Экспедиция (книга 3) - Игорь Павлов
Официант подошёл, нарушая идиллию.
Всё принёс, расставил, хотел уже учтиво начать наливать, прогнали. И принцесса тут же занялась делом. Протёрла аккуратно мои костяшки и промыла рану на предплечье спиртом, перебинтовала её со знанием дела.
— Не туго? — Спросила, снова на меня взглянув.
— Вы очень нежно делаете, как настоящая медсестра, — похвалил, не зная, что ещё тут сказать.
Точнее, не зная, как не сказать ей, что она сейчас нравится мне больше, чем когда–либо.
Неловкая пауза вдруг наступила. Не пойму, что у неё за взгляд. Будто подвоха ищет. Но говорит, меняя тему:
— Надо же, какие красивые бокалы нам принесли. У французов кружки и то попроще.
— Он же уточнил, откуда мы.
— Ах да, — ответила испытывающим тоном.
— Простите, сударыня, — спохватился, осознав, что был сразу за намёк, и принялся наливать.
Так как мы сидим рядом, её бедро оказалось очень близко к моему, и часть его стол совсем не закрывал. Впервые я всмотрелся в детали и полюбовался тонким плетением её светлых чулок. Оттого чуть не перелил вино через край своего бокала.
— Похоже, одной бутылкой мы не обойдёмся, сударь, — посмеялась на это принцесса.
Губу ещё так закусила нижнюю. У меня аж сердце задолбило сильнее.
И мысли эти… грязные в голову полезли.
Но я отчаянно гоню их прочь. Она дочь императора, она генерал, она Небесная принцесса — главная опора Империи и защитница всех подданных.
Но сейчас… она женщина. Очень красивая женщина, которая говорит мне:
— Хочу поднять этот первый бокал за благородного и смелого офицера. Встав за твою спину, я впервые за долгие годы почувствовала себя защищённой.
— Вы мне льстите.
— Нет, Андрей. И к чёрту формальности, зови меня Настя. Или я для тебя уже старая дева?
— Не старше меня, — ответил, поднимая очень аккуратно свой переполненный бокал. — Сегодня уж точно кажешься младше. Настя.
Произнёс имя и увидел, как дрогнули её загнутые густые ресницы. И впервые разметил, как она разрумянилась.
Я знаю, что ей уже тридцать шесть лет. Но выглядит она лет на десять моложе, уж явно посвежее прочих тёток такого же возраста. А всё потому, что мехара водит. Он и тело подтягивает, что уж в таком платье видно невооружённым глазом, что в целом омолаживает.
Ударили бокалами, вино моё всё же полилось. Но я успел подставить салфетку.
Принцесса пригубила сперва, а затем без всякого приличия опрокинула всё содержимое бокала. После чего произнесла самокритично:
— Очень редко, но бывает, что я веду себя, как маленькая девочка. Наверное, потому что детства, как такового не было. А теперь могу себе позволить это удовольствие крайне редко.
— Но метко, — добавил я, проглотив кисленькое вино.
— Гадость, да? — Спросила участливо.
— Зато без снотворного, — выпалил.
— О, да, — усмехнулась, брови подняв, и протянула пустой бокал. — Поухаживайте за дамой, сударь.
Налил ей пол бокала, себе обновил по–гусарски. В общем, до краёв.
— Теперь мой тост, — начал, подавая ей бокал.
Смотрит внимательно и очень серьёзно. И это сбивает меня, потому что я хотел сказать ей, какая она замечательная. Но говорю:
— За успех нашего дела, сударыня.
Кивает со вздохом. Пьёт уже более сдержанно, уведя в сторону задумчивый взгляд.
Сколько же в этой голове знаний, опыта. Планов, задач, хитросплетений. Долга перед Родиной. Судьбоносных решений.
Как велики её дела. Как ничтожны мои обиды.
Если бы не она, твари бы к чертям сожрали Владивосток. А в столице бы даже не почесались…
После второго бокала похорошело. И уже стало совершенно плевать на пьяный гам со столов французских солдат, которые продолжали на нас коситься.
Официант принёс разного сыра на тарелке и блюдо, которое мы не заказывали, но это нисколько нас не насторожило.
— Это мумбар, мясной деликатес, попробуйте, прошу, платить не надо, — запел с улыбкой. — Для меня честь принимать гостей из России…
— Спасибо, вы очень добры, — ответила принцесса. — Нам не сложно заплатить, спасибо за гостеприимство.
Покланялся, ушёл довольный. Принцесса умеет расположить.
Время к полуночи, с одного стола французы ушли, стало сразу легче уху. И под эту тишину Настя загрустила вдруг. Взгляд стал задумчивый, хмурый. Она перестала смотреть на меня, выказывая излишнюю застенчивость, какая ей несвойственна.
Захотелось её обнять. Но я вновь ощутил между нами пропасть. А ещё этот барьер, как стена невидимая, стал осязаем настолько, что грусть, как живая набросилась на меня. Стоит только дать импульс от стремления сблизиться, и уже на стадии порыва в сердце тлеет разочарование. Она неприступна, чтобы не говорила, как бы не вела себя.
— Знаешь… — начинает совсем тихо, продолжая смотреть в сторону окна и демонстрировать красивый профиль лица, нежную шею под локонами золотистых волос. — Я всегда считала тебя монстром.
Молчу, сжимая губы. Потому что холодеет в груди. Как легко развеивается сказка.
— Однако, — продолжает, практически закрыв глаза. — Сейчас осознаю, как заблуждалась. Прости, Андрей. Но я должна тебе кое–что рассказать.
Хочу возразить, ибо вряд ли для меня что–то станет новостью. Лишь растревожит раны. Но я молчу, опуская глаза, потому что не в силах больше смотреть на неё.
— Ты пришёл в семью Сабуровых совсем маленьким, — заявляет вдруг прямо в лоб. — Ты им не родной. Тебя усыновили в возрасте трёх лет.
От услышанного из её уст перехватило дыхание. Потому что я отчаянно не верил. Ибо без корней я — дерево, которое в любой момент упадёт. И уже не поднимется.
Принцесса не даёт мне передышки, продолжая:
— Твоя матушка и братья опасались тебя, но Константин и его отец безмерно любили. С такой заботой с их стороны ты очень легко вошёл в их семью и всё быстро забыл.
Замолчала. Чувствую её взгляд на себе. И глаз поднять не могу, просто борюсь со смятением в душе. Не думал, что у меня ещё остались уязвимые места. Но она попала, как надо. Потому что тогда я не поверил Мокрищеву, утверждающему то же самое. А теперь мне сложно справиться со словами, имеющими такой вес.
Светлая память об отце, гордость о нём — это всё, что у меня было. Но очень сложно обмануть себя, потому что я перестал взывать к нему с того самого часа, как попал в тюрьму.
