Елена Асеева - Коло Жизни. Средина. Том второй
– Всего один раз… Да и то нельзя сказать, что был. Просто в свое время посещал капище Расов, которое находилось на одном из материков Земли, – с расстановкой ответствовал старший Димург и малозаметно просиял улыбкой. – Это было очень давно, по человеческим меркам… Скажем так на заре времен… когда и Земля, и люди, живущие на ней, были молоды, чисты и прекрасны… Когда они слыли детьми Богов и помнили имена своих создателей. А по поводу красоты… так я видел такие вещи, оные в сравнении с мощью биений волн океана, о грани этой каменной стены, можно назвать шорохом, каковой издает трепещущая в лучах ветра листва. Красота, это величественность дальнего космического пространства, где колыхаясь вечно движутся частицы бытия.
Господь смолк… И на чуть-чуть здесь, на берегу океана, и впрямь наступило безмолвье… И сие несмотря на рьяные попытки волн пробить в каменной преграде себе путь… Несмотря на яристые капли вырывающиеся кверху и обдающие своей солоноватой капелью и сам рубеж брега, и лицо сидящего на нем мальчика.
– Знаешь, Отец, – протянул неуверенно Яробор Живко и замолчал, вновь воззрившись на водную поверхность.
После последнего обморока, довольно-таки продолжительного, мальчик и вовсе перестал называть старшего Димурга по имени, лишь обращаясь к нему как к отцу. Он какое-то время был весьма замкнут, и даже не желал близости с апсарасами, словно настойчиво вслушиваясь в то, что ему повелевает Крушец. Однако, погодя, очевидно, обретя себя и избавившись от указаний Крушеца (о которых последнего вновь попросил Перший), изменил свое поведение, став не только спокойней, покладистей, прекратив себя принижать, но и сменив обращение к старшему Димургу с Першего на Отец.
– А ведь выходит все смертно, – дополнил юноша погодя и тягостно передернул плечами, ибо последним и столь тяжелым видением была сызнова погибель Земли. – Все, не только люди, звери, растения, но и планеты, и верно Боги.
– Такого понятия как смерть, – немедля принялся пояснять Перший, поелику они с рани покуда, как им казалось, не могли снять тягостного ощущения с мальчика оставленного не столько самим видением, сколько желанием Крушеца не тревожить братьев. Потому ноне Бог отвечал почти на все вопросы, не стараясь как было дотоль уйти от ответа. – Каковое в него вкладывают люди, не существует. Впрочем, это допустимо сказать и про многое иное, что или кого человечество помещает в узкие рамочные клети. Про саму же смерть можно молвить иначе… и это понятие будет более точным. Сама смерть является только переход из одного вещественного, а порой и пространственного состояния, в другую структурно-временную материю. Во всем, что ты наблюдаешь округ себя. – Бог легохонько вскинул вверх левую руку и описал ею коло, отчего еще мощнее вздыбилась на океанских водах заверть волн. – В том, что есть в тебе или вне тебя, мой бесценный мальчик, присутствует так называемое коловращение, круговорот… Погибшая, разлагающаяся плоть живого создания дает питание почве, коя посем вскормит растительность. Зелень степных, луговых трав вмале напитает собой чадо, растущее в глубине лоно матери, а после рождения наделит вже его ростом и силой, придаст ему мощи. Обаче, погодя, создание вновь попадет в почву, насытит ее и дарует новый цикл круговорота… Впрочем, в тот миг, час, день, месяц или год, когда плоть существа переваривается в почве, питает растение, аль малое чадо, живет, бытует иное понятие коловращения… Смысл его в том, что всякое создание, не важно, животное ли, человек ли, рождая себе подобных, тем самым дарует существование всем своим потомкам, не только детям, внукам, правнукам… всем отпрыскам… С тем и сам досель получив сие физическое бытие от своих предков, пращуров, таким образом, не нарушая еще одного вида, так называемого малого коловорота.
Старший Димург нежданно прервался, но только для того, чтобы опустившись, присесть подле юноши на каменистое полотно брега. Он резко принял свой самый малый рост, что сделал пред мальчиком впервые, и нежно приобняв его за плечи прижал к себе. Очевидно, жаждая стать ближе… как можно ближе к тому, кого любил так сильно… к тому, кто был сутью этой плоти.
– Но есть более значимое понимание круговорота, – продолжил Господь медлительно. – Это когда гибнет система, созвездие, Галактика… Но даже тогда те самые мельчайшие частицы, газы, пыль кои остаются, всяк раз после любой гибели, смерти, разложения в свое время положат начало иному творению. И вскоре на месте погибшего структурного единства появится нечто иное. Новая конструкция материи… бытия… Ничего не умирает, только преобразуется… изменяется, приобретая высшие али вспять низшие качества, особенности, а иноредь и функции.
Перший ласково прикоснулся губами к макушке головы Яробора Живко, взъерошив вьющиеся волосы на ней выдохом и последним сказанным словом, да замер… Наслаждаясь… Несомненно, наслаждаясь близостью не столько человеческого, сколько собственного, божественного естества обитающего внутри мальчика, такого осязаемо-мощного.
– Теперь я понимаю, почему Родитель не позволял мне встречи с тобой, – произнес юноша, обвиняя в том по незнанию не истинного зачинщика их разлуки, и преклонив голову, словно схоронил ее на груди Бога. – Так как я днесь не смогу без вас. Слишком сильно я связан с тобой Отец.
– Я буду рядом, – успокоительно отозвался Перший, желая ласковыми словами и проявленной любовью успокоить как плоть, так и драгоценного ему Крушеца.
– Все равно, – все также несогласно проронил Яроборка в грудь Зиждителя, прикасаясь устами к серебряной глади сакхи. – Дотоль я томился, но думая, что вас нет, аль вам не до меня, мог жить средь людей. Теперь я хоть и понимаю, что должен быть на Земле, все же ощущаю мощную потребность, находится подле тебя Отец. – Видимо, это всеобъемлющее желание владело не столько мальчиком, сколько лучицей. – И я боюсь Отец, что тоска меня изведет… И не помогут мне ни Айсулу, ни Толиттама, ни даже милая Кали. – Порывчато дернулись черты лица Яробора Живко и зримо скривились полные, алые губы. – А, что такое упырь, Отец? – все-таки справившись с собственной слабостью и стараясь отвлечься, вопросил он.
Теперь явственно шевельнулись черты лица Першего, и по ним зараз пробежала зябь изумления. Он заботливо обхватил перстами подбородок юноши, и слегка приподняв голову, всмотрелся ему в лоб, но лишь затем, чтобы миг спустя также скривить полные уста.
– Откуда ты слышал, про упырей? – уже, впрочем, ведая обо всем, вопросил Бог.
– Недавно, я еще спал… али не спал, мне трудно о том решить, – начал мальчик и туго пожал плечами, с тем не в силах перевести взгляд от больших очей Господа, где темно-коричневые радужки поглотили всю склеру и словно зрачок. – Я слышал, как ты сказал Кали, что малецык Огнь обещал передать упырей и зародышей вместе с Воителем, когда тот прибудет в Млечный Путь. «Зародышей?» – вопросила Кали. «Да, зародышей, – ответил ты. – Потому как, передал малецык, их срок жизни вельми короток, поелику они не совершенны».
– Ты поразительный мальчик… малецык… мой дорогой, бесценный малецык, – это, кажется, Перший и не сказал, а только дыхнул, не отворяя рта, и легкое дуновение огладило кожу лица юноши. – Поразительно- неповторимый… Правильно говорит Кали-Даруга и Родитель уникальное совершенство.
Той молвью старший Димург, определенно, ласкал Крушеца… Крушеца который и был тем самым уникально-изумительным творением, а не простой, слабый, и всего только любознательный мальчик Яробор Живко.
– Я не подслушивал. Я всего-навсе слышал… Я слышу тебя мой Отец, – отозвался Крушец, передавая послание через мальчика… однако, мысленно так, чтобы мозг не сумел переварить посланную молвь… и теперь уже не пользуясь губами, голосом Яроборки.
– Мой милый, любезный, так ты мне дорог, – теперь старший Димург шевельнул губами. Он видел, что лучица уже сейчас могла мысленно общаться сквозь мозг мальчика с ним, но поколь не разрешал того ему делать, абы не навредить плоти. – Ты такая бесценность… Чего стоит только, что порой ты слышишь молвь моей змеи… Змеи которую никто кроме меня и Родителя не воспринимает.
Конец ознакомительного фрагмента.
