Андрей Ерпылев - Расколотые небеса
— Грауберг!
— Я!
— Вы вроде бы разбираетесь в технике?
— Так точно! — отрапортовал мичман, перемазанный черной пылью с ног до головы. — Служил в батальоне технического обеспечения Черноморского флотского экипажа.
— Отлично. Попробуйте-ка снять с этого металлолома… — командир ткнул пальцем в зонд-спаситель, — хотя бы видеокамеру, что ли… Или что-нибудь, что может представлять ценность для ученых.
— Попытаюсь… — с сомнением почесал затылок шлема мичман. — Но не гарантирую…
— Вот-вот, попытайтесь. А мы с Лежневым займемся пробами грунта.
Еще через полчаса все было готово: оба выгрызенных изо льда аппарата подтянуты к самому устью «ворот» и надежно обвязаны тросами, все свободные емкости забиты под завязку осколками субстрата и кусками изъеденных «черной плесенью» автоматов, все вокруг на десять раз снято и переснято… Лишь Грауберг продолжал возиться со своим зондом.
— Скоро вы там? — поинтересовался Бежецкий, подходя к нему: ветер заметно усилился, и передвигаться, даже в чудо-костюмах, стало сложновато.
— Еще минуточку…
— Удалось снять камеру?
— Да, вот она, — кивнул мичман на серебристый, чуть тронутый черной «плесенью» параллелепипед, лежащий рядом с ним. — Похоже, целехонька.
— Чем же вы заняты?
— Да вот, — пожал плечами немец. — Никак не могу понять, что это такое.
— Где? — нагнулся к нему командир. — Покажите.
— Вот, — палец в толстой перчатке осторожно тронул белый матовый цилиндр, — очень уж по виду очень от всего остального отличается.
— Так выньте его, и дело с концом.
— Да? А если это взрывчатка? Повидал я подобные штуки в своей жизни.
— Откуда здесь взрывчатка? Ученые, конечно, сумасшедшие люди, но не настолько. Этот… эта штука закреплена как-нибудь?
— Нет, похоже, просто засунута под привод манипулятора.
— А провода от нее идут какие-нибудь?
— Не вижу.
— Тогда это не мина.
— Как сказать…
Александр начал терять терпение:
— Тогда сделаем так: обвяжите этот предмет тросом, и попробуем дернуть, отойдя на расстояние.
— Хорошо.
Через пару минут все залегли в отдалении от мертвого зонда, и Бежецкий собственноручно рванул конец веревки, привязанной к «мине».
Взрыва, как и ожидалось, не последовало.
— Блин, Грауберг! — заявил Лежнев, первым поднявший выдернутый из машины цилиндр. — Опять ты в своем репертуаре! И когда тебе надоест только?
— Ты о чем, Николай? — не понял мичман, тоже поднимаясь на ноги.
— Да все об этом. — Вахмистр продемонстрировал всем собравшимся вокруг тубу из-под пищевого концентрата. Точно такую же, какие лежали у каждого из десантников в рюкзаке в составе продуктового запаса на непредвиденный случай. — «Фасоль белая с салом», — прочел он, поворачивая емкость перед стеклом шлема. — Сожрал хавчик втихаря, а нас разыграть решил. Шутник, блин, тевтонский!
— Не мели ерунды, — отозвался Грауберг. — Я свой НЗ и не вскрывал. А это… — он отобрал тубу. — Я что, по-твоему: зубами отгрыз? — Он провел пальцем по краю полукруглой выемки в тонком пластике.
— Не, это не зубами, — завладел находкой урядник Алинских. — Это срезано чем-то… Стоп! А тут внутри листок какой-то…
При свете фонаря, загородив от ветра спинами клочок рвущейся из рук желтой, в разводах, хрупкой бумаги с едва различимыми каракулями, десантники прочли:
«10 августа 20…
Двенадцатый день. Надежды на спасательную экспедицию больше нет, НЗ на исходе. Аккумуляторы костюмов разрядились пять дней назад. У Яснова обморожены руки и лицо, у меня тоже не все в порядке… Принял решение идти на запад. Может быть, там есть люди. Здесь мы все равно погибнем. Если кто-нибудь найдет эту записку, передайте…»
Далее текст обрывался, поскольку листок бумаги в этом месте был срезан пулей «Василиска».
— Яснов? — нарушил молчание кто-то из бойцов. — И тут тоже Яснов. Прямо как наш.
— А ведь сегодня-то тридцатое июля, — припомнил кто-то. — Десятое августа аккурат через двенадцать дней…
Бежецкий бережно сложил письмо и спрятал в нагрудный карман комбинезона. Он уже все понял…
— Да это ведь почерк Батурина! — запоздало догадался вдруг Лежнев. — Он мне бумаги заполнял в прошлом месяце в офицерскую школу! Неужели… Надо идти за ними — может, еще успеем помочь!
— Не успеем, — вздохнул Александр. — Бумага какая, видели? Ей как минимум год. А то и все десять… Да и туба вся плесенью проедена… Все: наших товарищей больше нет. Возвращаемся.
— Как нет? Они же только что… Нет, так нельзя! Надо попробовать!
— Попробуем в следующий раз. А пока нужно доделать то, ради чего мы сюда пришли. Слушай мою команду…
— Вижу на экране локатора движение, — раздался в наушниках бесстрастный бас Решетова…
9
— Нет, ты слыхала, какая петрушка?…
Сказать, что вахмистр Лыжичко был сегодня пьян — значит не сказать ничего. Даже такие термины, как «пьян в стельку», «нализался в лоскуты» или «бухой в хлам», казались чересчур мягкими для того состояния, в коем в данный момент пребывал сей незаурядный индивидуум. Он был просто «никаким».
Вообще-то, в категорию «пьющих» или даже «выпивающих» он не входил. Так, чуть-чуть по какому-нибудь выдающемуся поводу, да и то не слишком часто и в меру. Да иного и быть не могло: Служба чрезвычайно ревниво следила за нравственностью своих сотрудников и не терпела никаких излишне явных отклонений от ординара. И уж если не поощрялись такие безобидные «таракашки», как коллекционирование почтовых марок или увлечение певчими птичками, то склонность к спиртному…
И разрази его гром, если он мог бы внятно объяснить, почему именно сегодня…
А все эта мимолетная встреча в подземке…
Николай, сменившись с дежурства, ехал домой, в свою небольшую квартирку на южной окраине. Вагон метро, как обычно в этот час, был переполнен, и уставший мужчина, мерно покачиваясь в такт движению, как и все его невольные попутчики, стоял, держась за ременную петлю и бездумно пялясь в темное зеркало окна. Изредка за стеклом мелькали какие-то кабели, трубы, тут же уносящиеся вдаль, и когда рядом с его отражением обрисовалось узкое и бледное женское лицо, жандарму показалось, что это снаружи кто-то пытливо вглядывается ему в глаза. Наваждение было настолько диким, что он даже зажмурился и потряс головой, пытаясь его отогнать. Но стоило осторожно приоткрыть веки, как «потусторонний дух» в стекле мягко улыбнулся и превратился всего лишь в обычную попутчицу, одну из десятков прочих пассажиров обоего пола, тесно стоящих вокруг. И, что самое главное, ничего особенно в ней не было — так, немного усталая женщина, как и все добирающаяся в свой «спальный район» с работы или службы. В обычное время он никогда не обратил бы на нее внимания, не вычленил в толпе взглядом.
— Вам нехорошо? — прожурчал в ушах невообразимо приятный голос, который хотелось слушать, слушать, слушать без конца…
Порой вахмистр приходил в себя, изумляясь, каким образом он попал в совершенно незнакомый ему кабак, набитый под завязку какими-то подозрительными личностями, смахивающими не то на иностранных моряков, не то вообще на каких-нибудь контрабандистов или торговцев краденым. Да и разноголосый гомон вокруг, в котором слова из всех без исключения европейских языков сплелись с воровскими терминами в причудливую вязь, это подтверждал. Подобного общества, кстати, Служба тоже не одобряла.
— Будем, — слышалось откуда-то из облака дыма, и о стакан Николая, стукался другой, зажатый в мощной руке, поросшей рыжим волосом, скрывающим смутные татуировки.
Но мысли в одурманенном мозгу оформиться не успевали, потому что взгляд снова натыкался на бледное лицо напротив, а чарующий голос обволакивал, опутывал по рукам и ногам, лишал сил к сопротивлению…
— Такая штука… — бормотал он против своей воли, хотя его никто к этому не принуждал: так бывает в полусне, когда человек несет околесицу, отвечая на чей-нибудь вопрос. Но сейчас никто его ни о чем не спрашивал, да и слова его околесицей назвать было трудно — разве что на первый взгляд. — Получается… Два их, понимаешь… Один — начальник… Генерал… А второй… а второй…
Рассказ повторялся уже, наверное, десятый раз, и ничего нового захмелевший вконец жандарм поведать собутыльникам уже не мог. В конце концов, они это поняли.
— Не пора ли нам прогуляться? — деловито осведомилась девушка, действительно бледная, но, конечно, потустороннее существо ничем не напоминавшая — освещение виновато, не иначе. — Освежиться малость…
Никто не возражал, и двое ее плечистых спутников тут же подхватили безвольное тело вахмистра и увлекли наверх из душного подвальчика, без особенных церемоний волоча его, вяло перебирающего ногами, по ступенькам крутой лестницы.
