Санек - Василий Седой
Собеседник ответил даже не задумываясь и категорично
— Нет, исключено. Я находясь в России другой раз ловил себя на мысли, что это уже не моя родина. Люди там сейчас не те с которыми я прожил всю жизнь, другими они стали. Поэтому, ни за, что не вернусь и вам советую устраиваться в Америке, пока есть такая возможность.
Да уж, все запущено, крепко его прибили жизненные обстоятельства. Он потерянный для страны человек, так что и использовать его не стоит, по крайней мере, в открытую.
Размышляя подобным образом, я тем не менее спросил:
— Хорошо, в Cоюз вы возвращаться не хотите, а вот, допустим, работать в той же Америке, но на благо покинутой вами страны согласились бы?
Ответил он снова не задумываясь и конкретно.
— Нет, не хочу я больше иметь дел с коммунистами, — ответил он снова даже без паузы. — Вы не подумайте, не из-за их политических взглядов, просто их подход к делу мне не нравится, ведь у них люди для страны, а не страна для людей. Только говорят, что все делают для общего блага, на самом деле это не так, я в этом убедился на собственной шкуре.
На этой ноте разговор сам собой затих. Старик, выговорившись, начал дремать, а меня одолели интересные мысли. Засела в голове эта плохая связь в начале войны и лишила покоя. Если едва появившись здесь, я и мечтать не мог что-то изменить, то сейчас стоит подумать, может, и получится похулиганить, ведь кое-какие возможности начали просматриваться.
Во время стоянки в Варшаве Алексей Петрович унесся давать телеграмму своим родственникам, чтобы они встречали его в Париже, а я внезапно обнаружил слежку.
На самом деле получилось это случайно. Алексей Петрович вышел чуть раньше меня. Я немного отстал из-за женщин, которые перегородили проход, о чем-то активно споря, а когда наконец просочился мимо них, уже на выходе из вагона обратил внимание на пару мужчин среднего возраста. Один из них, как раз когда я на них посмотрел, кивнул головой в сторону моего спутника, а второй тут же направился за Алексеем Петровичем. Только чудом я успел перевести взгляд на проводника и не встретиться взглядом с оставшимся наблюдателем, но краем глаза заметил, что он на меня смотрит. Все время стоянки я чувствовал на себе постороннее внимание и всеми силами пытался вести себя естественно, но напрягся не по-детски. Ведь непонятное пугает, а тут не знаю, что думать: враги это или, может, друзья присматривают.
За время стоянки ничего важного не произошло. Алексей Петрович благополучно вернулся в сопровождении соглядатая, и мы продолжили путешествие. Правда, перед самым отправлением поезда я, высунувшись в открытое окно, увидел, как следившие за нами люди вошли в соседний вагон. Не могу сказать точно, но у меня сложилось впечатление, что их было трое. Те двое, которых я уже видел, держались вместе, а третий был чуть в стороне, но почему-то я был уверен, что он их компаньон, и все тут.
Пока Алексей Петрович в эйфории распевался соловьем, как он заживет после встречи с родственниками, я напряженно думал. Интересно же, что это за слежка, вернее, кому служат эти люди и, собственно, по чью душу они здесь, профессора или по мою? Почему-то у меня и тени сомнения не было, что это такой своеобразный приветик из Союза. Сомневаюсь, что мы могли привлечь внимание какой-нибудь польской силовой структуры. Думаю, конкуренты Абрама Лазаревича подсуетились, других вариантов не вижу. Возможно, конечно, что наблюдатели, просто страхуют нас от всяких неприятностей и являются такой незаметной охраной, организованной хитрыми евреями, но почему-то мне в это не верится. Тем более, что и пресловутая чуйка, которая не раз и не два выручала меня в прошлом, начала просыпаться. Да и, как это часто со мной бывает перед важными событиями, на меня навалились воспоминания о неоднозначном периоде прожитой мной жизни.
Пока времени много, и я в дороге, можно, наверное, немного приоткрыть завесу тайны.
Родиться мне повезло самым последним в семье ребенком. Мизинчик, как говорили родные. Конечно, я с детства был избалован вниманием и рос под надежным крылом сестры и брата, которые были старше — сестра на шесть лет, а брат и вообще на двенадцать. Надо ли говорить, что брат для меня был непререкаемым авторитетом. Правда по жизни ему, прямо скажем, не повезло, но обо всем по порядку.
Еще совсем маленьким, годиков в семь, может, восемь, брат попал в нехилый замес со сверстниками, где выхватил жутчайшее сотрясение мозга, кардинально изменившее его жизненные принципы и стремления. Другими словами, брат в буквальном смысле двинулся на занятиях спортом в целом и всевозможными единоборствами в частности. Тут надо сказать, ему везло. Сначала занятия у такого же двинутого тренера по дзюдо, потом, несколько лет бокса, да еще и с мастером международного класса, а напоследок восемь лет карате, школа Шотокан. Учитывая, что брат был еще и очень умным товарищем (о чем говорит уже то, что школу он закончил с золотой медалью), тот еще монстр вырос. Но это я забегаю сильно вперед.
Он мог бы очень далеко пойти в спорте, и у него все для этого было, но, как это бывает, не сложилось. Он очень рано женился, у них быстро появился ребенок, и стало ему совсем не до спорта. Большая и чистая любовь, что тут скажешь. Но как выяснилось со временем, не такая уж и чистая, вернее, совсем даже не чистая. Стараясь обеспечить семью, он перешел на заочное и устроился работать на буровую установку вахтовым методом, в основном из-за очень удобного графика, который позволял параллельно с работой учиться не абы как, а всерьез.
Я же говорю, умным он был, но не учел одну переменную — красоту и молодость жены. Однажды его вахта закончилась раньше времени, уж не знаю почему, и брат без предупреждения вернулся домой не вовремя, ну или очень даже вовремя, тут с какой стороны посмотреть. В общем, вернулся и застал жену в постели с другим. Как он потом говорил, вообще не собирался никого трогать, просто хотел посмотреть в глаза любимой поближе, прежде чем уйти. Не могу сказать почему мужик, выступивший в качестве героя-любовника, полез на брата в драку, может, подумал, что он сейчас жену избивать начнет или еще что, но закончилось все это
