Пионер. Назад в СССР - Павел Ларин
Впрочем, не это важно. Важно совершенно другое. Я. Я — любимый, единственный, самый лучший. Обо мне речь.
В моей семье не должно было родиться псионика вообще никак. Не с чего. Если маменька не врала, у нас такой страсти в роду не водилось. Но честно говоря, думаю, врала безбожно. Где-то кто-то гульнул из прабабок. Про маменьку плохо думать не хочу. Хотя…
Мальчиком я был чудесным, спокойным и прекрасным. Опять же, по рассказам родительницы. Отца не знаю. Она уверяла, что тот — героически погиб при исполнении долга во время космической экспедиции. Да. Это, между прочим, тоже было. Всякие экспедиции и попытки расширить сферу влияния за пределы земли.
Государства наперегонки осваивали космос. Упорно искали жизнь. Мне кажется, даже если иной разум во вселенной имеется, он, глядя на человечество, сказал, да ну на хер! Не дай бог! И сделал все, чтоб его точно не нашли. На то он и разум.
Поэтому, максимум, что получалось, осваивать — некоторые планеты для добычи различных ископаемых, на земле отсутствующих.
В общем, папа наш был вот таким героем–косморазведчиком. Думаю, и тут маман врала бессовестным образом. Иначе откуда у меня такие прекрасные способности ко лжи. Генетическое, сто процентов.
Беда пришла, откуда не ждали. В возрасте семи лет, когда меня отправили в школу. В первый же день, я, маленький и щуплый, встретился с суровой реальностью. Оказалось, что в коллективе нужно доказывать свое превосходство. Или, как минимум, право на некий статус.
Для меня это было открытием. На детский сад у матери тупо не имелось денег и первые семь лет своей жизни я провел сначала дома, а когда она вышла на работу, рядом с ней. Мать трудилась в цеху, который занимался сортировкой мусора и брала меня с собой. Это же не печи, сжигающие те отходы, которые переработке не подлежат. И не прес, перемалывающий различный хлам в труху. Потом из этой трухи создавали новый материал.
Короче, придя в школу, я сильно удивился. Это была очередная материна ложь. Что все друг другу братья и сестры. Люди добрые, надо просто их любить. Тогда они, в ответ, будут любить меня. Чушь!
В общем, мать сильно удивилась, когда ей позвонили из школы и велели срочно приехать. Она приехала. Но в первые же пять минут испытала сильное желание сообщить всем, что я не ее сын и вообще мы с ней не знакомы. Видел это по испуганному взгляду родительницы. Прошло много лет, но я его помню.
— Ваш сын, мадам Разикова, половину класса отправил в медицинскую часть. Он просто заставил их грызть друг другу уши! И нос! То есть, конечно, не один нос. Все носы. Все носы друг у друга. Вы понимаете⁈
Директор мерял шагами кабинет и буквально исходил страхом. Он, этот страх, сочился из каждой по́ры его потного тела. Липкие, тошнотворные эмоции я чувствовал как свои. Взрослому, лысеватому мужику было страшно так, что он на полном серьёзе опасался спустить в штаны. Кстати, у мужика на тот момент уже были проблемы со здоровьем. Мутное темное пятно говорил об этом однозначно. Правда, тогда я не понимал, почему вообще вижу пятно в районе паха директора.
— По какой причине в документах не было указано, что этот…– Он повернулся ко мне и посмотрел взглядом, который выражал максимальный уровень презрения. Хотя, даже его презрение было показухой. Так директор прятал панику. — Что этот ребенок имеет способности?
— Какие способности? Вы как можете говорить подобное? Мы — приличные люди! — Мамочка медленно начала садиться. Ноги, наверное, не держали. Даже не заметила, что под ее задом нет стула. Хорошо, нашелся добрый человек. Учитель истории. Он ногой успел подтолкнуть табурет к маменьке и она не растянулась на полу.
Следующие пятнадцать минут директор уверял родительницу, что я есть исчадие ада. А именно — малолетний псионик, который, к тому же, не получал должного образования, не стоит на учете и вообще имеет характер склонный к мятежу и бунту. Слова «мятеж» и «бунт» для маменьки звучали, как самое страшное ругательство. Даже, как приговор.
Меня, по совести сказать, тоже спрашивали. Требовали признаний. Я скромно сидел в углу, сложив руки на коленях, и никак произошедшее не комментировал. Для меня, если честно, это был тоже шок. Нет, в раннем детстве я слышал какие-то голоса. Особенно в людных местах. Они, эти голоса, роились огромным клубом растревоженных ос. Но мне казалось, будто так говорят мои придуманные друзья. Просто их много. У всех же детей есть придуманные друзья? Ну, ладно… Было пару раз, когда предметы двигались сами.
А… Еще… Лет в пять чуть не упал с обрыва, который находился за нашим домом. И в последний момент меня ухватила ветка дерева. Не я ее. Ключевой момент. А она меня. Ива. Ветви гибкие, как лианы. И вот один такой ивовый отросток, самый длинный, вдруг резко выгнулся и обвил меня вокруг талии, удерживая на весу. Просто в момент, когда начал падать, подумал, что неплохо было бы ухватиться за дерево. Жаль, оно далеко. Но и такой случай не вызвал в моей голове вопросов. Или вызвал, но я их сразу откинул. По крайней мере, рассказывать точно никому не стал.
А больше ничего странного не было. Честно.
Оказалось, псионики не только должны вставать на учет в первые же годы своей жизни, но и одарённых детей забирают в специальное заведение. Если к семи годам ребенок показывает высокий уровень способностей, он в этом заведении остаётся насовсем. Им занимаются уже конкретно. Из него готовят…да хрен его знает, кого. Профессионала. Вора, убийцу, наемника. Все вместе. Но по официальной версии, конечно, это просто специалист для решения проблем, угрожающих Конфедерации. Все прилично.
Если же уровень слабенький и максимум, на что хватает способностей, это — телекинез, то пацана возвращают в обычную жизнь. Только приглядывают. Когда становится совсем взрослым, ему подбирают соответствующую профессию. Используют, как рабочую силу. В основном, в тех же косморазведках на других планетах. Говорю, «пацана», потому что девочки не бывают псиониками. Слишком сильный эмоциональный фон. По крайней мере, случаев таких неизвестно.
Учитывая, что дети со способностями практически перестали рождаться, заведение, в котором меня должны были держать с юных лет, существовало уже чисто номинально. Последние выпускники покинули его лет тридцать назад. Их было трое и все они уже трудились в полную силу, принося пользу Конфедерации. Говорят, Штаты и Эмираты тоже имели несколько подобных специалистов. Но псионики, пожалуй, единственное достижение, которым державы друг перед другом не хвастались никогда. Более того, скрывали изо всех сил. На хрен надо. Секретно оружие, так-то.
Короче, мать отпиралась и со слезами на глазах говорила, быть такого не может. Директор тыкал пальцем в запись с камер, где отчетливо видно, как пятеро здоровых первоклашек, чем их только кормили, интересно, подходят ко мне, что-то говорят. Потом один из них отвешивает мне подзатыльник. И вот после этого вдруг они сцепились между собой. Сначала между собой. Дальше — больше. Часть класса кинулась на моих обидчиков, пытаясь добраться зубами до их ушей. Уши, видимо, показались невкусными, следующей целью стали носы.
Пока мать и директор выясняли истину, я сидел скромно в уголочке. Даже в семь лет в моей голове сформировалось четкое понимание, признаваться нельзя. Судя по тому, что говорят взрослые, меня заберут у матери и отправят в какое-то страшное место. Родительница, какая-никакая, но своя. Привычная. А всякие левые места вызывали у меня тогда категорическое отторжение.
Точку в споре поставил тот самый учитель истории. Он вдруг резко, а главное очень неожиданно, схватил тяжеленный стул и запустил его прямо в меня. Клянусь! Просто швырнул тяжёлый стул с металлическими ножками ребенку в башку.
— Если одаренный не проявлял
