Елена Горелик - Своя гавань
4
— …Влад, я не о моральной чистоте наших вояк забочусь, а об элементарной боеспособности. Если они в самый интересный момент начнут потрошить дома и сдирать с женщин украшения, кто будет сражаться? Мы с тобой? Господа капитаны? Нет, я вовсе не против помахать шашкой. Я очень даже за. Только если это принесёт какую-то пользу нашему делу.
— А это правда, что мусульманки таскают на себе каждая по несколько фунтов золота? — предметно поинтересовался капитан Беннет. Не так давно он всё-таки решился перебраться с Ямайки в Сен-Доменг, и не столько потому, что ему так уж нравилась эта гавань, сколько потому, что английские власти стали слишком уж строго спрашивать за пиратство.
— Правда, — кивнула Галка. — Только не все, а в богатых домах. Впрочем, говорят, в Алжире бедных домов попросту нет.
— С чего бы им постоянно тягать на себе столько побрякушек? — удивился англичанин. — Обычай у них такой, что ли?
— Вроде того. У мусульман, видишь ли, муж в любую минуту может три раза сказать жене слово «талак», что означает развод. И жена обязана при этом покинуть дом мужа в том, что на ней есть в данный конкретный момент. Потому бабы и таскают на себе весь свой золотой запас — на всякий случай. Потому я и говорю: атакующим первой волны десанта лучше ни на что не отвлекаться. Алжирцы… да и вообще мусульмане подраться не дураки. С ними чуть зазеваешься — голова с плеч.
— Я почему-то думаю, что у первой волны десанта особых проблем с атакой не возникнет, — с хитроватой усмешкой проговорил Влад.
— Ну, да, если вспомнить, какую жуть мы с собой приволокли, — рассмеялся Билли. — Я-то своих предупредил, а вот тем, кого не предупредили, я очень сильно не завидую.
— Я надеюсь, парни с «Перуна» тоже штанов не испачкают, — улыбнулся Геррит. — Хоть и не уверен. Во всяком случае, тогда, вернувшись с полигона, я первым делом посмотрел в зеркало: проверял, не поседела ли моя бедная голова. А ведь я как будто человек образованный, и не настолько суеверный, как эти язычники.
— Мусульмане вовсе не язычники, дружище, — покачала головой Галка. — Более того: язычниками они считают как раз нас, христиан. За то, что чтим Троицу. Мол, аллах един, и никаких гвоздей. Но это так, к общему сведению. Главное же следует уяснить сразу: они — фанатики своей веры. Испанцы в этом отношении и рядом не валялись. Потому если на вас с воплем «Аллах акбар!» станут кидаться шестилетние пацаны с ножичками, не удивляйтесь. Их так воспитывают.
— Да, мы для них попросту не люди, — поддержал Влад. — Слышал я, как одна…мусульманка кричала односельчанам-грекам: «Скоро мы вашими детьми будем собак кормить!»
— Не завидую я вам, русским… — процедил Граммон, до тех пор исправно молчавший, слушавший и делавший для себя пометки на будущее. — У вас такие милые соседи, что просто залюбуешься.
«Что бы вы сказали, шевалье, если бы знали, на чьих верфях строятся турецкие карамуссалы? — не без едкой иронии подумала Галка. — Вряд ли что-нибудь приличное. Хоть вы и редкостный засранец, но кое-какие понятия о чести имеете. В отличие от некоторых политиков».
— А нам с соседями всю дорогу не везёт. Судьба, видно, такая, — сказала она вслух. — Главное — вовремя сделать из оного соседства верные выводы. И чтобы эти выводы в данный момент помогли нам победить с как можно меньшими потерями. Если полезем на Алжир как на испанцев, до Сен-Доменга мало кто доберётся живым и не искалеченным. Нужно знать сильные и слабые места врага. Это прописная истина, господа, я вижу, что сказала банальность. Но кто из вас раньше хотя бы поверхностно имел дело с мусульманами?.. Вот потому-то я вам все эти байки и травлю. Про то, как они себя ведут в бою и после боя. Про то, что их бабы носят на себе кучу золота. Про воспитание мальчишек, турецкие орудия, дамасские клинки, отношение к иноверцам и тому подобные мелочи. Вы и сами лучше меня знаете: без учёта этих мелочей победа может обойтись нам слишком дорого.
— Ладно, — подытожил Билли. — С мелочами всё ясно. Какие будут коррективы к плану?..
«Во имя аллаха, всемилостивого, милосердного…»
Раис Али-Мухаммед никогда не пропускал утреннюю молитву, почитая её наиглавнейшей обязанностью правоверного мусульманина перед аллахом. Ни на суше, ни в рейде не расставался с потёртым молитвенным ковриком, доставшимся ему от отца, носившего зелёную чалму. Раис Хаджи Ала-ад-Дин ныне вкушал сладостный отдых в садах аллаха, довольно навоевавшись с неверными. Он сам ходил в море вместе с командой на своём галеоте, хотя, иные раисы уже в его время — позор на их головы! — предпочитали лишь снаряжать корабли на свои деньги, отсиживаясь на берегу и наслаждаясь красотой наложниц в гаремах. Али-Мухаммед брал пример с отца, отправляясь в море лично, деля все радости и невзгоды с верной командой. А команда благодарила аллаха за столь храброго раиса, для которого добыча стояла на втором месте. После воинской доблести.
У него не маленький галеот, а фрегат — прошлогодний трофей, взятый в неравном бою у неверных франков. «Меч Джебраила» — хорошее название для столь прекрасного и грозного корабля. Сорок две пушки. Нечестивый крест на клотике заменен священным полумесяцем. Мало кто в Аль-Джазере может похвастаться столь могучим кораблём. Оттого раис Али-Мухаммед пользуется таким уважением, оттого диван всё более склоняется к мысли, что в военное время им нужен бей, имеющий самый свежий опыт морских сражений, а не убелённый сединами турок Селим, чьи заслуги несомненны, но столь отдалены во времени… Али-Мухаммед знал, чего ему не хватает для окончательного восхождения. Ещё одной громкой победы с богатой добычей. Пусть даже для этого придётся сговориться с испанцами-кафирами. Этот дон Рамиро Нуньес… как там его дальше… словом, испанец не скупился, предлагая золото в обмен на нейтралитет воинов аллаха по отношению к его соотечественникам и кафирам-голландцам. Что ж, раис Али-Мухаммед золото взял. С диваном, как водится, поделился. Нейтралитет обещал, и пока соблюдал его, понимая, что рано или поздно придёт момент, когда раисы и янычары выйдут на площадь и начнут требовать нападать на всех кафиров без различия флага. А против воли собственных воинов не пойдёт даже бей. Но сейчас… Сейчас «Меч Джебраила» готовится возглавить поход на франков. Пока их флот сражается с испанским и голландским флотами у Сицилии, кто помешает воинам аллаха начисто ограбить всё южное побережье Франции?
Горы золота и серебра, драгоценных камней, отрезы парчи, бархата и лионского шёлка… Снова в Бадестане будут продавать сильных невольников, юных девушек для гаремов. Снова лекари будут скопить франкских мальчишек, из которых — кто выживет, конечно — вырастут отличные евнухи. Снова сундуки раисов наполнятся доверху, шеи их любимых жён отяготятся драгоценными ожерельями, пальцы будут унизаны дивными кольцами, а уши оттянут тяжёлые серьги… Али-Мухаммед подумал о своей любимой жене. Мариам-египтянка, всего четырнадцать лет. Лишь три месяца прошло с тех пор, как он пленился её несравненной красотой. Не один год пройдёт, прежде чем её стан утратит стройность, а лицо обезобразят морщины. Но тогда ей придётся уступить место любимой жены какой-нибудь молоденькой невольнице, которая ещё, вероятно, только родилась. Как уступила это место прекрасной египтянке уже начинающая стареть Сейда… Может быть, взять Мариам в поход? Для этой цели раис обычно брал рабыню-наложницу, которую после сражения отдавал команде. Любимую жену разгорячённым после боя воинам не отдашь, придётся покупать невольницу. Пусть сперва послужит госпоже, а затем…
Пушечный выстрел прервал сладостные мысли раиса. Что такое?
С запада Аль-Джазер прикрывали высокие холмы, которые по совести можно было бы назвать даже горами. Во всяком случае, обзор с северного мыса прекрасный. Оттуда в ясную погоду можно было высмотреть крупные корабли за десяток миль. Сейчас, ранним утром, море было подёрнуто лёгкой дымкой, и обзор даже с такой удобной наблюдательной точки несколько сократился, как минимум до полулиги. Франки? Всё может быть. В любом случае, пушка в крепости не стала бы стрелять, возвещая о приближении кораблей, если бы эти самые корабли не были вражескими. Ветер? Раис Али-Мухаммед присмотрелся к вымпелу. О, шайтанов хвост, западный ветер-то как раз благоприятен кафирам! Впрочем, чтобы поднять по тревоге команды всех алжирских кораблей много времени не нужно. Да и крепость, построенная ещё доблестным Хайраддином, должна дать достойный отпор.
— Раис-эффенди, — на мостик взбежал верный Ахмед — турок. — Дозорные передали — идёт сильный флот. Семь больших кораблей и несчётно малых.
— Кто? — коротко поинтересовался Али-Мухаммед.
— Кафиры, раис-эффенди.
— Я и сам догадался, что не правоверные. Кто именно?
— Дозорные не знают, раис-эффенди, — Ахмед виновато потупил взор. — Они никогда не видели таких флагов. Три вертикальные полосы: чёрная, белая, красная.
