Олег Таругин - Штурмовой отряд. Битва за Берлин
Спецназовцы Трешникова в лобовом штурме участия не принимали – подполковник берег группу и старался избегать случайных жертв, – но и в стороне от боя не остались. Ворвавшись через проделанную саперами капитана Родченко дыру в стене внутрь выходящего на соседнюю улицу здания, они с ходу уничтожили занимавших второй этаж гитлеровских фаустников, ошарашенных взрывом и неожиданной атакой, и оказались в тылу защитников баррикады – и над головой засевших в подвале пулеметчиков. Поскольку оставлять противника в собственном тылу не стоило, подполковник принял решение зачистить и подвальное помещение, благо захваченный и экстренно выпотрошенный «язык» показал, что особых проблем быть не должно – атаки со спины немцы не ждали.
– Готовы? Тогда вперед, подчистим подвал, поможем ребятам. На рожон не лезть, это приказ. Работаем гранатами, пленные нам на фиг не сдались. Валите всех, патроны достанем, у тех же фрицев «девять-девятнадцать» разживемся. Погнали.
Приоткрыв ведущую в подвал дверь, спецназовцы забросили внутрь несколько «РГО», ворвавшись следом в затянутое дымом и кирпичной пылью помещение. Использовать тактические фонари смысла не было: проникающего через бойницы света хватало, пусть и ровно настолько, чтобы разглядеть очередную мишень. Разделившиеся на пары бойцы двигались вдоль стен, страхуя друг друга и укрываясь при необходимости за массивными потолочными подпорами, сложенными из потемневшего от времени кирпича. Снабженные глушителями «Витязи» негромко плевались огнем, добивая немногих уцелевших – большинство немцев оказалось поражено осколками гранат, давших при взрыве множественные рикошеты от стен и чугунных труб водопровода и канализации.
Сопротивление оказали лишь несколько человек, засевших в дальней, тупиковой, части подвала, и потому не попавших под удар гранатами. К счастью, они не успели развернуть в сторону стремительно ворвавшихся внутрь штурмовиков пулемет – или не решились использовать столь мощное оружие в замкнутом пространстве, предполагая отбиться из автоматов, – за что и поплатились. Спецназовец с позывным Пятый перекинул под руку «ГМ-94», разложил приклад и, выкрикнув «бойся», выпустил в плюющуюся вспышками выстрелов дымно-пыльную полутьму три термобарических гранаты, постаравшись уложить их в паре метров друг от друга. Грохнуло, ударная волна выметнула на открытое место какой-то мелкий мусор, десятилетиями скапливавшийся по углам подвала, обломки деревянных патронных ящиков и старой мебели, дымящиеся клочья успевших затлеть тряпок; под низкий закопченный потолок неспешно вполз клуб сизого дыма. Отброшенная взрывом каска в изодранном камуфляжном чехле ударилась о стену и, изменив траекторию, подкатилась к ногам гранатометчика. Мимо него скользнули две быстрые размытые тени, скрывшись в затянувшем конец помещения дыму. Парой секунд спустя ожившая радиогарнитура сообщила:
– Чисто.
– «Четные»? – голос Трешникова звучал, как водится, спокойно, даже несколько лениво, словно на тренировке.
– По правой стороне – чисто. Потерь нет.
– Левая – чисто, все целы, – не дожидаясь вопроса командира, отрапортовались «нечетные». – Захвачено два пулемета с «бэка», вроде целые. Патронов – хоть задницей жуй, уже в лентах. Разрешите отработать по баррикаде?
– Разрешаю, только не увлекайтесь, глядите, чтобы фрицы в амбразуру фаустпатроном не зафигачили. И пацанов Родченко случайно не побейте, они вот-вот за баррикадой появятся. Огонь.
Заглушая последнюю команду, загрохотали оба «МG-42», поливая огнем уцелевших после огнеметного удара защитников баррикады. На второй половине ленты один из пулеметов перенес огонь на подвальные окна расположенного на противоположной стороне улицы здания, подавляя размещенные там огневые точки. Лупили на расплав стволов, не жалея патронов, которые им все равно не понадобятся – забирать с собой трофейные «Maschinengewehr 42» никто, понятное дело, не собирался. Споро перезарядившись при помощи вторых номеров – не зря, как выяснилось, изучали в будущем матчасть, пригодилось-таки! – успели сжечь еще по пол-ленты, прежде чем заметили появившиеся на улице фигурки в двухцветном камуфляже и нагрудных кирасах.
Один из бойцов ШИСБр коротко отмахнул автоматом в сторону ближайшей амбразуры, привлекая внимание, и скрестил руки над головой, показывая, чтобы прекратили огонь. Из окон второго этажа еще раздавались короткие автоматные очереди и глухо бухали гранаты, но короткий бой уже практически закончился, штурмовая группа Родченко захватила баррикаду и сейчас добивала изрядно прореженных снайперским огнем «Винтореза» немцев внутри здания. Судя по периодически выметывающимся следом за грохотом очередного взрыва из выбитых окон клубам дыма и кирпичной пыли, а порой и всполохам жаркого мазутно-бензинового пламени, капитан в средствах не стеснялся и зря бойцами не рисковал, при первой же возможности применяя не только ручные гранаты, но и огнемет.
Понаблюдав за этим несколько секунд, Трешников отошел от бойницы, махнув спецназовцам рукой:
– Отчаянный наш капитан, представляю, как у них в ушах звенит, в обычных касках-то. Ладно, хорошего понемножку, повоевали, а теперь давайте на выход. Внимания не терять, башкой вертеть на все триста шестьдесят, еще пальнет какой недобиток в спину. Погнали. Виталик, ты чего там копаешься? – обратился он к самому молодому бойцу группы, мамлею Володину.
– Так это, тарщ подполковник, вопрос можно?
– Ну?
– Разрешите у фрица на память ножичек затрофеить? – Младший лейтенант показал эсэсовский кинжал с черной ажурной рукояткой, нашедшийся у одного из убитых гитлеровцев с «голым» погоном и тремя розетками унтерштурмфюрера на петлице, видимо, кого-то из местных командиров. – Я такой только в музее видел, ржавый, а тут – совсем новехонький. «Meine Ehre Heisst Treue», – старательно шевеля губами, прочел он выгравированную на лезвии надпись. – «Моя честь зовется верность», понимаешь ли. С-суки эсэсовские, не могут без этих своих дурацких девизов. Так можно, а? Оружие ж вроде не мародерка, а трофей?
Подполковник неодобрительно нахмурился:
– Ну и на хрена тебе эта побрякушка? На стену повесишь? Все никак не наиграетесь, всякую хрень в руки тянете!
– Да пусть возьмет, командир, – неожиданно вступился за товарища майор Барсуков. – Когда я тебе в третьем году с Кавказа тот хынжал привез, ты ж вроде не отказывался? И, кстати, да, как раз на стену и повесил, сам видел.
Трешников хмыкнул, пожимая плечами:
– Хочешь, бери, мне-то что? Только не вздумай на экипировку цеплять, увижу – дома из нарядов не вылезешь, коллекционер фигов. Все, двинулись, время теряем…
Глава 8
Берлин, апрель 1945 года
Увиденное на затянутой дымом догорающей баррикады улице, когда группа поднялась из подвала, Трешникову не слишком понравилось. Смешно, но еще полгода назад он бы просто не поверил, что ему может не понравиться колонна втягивающихся на берлинскую улицу облепленных десантом советских танков, олицетворявших победу в самой страшной в человеческой истории войне, принесшей на земли его Родины столько горя, но вот произошло же… Дело оказалось в том, что подполковник не испытывал никакого желания общаться с командованием этого – равно как и любого другого – подразделения. Недавняя импровизация, на ура прошедшая с ошарашенным неожиданной встречей в овраге капитаном Родченко, сейчас могла и не сработать. Ситуация с прочим раскладом не та. Или сработать, но не так, как предполагалось и хотелось. И тот, кто командует ворвавшимися на эту улицу танками, вполне мог не поверить не подтвержденной никакими документами версии о некой «секретной группе особого назначения разведки генерального штаба, выполняющей специальное задание командования». Точнее, даже не «не поверить», а потребовать подтверждения, будучи вполне в своем праве.
Нет, разумеется, подобное тоже было предусмотрено, и в потайном кармане имелись соответствующие документы такого уровня, оспорить который могли разве что в штабе фронта… или ставке Верховного Главнокомандующего, но светить их не хотелось просто до жути. Подобные бумаги – вернее, напечатанные на тончайшем шелке удостоверения на самого Трешникова и его заместителей, майоров Барсукова и Ленивцева, содержащие их полномочия, – отнюдь не предъявляются по первому требованию. Да и по второму тоже. По замыслу разработавшего операцию Локтева, сработать «шелковки» должны были исключительно во время передачи советскому командованию захваченного Гитлера со товарищи – дабы исключить ненужные вопросы и повышенный интерес со стороны контрразведки. А уж после, когда контрразведка выяснит, что никакой «особой группы» никогда не существовало в природе, все это станет неважным: Адольф Алоизович пленен и сдан? Именно так. Совершенно секретные документы особой важности переданы советскому руководству? Переданы. Ну так и какая разница, кто именно подсуетился? Мало ли какая путаница произошла в последние дни войны, ведь победителей, как известно, не судят, а награждают…