаки недоверия или скрытых подозрений, однако приор просто казался усталым. Твердые черты отяжелели, набрякли веки, под глазами выступили круги.
— Не оглядывайтесь, монсеньор. Тот нищий следует за нами от самого монастыря. По-моему, он шпион.
— Вот как.
Приор не оглянулся, но выпрямился в седле и нахмурился.
— Если он шпион, — настойчиво продолжил Томас, — ему ни к чему видеть, где мы оставляем брата Жерара. У стражников короля хватит дерзости ворваться в госпиталь и подвергнуть раненого допросу и пытке.
— Я рад, что ты так озабочен судьбой брата Жерара, — сухо ответил приор. — Однако у нас нет времени, чтобы скрываться от нищих и путать следы. Если ты и вправду считаешь, что этот человек угрожает нам, позаботься о том, чтобы он никому ничего не сказал. Можешь взять с собой одного из рыцарей.
И снова Томасу почудилось, что старший храмовник смотрит на него недоверчиво и испытующе. На щеках юноши выступила краска. Уж не считает ли де Вилье, что Томас ищет предлог, дабы отстать от отряда и передать сведения их преследователям?
— Если вы дозволите, я возьму с собой сержанта де Безансона, — пожалуй, чересчур резко ответил Томас.
Если приор подозревает его в предательстве, то верный сержант уж точно вне подозрений.
— Что делать с тем человеком, когда мы его схватим?
Де Вилье прищурился.
— Наши галеры стоят у западной оконечности гавани. Гуго знает, где. Доставьте шпиона туда.
Отделившись от остальных, они свернули в узкий проулок. Справа и слева возвышались стены — одна, песчаного цвета, окружала монастырский сад, вторая, покрытая белой известью, огораживала дом какого-то местного богача. От каменной кладки несло холодом. Тамплиеры спешились и отошли в тень. Безансон молча передал Томасу повод своего коня и скользнул ко входу в проулок, где стены сходились почти вплотную. Не прошло и минуты, как показался давешний нищий. Повертел головой, приглядываясь — но после яркого солнца центральных улиц глазам требовалось время, чтобы приспособиться к сумраку. Очевидно, решив, что всадники проехали дальше, нищий развернулся и собрался уже последовать за удаляющимся отрядом, когда тяжелая рукоять кинжала врезалась ему в затылок. Подхватив обмякшего шпиона, Гуго подтащил его к лошадям и с помощью Томаса закинул на спину своего гнедого. Конь недовольно попятился и фыркнул, но сержант ласково потрепал его по холке, и животное успокоилось. Лицо ряженого соглядатая скрыл капюшон плаща — Томас успел заметить только смуглую выбритую щеку и подбородок в черных точках.
Все так же молча, Гуго де Безансон вскочил в седло. Они быстро пересекли залитую солнцем центральную улицу. Томас опасался, что кто-нибудь заметит их пленника, но обошлось: двое проходивших лудильщиков оживленно болтали друг с другом, симпатичная разносчица улыбнулась молодому рыцарю, не обратив внимания на сержанта, а паланкин знатной дамы, который пронесли два темнокожих раба, был задернут шторками.
Напротив кармелитского монастыря возвышалась изящная звонница монастыря якобитов. За оградой все те же зеленые кисти кипарисов размашисто красили небо в цвет зимородкового крыла. Безансон повернул коня к югу, где узкие, вымощенные брусчаткой улочки террасами спускались к гавани.
Когда они добрались до порта, день подернулся сумрачной поволокой. Над морем низко нависли желтые пылевые облака — это ветер, сменив направление, принес песок из Африки, из знойной аравийской пустыни. Море мгновенно налилось ядовитой зеленью. Мелкие злые волны сердито кусали камни причала. Корабли на рейде беспокойно приплясывали, крылья ветряных мельниц вертелись с тоскливым скрипом.
Из моря примерно в миле от берега выступал серый скалистый остров — как гребень подводного чудища. У его северной оконечности кипела белая пена прибоя. Выход из гавани запирали две башни и вколоченные в дно сваи, между которыми оставался узкий проход для кораблей. Томас, прикрыв рукой глаза от водяной пыли, всмотрелся. На рейде стояло два крупных трехмачтовых нефа [40], торговые галеры [41] и несколько гребных бригантин [42]. Между кораблями и берегом сновали лодки — несмотря на волнение, продолжалась погрузка и разгрузка товаров. От подгнившей воды у причалов несло рыбой и водорослями, а с берега тянуло смолой, конским навозом, специями и потом. Кричали грузчики, торговцы и судовые офицеры, обеспокоенные приближающимся штор-
мом.
Гуго повернул коня к дальней оконечности гавани, где у самых крепостных стен виднелись два черных хищных силуэта: боевые галеры ордена. Рядом приплясывала на волнах более широкая и неповоротливая меркантия [43].
С ближайшей боевой галеры им махнули, и от борта отвалила лодка.
— «Поморник», — любовно произнес Безансон.
Томас поначалу не понял, о чем речь, но сержант тут же добавил:
— Самое быстрое судно от Палермо до Ля-Рошели. Пусть теперь Филипп гоняется за нами, сколько влезет.
Юноша оглядел вытянутый корпус судна, с банками для гребцов, двумя надстройками и одинокой мачтой. Галера не показалась ему особенно внушительной — трехмачтовые нефы выглядели куда солидней и, наверное, развивали большую скорость. Однако спорить Томас не стал. Сержанту лучше знать — он ведь плавал с сеньором на Кипр, и на злосчастный остров Руад, и, возможно, даже в Палестину…
Тем временем лодка добралась до причала.
— Я позабочусь о лошадях, — сказал Гуго. — А вы отвезите этого к монсеньору.
С этими словами сержант спихнул пленника с конской спины. Тот мешком грохнулся на причал и застонал — похоже, приходил в себя. С помощью гребцов Томас погрузил кряхтящего шпиона в шлюпку. Подпрыгивая на волнах, суденышко устремилось к черному борту галеры.
Приор обнаружился на кормовой надстройке, где стоял шатер для офицеров. Рядом с ним расположился коренастый человек в кожаной куртке, со смоляной бородой и разбегающимися от глаз лучиками морщин — вероятно, капитан судна. Когда Томас и один из матросов свалили пленника — оказавшегося весьма увесистым — на палубу, Де Вилье подошел и носком сапога сдвинул с лица человека капюшон. Под капюшоном оказалась узкая породистая физиономия с орлиным носом, выпуклыми черными глазами и скорбно оттопыренной нижней губой. Эта пухлая губа придавала смуглому лицу пленника то ли брюзгливое, то ли высокомерное выражение. Шпион ворочал головой и помаргивал, как сова на свету.
