Наследник - Дмитрий Шимохин
Вернувшись домой, перекусив и немного поболтав, я завалились спать, с утра же вновь в церковь, я даже к этому начал привыкать.
После началась подготовка к смотру и возможному верстанию, которая свелась к тому, чтобы надеть кольчугу и оседлать Черныша, который был уже расчесан и приведен в порядок. Выход в люди как-никак.
Микита и Прокоп, надели тигиляи[1], у Богдана и Михея такого богатства не было, и они остались в своих кафтанах.
Взяв коней в поводу, мы направились в крепость в съезжую избу, помимо тех, кто шел участвовать в смотре, туда и горожане двинули, поглазеть, так что народу было немало.
В подворье съезжей избы стоял длинный стол, за которым сидело пять человек. Некоторых я уже знал, меня Прокоп просветил. Осадный голова у нас вместо воеводы, он крепостью да городом заведовал, был еще полковой голова, он стоял над нашим городовым полком. Уже совсем старый и седой, никуда не выезжающий. Были там также и подьячие, что вели списки разрядного и поместного приказа.
Из-за стола поднялся осадный голова, в его руках была грамота, которую он тут же начал зачитывать.
Это оказалось письмо о Дмитрии Иоанновиче, то есть Лжедмитрии, которого именовали то вором, то беглецом, чернецом Гришкой Отрепьевым, который ведет людей на погибель и верить ему не след, а надобно его изловить и доставить в Москву.
Собравшийся народ реагировал по-разному, служилые лишь угрюмо слушали, а вот остальной люд кто свистел, кто улюлюкал. Закончив читать, осадный голова поднял руку, призывая народ к тишине, но не особо-то его и слушали.
— Нынче поверстания не будет, а коли в поход идти надобно будет, соберем, — и уселся за стол.
Стоящий рядом со мной Микита ругнулся сквозь зубы и прошипел:
— Жалованья тоже, видать, не будет.
— Отчего? — удивленно глянул я на него. Я думал, его при смотре платят.
— Его перед походом обычно дают, а то многие и не приедут, засядут у себя и все. На рубежи нынче тоже не отправят, ведь они за Дмитрия Иоанновича встали, сам слышал. А коли мы туда явимся, посчитают еще за царские войска, что пришли их карать за измену. Могут Москву приказать защищать, от Дмитрия, — пояснил мне тихонько Микита, и я благодарственно кивнул на эти слова.
— Ведь от крымчаков атаки ожидали, войско собрали, оно с осени еще в Ливнах сидит. Вот оттого и нас могут призвать к Москве, а не на рубежи отправить, — неожиданно шепнул мне Прокоп, стоящий позади.
Не разобрался я еще тут во всех хитросплетениях логики, да и неизвестно, разберусь ли, хватает здесь вывертов сознания.
Меж тем сидящие за столом сверялись со списком и выкрикивали имя, к которому тут же отправлялся вызываемый, его опрашивали о размере надела и проживающих там людишках. Осматривали снаряжение и решали, какое жалованье ему поставить и на какую службу он сгодится. Дальняя служба, как я понял из шепотков, была почетная, но требовалось иметь двух коней, таких у нас было немного, человек двенадцать. Для ближней службы — это дороги патрулировать да татей гонять — надо было иметь одного коня, прочих же записывали на службу в город.
Городовой полк у нас небольшой, едва шестьдесят человек, и в кольчугах было всего трое, включая меня, человек двадцать одеты в тигиляи, а вот остальные были просто в кафтанах. Не самый снаряженный полк.
Действо же продолжалось пару часов, мне даже скучно стало, но наконец-то все закончилось.
Начальные люди, забрав списки, разошлись, как и горожане, а вот служивые, наоборот, сбились в кучку и давай обсуждать письмо и гуляющие слухи о Лжедмитрии. Кто-то говорил, что это не их дело и пусть сами разбираются, кто-то, наоборот, считал, что надо идти на выручку к настоящему природному царю Дмитрию, а все беды, свалившиеся на людей, от Бориски. Другие же стояли за Бориса, говорили, что ему крест целовали и это будет предательство. В общем, мнения разделились, даже до драки дело дошло. Прооравшись, решили, что спешить не стоит и надо подождать и там уже решать, к какой стороне прислониться.
Дождавшись Микиту с сыном, мы покинули крепость, ведя Черныша в поводу, я бросил взгляд на торговую площадь. В этот момент луч солнца дал блик от чего-то светлого и блестящего, находящегося в маленьком окне.
«Это что такое? Неужто стеклянное окно», — промелькнуло у меня мысль, я тут же развернулся на месте и направился в ту сторону.
— Андрей, ты куда? — тут же окликнул меня Прокоп, но я, не обращая на него внимания, шел к своей цели.
Это было совсем маленькое окно, располагающееся под самым потолком. Обычно здесь окна на зиму закрывали ставнями, попадались еще закрытые бычьими пузырями, но вот стекло ни разу. Да и странно, что я в прошлый раз на него не обратил внимания, хотя впечатлений мне хватало.
Остановившись недалеко от дома с окном, я его внимательно рассматривал, и, походу, это было совсем не стекло, а слюда. Белая и непрозрачная, пластинку которой вставили в окно.
— Андрей, ты чего убежал? — догнали меня Прокоп с Богданом.
— Да вот, безделицу увидал. Блестит на солнце, решил глянуть, — пояснил я.
— А, на оконце, ну да. Здесь одно такое только, у осадного головы. В Нижнем Новгороде-то поболее будет, — покивал Прокоп.
«Окно, стекло, деньги, — неожиданно сложилась у меня в голове цепочка. Она была словно озарение. — А ведь точно, стекло нынче дорого, точнее, нет его». Да и сделать его в нынешних условиях вполне возможно, есть, конечно, свои трудности и нюансы, но и я на листовое метр на метр не замахиваюсь. Благо меня супруга, когда отдыхали в Венеции, притащила на экскурсию: старинные секреты стекла с острова Мурано.
Я же стоял, замерев, пытаясь вспомнить все подробности этой экскурсии и эти самые секреты.
— Андрей, ты чего замер? — попытался потормошить меня Прокоп, но я только отмахнулся от него.
«Основным компонентом при выплавке стекла выступает песок, да не простой,
