Алексей Евтушенко - Отряд; Отряд-2; Отряд-3; Отряд-4
– Ишь ты, – хмыкнул Вешняк. – Спасибо, товарищ лейтенант, я аж чуть не зарделся, словно красна девица.
– Не за что, товарищ сержант. Правду говорить легко, и она не требует благодарности. – Велга посмотрел на Дитца.
– Что же касается ефрейтора Карла Хейница, – продолжил Хельмут Дитц, – то когда–то он был студентом, учился в Берлине, и только война помешала ему стать настоящим учёным. Впрочем, она же сделала из него отличного фронтового разведчика.
– Это сильное преувеличение, герр обер–лейтенант, – пробормотал худой и веснушчатый Хейниц (он и впрямь напоминал чем–то студента отличника, хоть и не носил очков).
– Не скромничай, Карл, – усмехнулся Дитц. – Ты и впрямь самый образованный из нас, и тут, в Пирамиде, тебе самое место. Займётесь с сержантом тщательным изучением технических возможностей этого чуда инопланетной мысли и обстановки в целом, – Дитц ответил Велге похожим взглядом. Видимо, таким образом лейтенанты как бы передавали друг другу эстафету в разговоре.
– Остальные, если вы не против, включая меня и Хельмута, отправятся с вами, – закончил Александр.
– Я не против. Значит, получается… – я быстро посчитал в уме. – Вас семеро и нас трое. Всего десять.
– Отделение, – усмехнулся Велга. – И вот ещё что…
– Да?
– О субординации можете не беспокоиться. Вы здесь командор, значит, мы подчиняемся вам. До определённой степени, разумеется.
– И до какой же именно? – поинтересовался я.
– Пока нам не покажется, что вы совершаете серьёзную ошибку, – объяснил Хельмут. – Всё–таки мы не в армии и не на войне.
– И к тому же люди опытные, – добавил Велга. – Сами ошибаемся редко. Хотя бывает. Но и свои ошибки признать всегда готовы. Жизнь научила.
Старт назначили на завтра.
– Удивительно всё–таки, – высказался по этому поводу Аничкин. – На Земле подготовка к любому космическому полёту занимает месяцы, а иногда и годы. Мы же, словно нанести визит в соседний двор собираемся. Нет, я, конечно, понимаю, что Клёнья надёжен и вообще он не просто звездолёт, а чуть ли не эдакий космический дельфин по своим умственным и прочим качествам, но… – Женька с сомнением хмыкнул и покачал головой.
– А что ты предлагаешь? – не без иронии поинтересовался у друга Никита. – Сначала досконально изучить Клёнью вкупе с принципами космонавигации?
– Да всё я прекрасно понимаю, – махнул рукой бывший журналист. – Просто мне, наверное, самому с вами хочется, а приходится оставаться. Вот и ворчу.
– Не переживай, Женя, – утешила его Марта. – Ваша задача важнее нашей. Сберечь дом в целости и сохранности труднее, чем совершить подвиг в далёкой стороне. Поверь мне. Я женщина и знаю, что говорю.
Остаток дня и вечер ушли на сборы и подготовку. После непродолжительного обсуждения было решено «Ганса» и «Машу» взять с собой – Клёнья обладал весьма обширным трюмом, в который оба вездехода были доставлены грузовым антигравитационным лифтом.
– Теперь этот звездолёт можно смело переименовывать в «Наутилус», – заметил по данному поводу Велга.
– Почему? – удивился Никита.
– И я не понял, – признался Женька.
– «Mobilis in mobile», – догадалась Оля Ефремова. – Подвижное в подвижном. Именно этот девиз был начертан в «Наутилусе» – подводном корабле капитана Немо.
– Молодец, Оля, – похвалил я.
– А, «Двадцать тысяч лье под водой», – кивнул Дитц. – Читал когда–то. Занимательная книжка. Но глупая.
– Это ещё почему? – удивился Велга. – Отличная умная книга.
– Конечно, глупая, – уверенно повторил обер–лейтенант. – Этот Немо вообще весь какой–то дурак. В его руках была такая сила, что весь мир на колени поставить можно. А он ею не воспользовался.
– Вам бы только весь мир на колени ставить, – хмыкнул Велга. – А как же гуманизм?
– Гуманизм следует проявлять только по отношению к тем, кого любишь, кому веришь и кого знаешь. То есть, к своим. Все остальные должны бояться и, следовательно, уважать. А этого добиться можно только силой. Ничего, Саша, когда–нибудь с годами ты это поймёшь. Обещаю.
– Никогда я этого не пойму, – помотал головой Велга. – Потому что человек гуманен по своей природе. Разве не так? И только воспитание, среда и соответствующие обстоятельства заставляют его вершить зло. Взять вас, немцев…
– Ой, вот только этого не надо, – поморщился Хельмут. – Мы с тобой сто раз на эту тему говорили. Я был и остаюсь при своём мнении. А именно. Наш национал–социализм и ваш коммунизм если и отличаются друг от друга, то ненамного.
Я понял, что подобные разговоры действительно велись между Дитцем и Велгой, а возможно, и остальными членами отряда не раз. И разговоры эти, что удивительно, не перерастали в серьёзный спор, который в свою очередь мог бы довести оппонентов до полной конфронтации. Вплоть до мордобития и хватания за оружие. В конце концов, они же враги, думал я. И не просто враги, а враги смертельные. Судя по тому, что я читал о Великой Отечественной войне, а также рассказам ветеранов, включая моего деда по матери, едва выжившего на Курской дуге и дошедшего до города Потсдам, ненависть к немцам жила в сердце почти каждого советского солдата. Иначе они просто не смогли бы одержать в той войне победу. Скорее всего, не такие сильные, но похожие чувства испытывали и немцы к русским. Хотя, вероятно, были случаи временного примирения. И даже действий сообща. Война – штука непредсказуемая, всякое могло случиться. Одна история о совместном бое пятнадцати советских разведчиков и немецкого морского десанта против десяти советских же «тридцатьчетвёрок» на острове Рюген 8 мая 1945 года, закончившимся поражением танкистов и уходом оставшихся в живых русских и немцев на шведском пароходе то ли в Испанию, то ли в Португалию, чего стоит. Правда, это именно что история. Нечто вроде легенды. Документов, её подтверждающих, как водится, почти не осталось.
И всё–таки удивительно, как бывшие враги могли превратиться в друзей. И, судя по всему, не просто друзей, а боевых друзей. Спаянных общей кровью, целью, жизнью и даже смертью (я хорошо запомнил рассказ Велги о том, как все они погибли, спасая вселенную от жуткой Воронки Реальностей, а затем были возвращены к жизни неким Распорядителем на планете–санатории Лоне).
Да, удивительно.
То есть, умом я всё понимаю, но вот сердцем ещё не принял. Впрочем, ничего странного. Мы знакомы всего несколько часов, а за это время и обычного–то человека не всегда до конца раскусишь. Что уж говорить об этих. Нет, всё–таки бог или судьба на нашей стороне. Стоило нам испытать серьёзные трудности с кадрами в решении сложнейших вопросов галактического бытия, как появился отряд. Очень вовремя и то, что нужно. Совершенно не ангажированные опытнейшие люди и бойцы. Пока, во всяком случае, мне так кажется. А дальше… что ж, дальше жизнь покажет.
– Нет, – сказала Оля, – для Клёньи этот девиз капитана Немо не подходит. Во–первых, он имел в виду океан и свой корабль. Мы же говорим о нашем корабле и том, что или кто внутри корабля. А во–вторых, само слово «подвижный» здесь не совсем уместно.
– А как тогда? – спросил Велга. – Мне, честно говоря, понравилась сама мысль начертать на стенах нашего корабля девиз. Есть в этом что–то правильное и, я бы даже сказал, внушающее оптимизм.
– Ну, не знаю… – мне показалось, что под пристальным взглядом лейтенанта Оля смутилась. – Я не очень сильна в латыни. Может быть, «живое в живом»? Vivum in vivo. Кажется, так. Но надо будет ещё проверить и уточнить.
– Браво! – воскликнул Дитц и зааплодировал. – Живое в живом. Vivum in vivo. Ничего лишнего. А, командор, как вы считаете? – обратился он ко мне.
– Неплохо, – согласился я. – Внутренне организовывает. Впрочем, как и любой хороший девиз. Осталось уточнить Олин перевод, красиво начертать его на бронзовых табличках и поместить в каютах и рубке Клёньи.
– Я займусь, – кивнул Никита. – Это недолго.
Ужин прошёл в душевной обстановке. Не знаю, с чем это было связано. Возможно, с нашими надеждами на будущее, которые с появлением отряда приобрели новые краски. Или хорошее вино согрело сердца, прежде незнакомые люди потянулись друг к другу и сами не заметили, как первые ростки дружбы и привязанности проклюнулись сквозь привычную кольчужку вежливой отчуждённости.
– Хорошие они все какие–то, правда? – улучив момент шепнула мне на ухо Марта. – Хорошие и надёжные. С ними не страшно.
– А со мной? – осведомился я.
– Ты – совсем другое, – сказала она. – Не ревнуй, ага? Сравнения здесь совершенно неуместны.
И в доказательство своих слов нежно коснулась губами моей щеки.
12
Они называли себя каравос Раво – скитальцы Бога. Но чаще просто каравос.
Романтичное название, которое, как и многие иные названия подобного рода, несло в себе изрядную долю лукавства и давно не соответствовало истине.
