Александр Маркьянов - Сожженные мосты Часть 2
— У нас новенький… — человек располагающе улыбнулся и протянул руку — Димитрий Ковальчек.
— Ежи Комаровский…
Почему то граф не стал называть ни свой титул, ни произносить «честь имею» что сразу отрекомендовало бы его как офицера. Словно кто-то на ухо шепнул, что это делать не надо.
— Я вас не видел в университете. Вы вольный слушатель?
— Он москаль! — ляпнул кто-то.
Ковальчек нахмурился.
— Рышард здесь нет москалей. Мы все поляки, сколько тебе объяснять?
— Я сейчас прохожу службу в штабе Виленского военного округа — граф Комаровский решил, что скрывать сей факт бессмысленно, все кто надо — об этом знают.
— Вот как? А родились вы здесь?
— Да, в Варшаве…
Человек вздохнул.
— Значит, вы настоящий поляк. А я вот — нет. Я родился в Балтиморе…
— Вот как?
— Да… Мои предки эмигрировали отсюда давным давно. Увы, но если кто-то здесь и не поляк — так это я. Я кстати преподаю в Варшавском политехе, неорганическая химия.
— Ну… — странно, но разговор затянул их, и теперь разговаривали только они двое — каждый, в ком есть капля польской крови может считаться поляком.
— Вот и я так думаю. Признаться не без задней мысли… Не хотелось бы чувствовать себя чужим в Польше.
— Польша гостеприимна к полякам.
— Увы — не всегда…
Потом Ковальчек куда то пропал — вот просто так пропал и все, только что был тут — а потом его не стало. Графа тоже постепенно затягивала местная, бесхитростная атмосфера — и через час он обнаружил себя на диване с Еленой в объятьях, и он с ней черти что вытворял.
— Проклятье…
Елена выпила гораздо больше него, и ей это нравилось.
— Что?
— Поехали домой.
— Зачем? Тебе здесь нехорошо?
— Не хочу устраивать концерт.
— Смотри, как бы я его не устроила.
— Только попробуй.
— А если попробую — тогда что?
— Тогда у меня в машине есть пистолет.
— Хм… ты готов убить ради меня?
— Кто тебе это сказал? А если я грохну тебя в приступе ревности?
Елена улыбнулась — это была ее, только ее особенная улыбка — только губами. На нее тоже иногда находило, и тогда — берегись…
— Не сможешь.
— Хочешь проверить?
— Хочу.
Граф вовремя дал задний ход. В конце концов, он не был сильно пьян, и головой еще соображал — а такие разговоры могли довести до беды.
— Не смогу. Но есть еще одно наказание. У нас в поместье есть конюшня. А там есть хорошие, еще старой работы вожжи для лошадей.
— Звучит соблазнительно…
Граф Ежи с трудом поднялся на ноги — проклятая самопальная водка, от такой немудрено и ослепнуть. Просто поверить невозможно, что в таком заведении ею торгуют. Хотя почему невозможно — здесь явно криминальным душком попахивает. Куда только полициянты с безпекой смотрят, разве что в собственный карман.
— Только попробуй — повторил он — я сейчас вернусь.
В туалетной комнате в одной из закрытых кабинок кто-то громко блевал, еще как минимум в одной — кто-то шумно, нетрезво взвизгивая на весь туалет трахался, возможно те самые содомиты. Граф Ежи сунул голову в раковину, включил холодную воду, зафыркал, содрогаясь от безжалостно хлещущих водяных струй. Немного прояснилось в голове — словно кто-то проявил мутную, еще не готовую фотографию в бачке с проявителем. Граф выпрямился, вытянул руку вперед, а потом попытался достать кончиком указательного пальца до носа — получилось. Значит — можно садиться за руль. Сложно даже представить, что будет, если он разобьет подаренный ему Мазерати.
— Господин Комаровский…
Граф Ежи резко обернулся. Ковальчек!
— Пан Ковальчек…
— Прошу прощения… здесь неподходящая обстановка для общения… могу я вас пригласить в наш дискуссионный клуб? По четвергам ты собираемся на факультете…
— Что за дискуссионный клуб? — граф Ежи трезвел с каждым словом, ветерок опасности приятно холодил кожу.
— Дискуссионный клуб… Просто собираются молодые люди… Говорят о разных странах, о свободе… о Польше…
Вот оно как…
— Сударь надеюсь вы не считаете меня, армейского офицера бунтовщиком и заговорщиком?! Если я посещаю Летающую тарелку — это не значит, что я согласен со всем бредом, который извергается из динамиков.
— О нет… Вы не так поняли. Мы не бунтовщики и не заговорщики. Просто мы общаемся друг с другом, это ведь не запрещено в Польше?
Граф Ежи, чуть поколебавшись взял визитную карточку.
— Сударь. Заверяю вас в том, что если я и приду — то уйду немедленно после первого же бунташского высказывания.
— Это ваше право. Вы ведь жили какое-то время в Санкт Петербурге…
— Откуда вам это известно, пан Ковальчек? — резко перебил его граф.
Вместо ответа пан Ковальчек с улыбкой показал ему на небольшой значок на рубашке. Гвардия, черт…
Разведчик недоделанный.
— Понятно… У вас острый глаз, пан Ковальчек.
— Поверьте, в зале это увидел каждый первый. Здесь смотрят в первую очередь на это. Но мне все равно будет интересно, если вы придете к нам.
— Я не могу обещать вам этого, пан Ковальчек — резко сказал граф Комаровский — засим прошу меня простить…
Машина оказалась на месте, непобитая и с целым тентом. Прохладный ветер с Вислы освежал голову. Движение чуть успокоилось, и выехать на дорогу можно было без томительного ожидания разрыва в сплошном потоке машин.
— Как тебе «Летающая тарелка»? — спросила Елена, сладко потягиваясь.
— Смрад! — коротко ответил граф Ежи.
— Ты прав…
— Зачем же ты туда ходишь?!
Елена хмыкнула.
— Там есть интересные люди… Кстати, как тебе пан Ковальчек? Ты ему очень даже приглянулся…
— В смысле?
— Он педик.
Мазерати резко вильнула — слава Иезусу они выехали на мост, и слева никого не было.
— Что?!
— Ну да… Об этом весь политех знает. Да он безобидный, ты не бойся…
— Курва блядна… — нецензурно выругался граф Комаровский, держа руль левой рукой, а правую вытирая об куртку.
Елена снова расхохоталась.
— Ты из какого века? Все нормально… СПИД через рукопожатие не передается…
— Он что?!
— Да нет… Я пошутила. Но он и вправду нормальный. Не такой как эти… всякие, с ним поговорить можно. Он не пристает…
— К тебе-то он точно не пристанет. Проклятый содомит!
— Ты куда едешь?
— В имение. Вы явно заслужили хорошую взбучку, пани.
— Жду — не дождусь…
11 июня 2002 года
Вашингтон, округ Колумбия
Звонок прозвенел уже под вечер, когда Джон Уайт собирался домой. Ему выделили небольшой кабинет в подвале Белого Дома, больше похожий на кладовку — но многие за такой кабинет отдали бы душу. Сейчас процесс формирования Министерства безопасности Родины не вышел из стадии бумажной работы и сотен бесчисленных согласований — поэтому, у создаваемого Министерства не было офиса, не было офисных работников, и всю работу был вынужден делать, скрипя зубами и чертыхаясь, сам Уайт. А работы было много, министерство вырисовывалось большое, с отделениями во всех крупных городах как у ФБР, с заграничными офисами в посольствах, с мощными представительствами в зонах вооруженных конфликтов. Нечто похожее на русскую глыбу — Министерство внутренних дел, занимающееся в основном контрразведкой, но имеющее и структуры внешней разведки, якобы занимающиеся скрывающимися за границей преступными элементами, а на самом деле — всем, чем нужно. Уайт вообще тщательно изучал опыт Российской Империи, несмотря на то что недолюбливал эту страну. Потому что слово «недолюбливал» с словаре профессионала должно отсутствовать, имеет значение только полезность, а у России с ее восточными проблемами опыта было в избытке.
Один из аппаратов затрещал, когда Уайт уже собрал две стопки бумаг — одну он положил в портфель для работы вечером, дома, вторую он сдаст под расписку офицеру безопасности Белого Дома для последующего уничтожения. Он уже закрыл кейс, подхватил подмышку стопку бумаг для уничтожения и искал в кармане ключи от кабинета, когда зазвонил телефон. Нахмурившись, Уайт бросил взгляд на стол. Звонил правительственный, защищенная линия.
— Уайт — коротко отрекомендовался бывший посол, сняв трубку.
— Сэр, это линия два-ноль, оперативный дежурный. У нас ситуация по коду три-один, приказано доложить вам.
— Так и докладывайте без этих цифр.
— Сэр, задержаны четверо наших людей. Им разрешили позвонить.
— Где именно?
Дежурный назвал место, которое Уайту ничего не говорило.
— Где это?
— Это севернее Нью-Йорка, сэр. На самой канадской границе.
— Какого черта они делали в этой глуши? — Уайт все еще ничего не понимал.
— Сэр, это группа слежения. Объект слежения — сорок один — сорок, подозревается в продаже оружия из конфиската террористическим группировкам. На папке с делом красный ярлык и ваш телефон, сэр.
