Андрей Посняков - Зов Чернобога
Вечер был тихий, спокойный, за лесом неспешно клонилось к закату солнце. Выбравшись сквозь травяные заросли на обочину, Инга остановилась и тихонечко засмеялась — тоненькая фигурка ее в белых бриджах и светло-голубой джинсовой рубашечке отбрасывала в лучах заходящего солнца длинную смешную тень. Посмеявшись, Инга взъерошила волосы, приставила к носу ладони — ну, вылитый Буратино! Как там, в песне?
— Кто очень скоро будет тут? Скажите, как его зовут?
— Бу-ра-ти-но — прокричав по слогам, захлопал в ладоши неизвестно откуда объявившийся Михаил.
— Ой — смутилась Инга. — Как ты незаметно подобрался! А мотоцикл где?
— Там, у столба, — с улыбкой кивнул парень, На нем была все та же желтая рубашка с короткими рукавами, джинсы, на левой руке — повязка.
— Укус крылатого змея?
— Напрасно ты смеешься, — обиделся новый Ингин знакомец. — Я уж думал, все, кирдык. И вообще, помнится, еще в детстве бабка моя что-то такое про летучих гадов рассказывала. Даже молитвы да заговоры знала.
— Что ж ты к ней не пошел, заговорить?
— Так не здесь она сейчас, в больнице, в Шуг-озере.
— А, — засунув руки в карманы, протянула девушка. — Болеет?
— Артроз, — махнул рукой Михаил. — Одно слово — старость.
Они подошли к мотоциклу. Усевшись на сиденье, Михаил положил руки на руль и кивнул:
— Садись, покатаемся. В клуб рано еще.
— Вот как? — Инга уселась позади юноши. — А укушенная рука тебе не помешает? И куда мы поедем?
— Увидишь, — загадочно улыбнулся Михаил. — Но ты точно не пожалеешь.
Он запустил двигатель и погнал мотоцикл в сторону той деревни, куда уходили в поисках магазина Игорь с Мариной. Быстро пролетели мимо низкие деревянные домики, скамейки, автобусная остановка с остатками кострища и настенными росписями. Вскоре асфальт кончился, затрясло, и Инга крепче прижалась к парню. Тот обернулся, подмигнул и, снизив скорость, свернул на лесную дорогу. Миновав ельник и березовую рощицу, они выехали на невысокий холм, поросший васильково-желтой травой. Внизу, у подножья холма, виднелось асфальтированное шоссе, а еще ниже — широкая ложбина с маленькими, разбросанными вдоль проселочных дорог домиками, блестевшей на солнце рекой и далеким, покрытым синеватой дымкой лесом. Михаил остановил мотоцикл и горделиво обернулся — ну как, мол?
— И в самом деле, красиво! — Слезая с сиденья, Инга незаметно расстегнула на рубашке несколько пуговиц.
— Ты тоже очень красивая, — положив мотоцикл в траву, признался Михаил.
Инга усмехнулась:
— Да ну тебя.
— Нет, правда!
Юноша подошел к ней ближе, положил руки на талию, обнял.
— Можно я тебя поцелую? — как-то несмело попросил он.
— А если я скажу, что нельзя? — лукаво подняла брови Инга.
— Все равно поцелую. — Михаил приник губами к жарким девичьим губам. Инга не сопротивлялась, наоборот, еще непонятно было, кто кого целовал…
— Здорово. — Тяжело дыша, девушка откинула голову, чувствуя, как, словно в омуте, тонет в синих глазах парня. Руки Михаила между тем уже залезли к ней под рубашку и нежно гладили талию, спину, живот… Вот уже расстегнута последняя пуговица, обнажена грудь, маленькая, с упругими темно-розовыми сосками, а вот и сброшенная рубашка полетела в цветы иван-чая, а за нею — и бриджи, и оранжевые, купленные в недешевом бутике, стринги.
Сладостно застонав, Инга опустилась в траву и, крепко обняв, притянула парня к себе…
Вне себя от нахлынувшего ощущения счастья, Михаил прикрыл глаза… Девушка улыбнулась, чувствуя, как сильные руки ласкают ее грудь… И вдруг эти же руки — еще мгновенье назад такие нежные — с силой сдавили горло, а в синих глазах парня взъярилась черная Тьма! Задыхаясь, девушка захрипела, попыталась закричать, но ничего у нее не вышло — вместо крика лишь одинокий стон вырвался из груди.
— Где у нас, интересно, Инга? — заглянув в палатку, недоуменно вопросил только что проснувшийся Иваныч. — Парочки спят или неизвестно чем занимаются… С кем же я буду чай пить? Один как перст?
Поднявшись на холм, он покричал:
— Инга-а-а! Ингуша-а-а-а!
В ответ лишь залаяли собаки в деревне, что за рекою.
А несчастная Инга в это время хрипела в безжалостных руках убийцы.
Михаил вдруг открыл глаза… прежние, синие… С удивлением посмотрел на свои руки, на Ингу…
Девушка почувствовала, как резко ослабла хватка, дернулась… И снова черный огонь вспыхнул в глазах Михаила, и руки его впились в тонкую девичью шею… Инга снова захрипела, изловчившись, двинула парня коленом в живот… Черный огонь погас… И снова вспыхнул…
Михаил чувствовал, что его трясет, как в лихорадке. Нахлынуло вдруг ощущение того, что он не принадлежит уже сам себе, что кто-то распоряжается им, думает за него и действует… Боже! Что происходит? Ведь он едва не задушил эту симпатичную, так понравившуюся ему девчонку, между прочим ответившую взаимностью! Миг… и снова его руки на ее шее! И опять передышка… И темный провал — такое чувство, будто летишь в глубокий колодец…
«Я не хочу! Не хочу убивать ее! — в момент передышки осознал Михаил. — Но… выходит, что убиваю?»
— Беги! — оттолкнув от себя, крикнул он девушке. И тут же сам погнался за ней, сверкая слепящей Тьмою в глазах.
Инга послушалась, побежала, но преследователь несся как волк! Точно как волк прыгал на четвереньках. Вот сейчас нагонит, повалит в траву, вопьется зубами в шею… Инга ухватилась за иву.
Нет, не напал. Растянулся в траве, уцепился за ветки ивы и громко закричал:
— Мотоцикл! Ты умеешь ездить?
— Да, — отозвалась из кустов Инга.
— Ключи! — Вытащив из кармана, Михаил метнул ей ключи, в синих глаза его вспыхнула вдруг ужасающей силы тоска. — Уезжай… Прошу же, скорее!
Он вновь встал на четвереньки, завыл, подняв голову к полной луне, большим медным, блюдцем висевшей в темнеющем небе. Зияющий чернотой взгляд его был страшен.
Ничего не понимая, да и не стараясь пока понять — не до того, унести бы ноги, — Инга подняла мотоцикл, вскочила в седло, чувствуя позади быстро приближающее рычанье. Слава богу, завелся! Съехав с холма, девушка прибавила скорость и, вылетев на шоссе, помчалась куда глядели глаза. Лишь бы прочь…
Жуткий вой разорвал тишину ночи, и в этом вое слышались тоска и лютая нечеловеческая злоба.
— Ишь, развылись. — Прислушавшись, Иваныч подкинул в костер дрова. — В прежние-то времена их стреляли, а теперь некому, вот и развелось волков — зимой всех собак в деревнях пережрут, твари серые. Однако «уж полночь близится, а Германа все нет»! — пропел он басом. — Это я про нашу Ингочку.
— И в самом деле, — поежилась от налетевшего ветерка Марина. — Где ж она ходит? Темно уже.
— Я так думаю, други, не на танцы ли она подалась? — прибив на лбу комара, вопросил Игорь. — Судя по моим наблюдениям, наша Инга, пользуясь временной свободой, вошла в контакт с местными, и…
— Да, она что-то такое говорила, — вспомнила Саша. — Нас еще с Максом звала, да мы внимания не обратили, не до того было.
— Чем это вы занимались? — с видом оскорбленной добродетели воскликнул Игорь.
— Да хватит уже, — не выдержала Марина. — Надо бы сходить, поискать девку, а то не ровен час…
— И то правда, — посерьезнев, кивнул Игорь. — Ну что, Иваныч, сходим на танцы?
— Что ж, были когда-то и мы рысаками, — улыбнулся в ответ Иваныч. — Плясали до утра, бывало… Как это там? Ммм… Чин-Чин-Чингис-хан!
— Во! — восхитился Макс. — Вот и сейчас сходим, попляшем. Девчонки, не забоитесь одни тут?
— Вы, главное, Ингу найдите, плясуны хреновы.
— Не извольте беспокоиться, дамы! — Акимцев приложил руку к сердцу. — Заблудшую сестрицу вашу найдем, заберем, приведем. Верно, Анатолий Иваныч?
— Верно. Так и сделаем. Я б так и вожжами еще маленько постегал по мягкому месту, чтоб не шлындала невесть где в позднее время.
— Это правильно. Только вот с вожжами заминка. Ну, может, в деревне где спросим…
Так, подхихикивая, и вышли трое мужиков-туристов к дороге. И чуть не спугнули у деревца целующуюся пару подростков.
— Эй, молодежь, танцы в деревне есть? — подобравшись ближе, гаркнул Макс.
Подростки испуганно ойкнули и отпрыгнули друг от друга. Девчонка едва успела натянуть на живот задранную по самое некуда маечку и сконфуженно хлопала глазами. Ничего, не страшненькая такая девочка. Лет четырнадцать? тринадцать? Впрочем, кто их знает, акселератов.
— Да, сегодня есть танцы. — Видя, что незнакомцы не бьют сразу морду, а, наоборот, чинно-весело разговаривают, осмелел пацан, ровесник своей ляльки. Белая рубашка его была расстегнута до пупа, на тонкой шее красовался смачный, хорошо видимый в лунном свете засос. — В старом клубе начались недавно.
— Почему в старом? — продолжая прикалываться, строго спросил Акимцев. — Что, в новом не могли устроить? Вот, Иваныч, куда только комитет по молодежи смотрит?
