Брюс Стерлинг - Распад
Оскар почувствовал, что в деле наметился прогресс. Его положение сильно укрепилось, он мог начинать действовать.
Вот тут и появился первый сумасшедший убийца.
В связи с этим событием Оскара пригласили зайти в службу безопасности Коллаборатория. Сотрудница службы безопасности была одета в офицерскую форму, которая говорила о принадлежности к крошечному федеральному агентству, именовавшемуся «Руководство безопасности Бунского национального коллаборатория». Женщина сообщила Оскару, что пойманный только что прибыл из Маскоги, штат Оклахома, и пытался прорваться в южный шлюз купола, но был задержан. При нем был обернутый в бумагу картонный ящик, который, как он уверял, является «суперрефлексогранатой».
Оскар посетил подозреваемого в камере. Несостоявшийся убийца выглядел взъерошенным, несчастным, покинутым и одиноким. У него наблюдались все признаки серьезного умственного расстройства. Оскар неожиданно почувствовал острый приступ жалости. Ему стало, совершено ясно, что этот человек не является сознательным злоумышленником. Несчастного подтолкнул к действиям непрерывный поток спама с призывами к насилию.
Оскар был в шоке и немедленно выразил пожелание, чтобы бедного малого освободили. Местные копы, однако, мудро не последовали его просьбе. Они связались с офицером Секретной службы США из Остина. Спецагенты должны были прибыть сегодня же, чтобы допросить мистера Спенсера и затем забрать его с собой.
Буквально на следующий день появился другой псих. Этот джентльмен, мистер Белл, оказался хитрее. Он додумался спрятаться внутри грузовика, который вез электротрансформаторы. Водитель грузовика заметил сумасшедшего, когда тот вылезал из кузова, и вызвал охрану. Последовала короткая охота, и проехавшийся зайцем пассажир был обнаружен, когда безуспешно пытался спрятаться в редких кустиках болотной травы. При этом он храбро щелкал самодельным пистолетом, покрашенным в черный цвет.
С поимкой третьего, мистера Андерсона, все сложилось гораздо хуже. Когда охранник приблизился к нему,
Андерсон стал громко кричать о приближении летающих тарелок и судьбе Конфедерации, при этом полоснув себя острой бритвой по рукам. Это кровопускание шокировало Оскара и поставило его в сложную ситуацию.
Стало очевидным, что надо найти безопасное укрытие. И наиболее безопасным местом внутри Коллаборатория была, конечно, Хотзона.
Внутреннее оформление Хотзоны было менее впечатляющим, чем стоящая снаружи белая фарфоровая башня. Интерьер выглядел странным, и это объяснялось тем, что каждая вещь, находящаяся здесь, должна была выдерживать чистку сверхгорячим паром. Стены с гладким пластиковым покрытием, высокие белые керамические столы, не поддающиеся кислотному воздействию, металлические стулья и шершавый плиточный пол. Хотзона казалась странной и в то же время очень земной. В конце концов, это ведь была не сказочная страна и не космический корабль, а хорошо организованное пространство, предназначенное для специфической деятельности людей в помещении, где соблюдалась стерильная чистота. Люди работали здесь уже пятьдесят лет.
В гардеробной со шлюзовой камерой Оскару пришлось сменить уличную одежду на лабораторный халат, надеть перчатки, хирургический колпак, маску и бахилы с завязками. Грета Пеннингер, неофициально взявшая на себя хлопоты по приему, послала лаборанта, чтобы тот проводил Оскара в ее кабинет.
Грете Пеннингер принадлежала целая анфилада лабораторных помещений в ярко освещенном отделении нейрокомпьютерных* исследований. На пластиковой двери было написано: «Грета В. Пеннингер, фундаментальные исследования». За дверью располагался залитый ослепительным светом хирургический кабинет.
Ряды высоких белых столов. Безопасные покрытия. Сушильные полки. Детергенты. Весы, горелки, мензурки с делениями. Пипетки. Центрифуги. Хроматографы. И множество белых квадратных устройств непонятного назначения.
Оскара приветствовал мажордом Греты, доктор Альберт Гаццанига. Гаццанига имел тот характерный вид, который Оскар про себя именовал «коллабораторным»: у него был сосредоточенно-отрешенный взгляд, как у игроков в мяч в стране лотофагов (Лотофаги — в «Одиссее» Гомера пожиратели лотоса, приносящего забвение прошлого.). Он, один из немногих в Коллаборатории, принадлежал к федерал-демократам. Большая часть политически активной аудитории Коллаборатория была скорее похожа на унылые типажи спаянного левого традиционалистского блока, напоминая членов социал-демократической и коммунистической партий. Было редкостью найти здесь кого-то, обладавшего твердостью характера и энергией, чтобы отстаивать убеждения реформистов.
— Так что случилось с доктором Пеннингер?
— О, только не обижайтесь, она сейчас занята. Как только она закончит процедуры, она придет. Поверьте мне, когда она занята делом, лучше находиться от нее подальше.
— Все в порядке. Я понял.
— Это не означает, что она вас не воспринимает всерьез. Она очень сочувствует вам. Мы сами имели одно время проблемы с местными экстремистами. Борцы за права животных, противники вивисекции… Понятно, что мы, ученые, ведем гораздо более замкнутый образ жизни, чем вы, политики, однако мы не витаем в облаках.
— Что вы, Альберт, я и не думаю ничего подобного.
— Лично я крайне огорчен, что вам пришлось стать объектом нападений, и сочту за честь помочь вам.
Оскар кивнул.
— Вы очень добры, что пригласили меня. Я постараюсь не мешать вашей работе в Лаборатории.
Доктор Гаццанига провел Оскара за стойку, на которой стояло семь снабженных дренажным стоком форм с желеобразными рабочими пробами.
— Надеюсь, у вас не сложится впечатление, что здесь, в Лаборатории Греты, мы находимся в биологически опасной зоне. В этой Лаборатории никогда ни с чем опасным не работали. Все наши очистные приспособления просто защищают выращиваемые нами культуры от загрязнения.
— Понятно.
Гаццанига, одетый в мешковатый лабораторный халат, незаметно пожал плечами.
— Все эти жуткие атрибуты генных технологий: гигантские башни, катакомбы, купола, пломбированные помещения — в прошлом, возможно, имели большой политический смысл, но в принципе было наивной идеей и к нашему времени давно устарело. Все это оправдывалось лишь несколькими разработками, сделанными для военных. Внутри Хотзоны нет ничего такого, что могло бы вам повредить. Генная инженерия имеет пятьдесят лет истории, это отработанные, проверенные методики. Мы используем только термоэкстремофилов, то есть микробов, для которых естественной является вулканическая среда. Очень эффективно — высокий метаболизм и полная безопасность. Их метаболизм не запускается при температуре ниже 90 градусов. Они живут за счет серы и водорода, так что даже если вы буквально искупаетесь в жидкости с этими микробами, то разве что обваритесь, но никакой инфекции подцепить таким образом невозможно. Также не стоит бояться и каких-либо генетических изменений.
— Звучит весьма убедительно.
— Грета профессионал. Она отработала до блеска лабораторные процедуры. Даже больше. Лаборатория — это место, где сильнее всего проявляется и сверкает личное мастерство Греты. Она очень сильна в нейрокомпьютерной математике. Не думайте, что я собираюсь преуменьшать ее заслуги. Но ее основные таланты раскрываются как раз в Лаборатории. Она может работать с STM-зондами как никто другой во всем мире. И если бы она могла приложить руки к какой-нибудь приличной тиксотропийной центрифуге, а не мучиться с дерьмовым ротором каменного века, мы бы стали действительно первыми в этих областях науки. — Гаццанига пришел в возбуждение. Он буквально дрожал от энтузиазма. — По публикуемым отчетам об эффективности работы наша Бунская лаборатория стоит на первом месте. У нас настоящие таланты, команда Греты не имеет себе равных! Если бы мы только могли заполучить подходящее оборудование, даже трудно представить, чего можно было бы добиться. Нейронаука сейчас на гребне научных исследований, точно так же как сорок лет назад была генетика или компьютеры за сорок лет до того.
— А что вы делаете здесь?
— Ну, официально это называется…
— Не надо, Альберт, объясните по-простому, над чем вы работаете?
— Ну, в принципе, мы все еще разрабатываем результаты, за которые Грета получила Нобелевку. Результаты касаются глиальных нейрохимических градиентов, вызывающих модуляции определенного рода. Это был самый большой нейрокогнитивный прорыв за последние годы, открывший массу новых горизонтов для исследователей. Карен работает над фазовыми модуляциями и пиковыми частотами. Юнг Ньен в нашей команде — самая вдумчивая и мудрая — занимается стохастическим резонансом и моделированием реакции на рейтинг. А Серж, вон он там, который вас встречал, работает над древовидными преобразовательными поглощениями. Остальные у нас заняты оформлением документации по экспериментам, фактически они — обслуживающий персонал, но это ничего не значит, когда вы работаете с Гретой Пеннингер. Это Лаборатория с мировым именем. Сюда стремятся попасть. У нас отличный персонал. К тому времени, когда Грете будет лет пятьдесят — шестьдесят, даже ее самые юные соавторы смогут вести собственные лаборатории.
