Сергей Шхиян - Кукловод
— Ангел? — переспросила она.
— Именно и опустился на меня тогда, когда я…
— Тогда, — повторила она вслед за мной и вдруг фыркнула, потом хихикнула, попыталась сдержать смех, не смогла и так захохотала, что повалилась на снег.
Не знаю почему, в ситуации ничего особенно смешного, по-моему, не было, но я тоже засмеялся.
— А ты испугался и прыгнул как заяц, — с трудом, выговорила она.
— А ты свалилась на меня, как орел на куропатку, — добавил я, не в силах остановиться.
Теперь мы хохотали оба и катались по снегу, как маленькие дети.
— Я когда увидела тебя…
— А я смотрю, надо мной летит огромная черная птица… — объяснил я, обнимая девушку, чтобы она не скатилась вниз по склону.
— Да, я так… — начала она, но тут случилось, что мы столкнулись головами я, как-то совсем нечаянно ее поцеловал, а она не договорила и неловко мне ответила тем же.
Не знаю почему, но это глупое происшествие нас очень сблизило. Со снега мы встали, правда, не сразу, а после того как смогли это сделать, совсем по-другому относясь, друг к другу.
— Знаешь что, Алеша, — сказала княжна, впервые употребив уменьшительную форму моего имени, — ты иди вперед, и подожди меня. Только не далеко, а то мне страшно одной в лесу. И, пожалуйста, не оборачивайся. Хорошо?
— Конечно, — ответил я, — я постою возле кривой березы. Тебе будет меня видно.
Прикоснувшись губами, к ее холодной, залепленной снегом щеке, я пошел в сторону нашего утлого жилья. Мне показалось, что после «смехотерапии», а возможно, нечаянного поцелуя, наши отношения сразу изменились. Исчезла взаимная настороженность и внутренняя отчужденность. Теперь даже ночь не казалась слишком темной и будущее таким уж беспросветным.
— Пойдем скорее, а то я замерзла, — сказала Маша, неслышно подойдя ко мне.
Я смело взял ее за руку и бегом потащил за собой. Она засмеялась, и немного сопротивляясь, позволила увлечь себя в тепло нашего временного жилья. Теперь, когда я тянул ее за собой, а она нарочно медлила, между нами началась игра мужчины и женщины, обычная любовная прелюдия к брачному танцу.
— Как здесь после улицы тепло, — сказала девушка, когда мы влетели в темную избушку. — Осторожнее, я ничего не вижу.
Я довел ее до лавки, усадил и только тогда отпустил руку.
— Сиди здесь, сейчас я зажгу свечу, — сказал я и опять поцеловал в щеку.
Пока я возился с угольями, раздувая огонь, княжна молча сидела на своем месте. Наконец появился свет. Я посмотрел на спутницу. Маша сидела, откинувшись спиной на стену, и смотрела куда-то поверх моей головы. Я подошел и взял в ладони ее руки. Они были холодными и влажными.
— Ты замерзла? — спросил я, садясь рядом с ней.
— Немножко, — ответила она и совсем не по теме спросила. — Ты, правда, не испугался, того что я умею летать?
— Правда, — ответил я. — Хотя с такими способностями сталкиваюсь первый раз в жизни. Ты этому сможешь меня научить?
Княжна не ответила, посмотрела мне в глаза и задала, волновавший ее вопрос:
— Ты не думаешь, я ведьма?
— Ведьма? Почему именно ведьма? Я вообще не верю, что ведьмы существуют. По-моему это просто выдумки религиозных фанатиков. Впрочем, у некоторых сварливых дам, характер вполне этому соответствует, — засмеялся я.
— Я спрашиваю серьезно, а ты шутишь. Кто же еще кроме ведьм умеет летать?
— Баба-яга, ты. И давно ты летаешь?
— Еще когда я была маленькой девочкой, меня научила кормилица. Мы с ней вместе по ночам летали, только она потом упала и разбилась насмерть. О том, что я умею это делать, — Маша запнулась, стараясь, лишний раз не произносить опасное слово, — никто не знает. Только брат Иван и вот теперь ты. Он случайно увидел. Меня понесла лошадь, я, чтобы не разбиться, взлетела, а он оказывается, за мной следил.
— Летать тяжело? — спросил я, чтобы увести разговор от ее странного брата.
— Нет, не очень, нужно как во сне, захотеть взлететь и заставить себя подняться в воздух, а потом только держать себя, чтобы не упасть вниз… Я не знаю, как это объяснить… А вот если против ветра, летать иногда бывает тяжело. Очень устают руки. У меня для этого плащ, он мне вместо крыльев. Я тебе сказала, что он как у карбонариев, это неправда. Знаешь, — вернулась она к разговору о брате, — после того как Иван все обо мне узнал, у меня сразу начало болеть сердце, и я больше не решалась подниматься в воздух. Если наверху вдруг станет плохо, то непременно упадешь и разобьешься.
Девушка задумалась, и вдруг, чему-то улыбалась, посмотрела мне в глаза и сказала:
— Если бы ты знал, как бывает хорошо там, в высоте… Особенно, когда летишь по ветру. Ты одна, вокруг только воздух, а ты скользишь, скользишь над землей, и так становится легко и славно.
— Представляю, я раньше часто летал во сне. А что ты еще умеешь делать, ну, такого, необычного?
— Не знаю, мне кажется, больше ничего. Ну, еще читать очень люблю. Знаю, барышне, да еще знатного рода, это не пристало, но мне так скучно бывало зимами в имении, что я нечаянно пристрастилась. Папенька больше любит сельскую жизнь, и мы даже в Москву редко выезжаем, а в Санкт-Петербурге так я вообще ни разу не была. О том, что я книги читаю, только маменька и моя Даша знают, но они меня не выдадут. Как ты думаешь, когда барышня читает умные книги это очень плохо?
— Почему, если книги хорошие, нормально…
— Да? А почему ты меня все время целуешь? Тебе приятно?
Я немного смутился и отпустил княжну.
— Вообще-то, да. Это, наверное, так же сладко как летать. А ты что, сама не знаешь? Как же твой юнкер? Как его там?
Княжна вопрос проигнорировала, даже досадливо поморщилась, вместо ответа пожаловалась:
— Зря я не взяла с собой Дашу, я без нее осталась как без рук.
— Зачем она тебе, пол подметать?
— Почему только пол, мне нужно голову помыть. И вообще, я уже второй день не обновляла туалета. Интересно, как простые девушки обходятся без камеристок и горничных?
— Привыкают, — серьезно ответил я. — А если ты хочешь помыться, то я тебе помогу.
— Правда! — обрадовалась она, но тут же недоверчиво, спросила. — А разве ты умеешь?
— Девушек мыть? — удивился я. — Конечно, умею, это мое хобби.
— Что твое? — не поняла она незнакомое слово.
— Развлечение. Когда у меня есть возможность, я всегда девушкам головы мою, или компостирую, — объяснил я. — Только нам для этого нужно сначала натопить из снега воду. Таз у нас есть, так что мы с тобой очень даже душевно помоемся.
— Вот хорошо, а то, я больше всего боялась, что здесь негде будет мыться. Когда мы сюда пришли, я даже плакала.
— Ну, с этим мы как-нибудь справимся.
— Ты серьезно говоришь или опять шутишь? — спросила Маша, наблюдая, как у меня разъезжаются в улыбке губы. — Ты надо мной смеешься! Не пойму, что я сказала смешного?
— Смеюсь я не над тобой, а над собой. До сих пор не могу понять, чего боятся или хотят женщины, — чистосердечно признался я. — Кто бы мог подумать, что ты боялась показаться ведьмой и не помыть голову. Мне казалось, что ты испугалась чего-то другого.
— Нет, — рассеяно ответила она, — конечно, без маменьки мне иногда страшно, только что же поделаешь!
— Ты днем выспалась? Можно помыться сейчас или утром.
— Лучше сейчас, — сказала ока, отводя взгляд.
Само собой, от предвкушения предстоящего «мероприятия», я засуетился:
— Конечно, какие вопросы! Это и лучше, ночью печной дым никто не заметит, да и нужно пользоваться моментом. Мало ли что случится завтра!
Как же мы порой бываем убедительны!
— Вот будет славно! А долго ждать воду?
— Постараюсь как можно быстрее, но все зависит не от меня, а от печки.
— Почему? — наивно спросила она.
— Долго придется топить снег, у тебя ведь волосы длинные и густые, значит, нам понадобится много воды.
Не теряя драгоценного времени, я присел перед печуркой и начал разгребать золу. Горячих угольев в ней еще было много, осталось только положить растопку и набить печку дровами. Как только разгорелись поленья, я принес с улицы таз, набитый снегом и поставил его топиться на огонь. Маша внимательно наблюдала за моими нехитрыми действиями, и как только я освободился и сел с ней рядом, спросила:
— А то, что ты мужчина это ничего? Ты ничего такого не подумаешь?
Вопрос был неконкретный, ответить на него было нечего, и я просто отговорился:
— Конечно, это плохо, но за неимением лучшего, придется тебе меня потерпеть. Нет, если ты стесняешься, я не навязываюсь…
— Нет, что же делать, но мне как-то неловко тебя затруднять, вот если бы ты был девушкой…
Девушкой я, увы, не мог стать даже при самом сильном желании, потому попытался успокоить княжну роялистским аргументом:
— Ты, наверное, читала, что доверенные кавалеры присутствуют при туалете европейских королев, — коварно заявил я, не уточняя, что в самом туалете они, эти кавалеры, как правило, участия все-таки не принимают.
