Валерий Елманов - Битвы за корону. Прекрасная полячка
— Стало быть, никуда не отправил, — протянула она, верно истолковав мое молчание, и, уставив тонкий палец в сторону Брянцева, властно распорядилась: — Повелеваю немедля послать на Посольский двор стрелецкий полк, еще один за моим батюшкой к князю Вишневецкому, а третий к моим братьям.
Федор Иванович крякнул и повернул голову в мою сторону. Его замешательство не осталось незамеченным экс-царицей.
— Ты что, плохо слыхал?! — взвизгнула она. — Да прочим полковникам передай: ежели успеют спасти моего батюшку пана Юрия и братцев Николая и Станислава, я повелю каждого наделить годовым жалованьем.
Брянцев склонился в уважительном поклоне, но, выпрямившись, не сдвинулся с места, вновь уставившись на меня. Я вздохнул. Идти на конфликт с самых первых минут не хотелось. Но и поставить на место зарвавшуюся дамочку следовало. Поиск «золотой середины» был недолгим. Дружески хлопнув Брянцева по плечу, я примирительно заметил:
— Если посольство ляшское погромят, мы и впрямь стыда на всю Европу не оберемся. Потому распорядись послать туда людей. Ну и к панам Мнишкам — и к отцу, и к братьям — тоже.
— А где ж мне столько людишек взять? — взмолился он. — Ты сам повелел кому в Белый город, кому в Китай, кому в Занеглименье.
— Вернуть! — взвизгнула Марина.
Я бесцеремонно поправил:
— Известно, у страха глаза велики, вот и… Не надо ниоткуда возвращать людей. Сдается, по сотне отправить — за глаза хватит. Да не вздумай передавать им про годовое жалованье, — понизив голос, предупредил я его. — За каждого спасенного ляха столь щедро расплачиваться — никакого серебра в казне не хватит.
Тот слушал меня и охотно кивал, всем своим видом всячески стараясь выказать почтительность, тем самым недвусмысленно давая понять Марине, что князь Мак-Альпин — совсем иное дело и его приказы, в отличие от повелений сумасбродной полячки, будут выполнены с превеликим послушанием.
Но юная вдова оказалась на высоте, полученный урок уразумела быстро и выводы из него извлекла моментально. Она не вспылила еще сильнее, а, наоборот, взяла себя в руки и изменила поведение на противоположное.
— А ты молодец, князь, вовремя меня поправил, — зазвенел ее ласковый голосок. — Что значит служивый человек. Вмиг все обмыслил. На Посольском дворе и впрямь даже двум сотням и то, поди, тесно придется, а уж о прочих подворьях говорить и вовсе не приходится. — И вновь напустилась на обалдевшего Брянцева: — А ты что стоишь, как дурень, да глазами хлопаешь?! Немедля исполняй повеление… — Но чье — не уточнила, хотя на всякий случай прибавила, стараясь держать марку: — Али добавки от меня ждешь? Так напрасно. Я с князем во всем согласная.
Брянцев неловко поклонился и торопливо ушел. Я остался стоять, восхищенно глядя на Марину. Надо же, как лихо она выкрутилась из щекотливой ситуации! Куда там циркачам-акробатам и гуттаперчевым мальчикам! А ведь девахе всего ничего — восемнадцать лет. Однако…
— Надеюсь, князь, охрану моих палат ты тоже примешь на себя, — продолжила она. — Увы, но не зрю я более надежных людишек, окромя тебя.
По ушам резануло слово «моих». А впрочем, все в точности как я и предполагал. Придется повозиться с дамочкой, втолковывая, кто из ху. Но торопиться с пояснениями, что теперь ее номер шестнадцатый, не стал. Во-первых, все-таки муж погиб, надо совесть иметь. Во-вторых, слишком много у меня сегодня дел — нет времени. А в-третьих, надо вначале точно выяснить про ее беременность и тогда уж…
На первых порах вполне достаточно, что я за все время нашей беседы ни разу не назвал ее ни государыней, ни ее величеством. Для меня она — бывшая царица, и точка. Нет, может быть, на самом деле как-то иначе, даже скорее всего, коль венчана на царство раньше замужества с Дмитрием, но для меня она — экс-царица. Ну еще Мнишковна. Вслух, конечно, такое не произнесу, просто обойдусь без титулов. Довольно с нее и имени-отчества. Так я и поступил, уверив, что теперь Марина Юрьевна за свою жизнь и честь может быть совершенно спокойна, ибо мною все взято под надежный контроль.
Судя по недовольно блеснувшим глазам, я подметил, что она уловила мое скрытое противостояние, но перечить не стала. Понимая, что козыри в моих руках — умна девка, ох умна, — она благосклонно кивнула и эдак снисходительно махнула рукой. Дескать, императрица милостиво изволит отпустить. Но уйти не получилось. Когда я стоял в дверях, Марина вновь окликнула меня и попросила сопроводить к усопшему государю. Мол, ныне только во мне и моих людях видит она крепкую защиту.
Деваться некуда — пришлось топать в Архангельский собор. Поначалу экс-царица семенила впереди, но у самого выхода на крыльцо я остановил ее, заметив, что снаружи могут где-нибудь прятаться не пойманные нами мятежники. Словом, ей лучше всего держаться чуть позади меня во избежание возможных покушений. А для вящего правдоподобия я рявкнул сопровождавшим меня гвардейцам: «Кольцо!» Выполняя команду, они тотчас послушно перестроились, вынырнув из хвоста процессии и заняв места сбоку и спереди.
Вот так куда лучше. Теперь всякий мог видеть, как первым в процессии, если не считать трех ратников, вышагивает князь Мак-Альпин, а уж за ним эта пигалица, сопровождаемая своими фрейлинами. И все они взяты в плотное кольцо моих бойцов. Сразу и не поймешь — то ли охрана, то ли я веду важных арестанток.
Надо сказать, Марина этот нюанс тоже уловила. И не просто уловила, но попыталась исправить. Через какой-то десяток метров она окликнула меня и, сославшись на крутые ступени, предложила подать ей руку. Ладошка была узкая, холодная, чуточку влажная и слегка подрагивала. Изредка она судорожно сжимала своими пальчиками мою пятерню, при этом одаривая меня беспомощным наивным взглядом. Мол, никакого намека, упаси господь и пресвятая дева Мария, как можно?! Просто ступенька крутая, а я вдобавок и наступила неправильно, потому и немного пошатнулась.
Вот только кренилась она весьма часто, и всякий раз именно в мою сторону. А через десяток ступеней она вообще навалилась на мою руку всем телом, и к тому времени, когда мы миновали середину лестницы, для тех, кто смотрел со стороны, картина происходящего складывалась совершенно иная: обычный церемониальный выход королевы, окруженной фрейлинами и бдительной стражей. А кто там у нее сбоку? Ну-у, судя по взглядам, которые она то и дело бросает на своего кавалера, и по тому, как она опирается на него, не иначе как новый фаворит. Ах нет? Ну, значит, скоро станет фаворитом.
И это мне не казалось. Судя по недоуменным взглядам, которые бросали на нашу процессию стоящие поодаль гвардейцы, прекрасно осведомленные о моем обручении с сестрой Годунова, так оно и выглядело. Одно хорошо — сама Ксюша ничего этого не видит.
Глава 10
ЗА КОРОНОЙ В ГОРЯЩУЮ ИЗБУ…
Пока шли, я продолжал размышлять: к чему ее игра? Лишь для того, чтобы как-то подстраховаться и обеспечить себе симпатии человека, который имеет за плечами реальную силу, или нечто большее? Ну, например, намерение сохранить за собой пышный титул царицы, для чего предстоит заручиться поддержкой всех кого можно.
Однако ни к какому выводу я не пришел, в конце концов досадливо отмахнувшись — успею проанализировать попозже, сейчас не до того. К тому же из Кологрива наконец-то прибыл Годунов, о чем мне доложили гвардейцы, стоящие у Красного крыльца вместо французских обалдуев.
Оказывается, Федор Борисович, прискакав вместе с Зомме в Кремль и узнав о случившемся, первым делом поспешил к телу усопшего. Когда мы с Мариной вошли в собор, он находился там и, стоя на коленях, безутешно плакал, не обращая ни на кого ни малейшего внимания. Народу в храме практически не было, я имею в виду посторонних, все свои. Позади моего ученика стоял понурый Зомме, вокруг четверо телохранителей Годунова, в изголовье у Дмитрия — тоже на коленях — Исайя, а подле него Корела, на которого и уставилась первым делом Марина.
— И что, мне стоять бок о бок с этим… хлопом?! — возмутилась она.
— Он не хлоп, а вольный казак, — ответил я. — И не просто казак, но один из защитников государя.
— Но есть же правила.
— Смерть их отменила, — покачал головой я.
— Грязный, и одежда в крови, — не унималась она.
— В крови врагов, — сквозь зубы зло прошипел я. Достала, ей-богу достала!
Мнишковна кисло сморщилась и что-то шепнула одной из своих фрейлин, указав на атамана. Та послушно закивала и, мелко-мелко семеня, направилась к Кореле.
«Если попробует удалить, я ее сам удалю», — мрачно решил я, но ошибся в предположениях. Дама всего-навсего заняла место по соседству с атаманом, чтобы Марина, упаси бог, никак не смогла коснуться грязной одежды Корелы.
Сама Мнишковна, уже пройдя поближе к бездыханному телу, не сразу припала к груди погибшего супруга. Поначалу она застыла в паре метров от его ног, якобы пребывая в оцепенении. Судя по ее взгляду, устремленному на Годунова, полное впечатление, будто она вновь что-то лихорадочно прикидывает и соображает. Не знаю, что именно, но вначале Марина поплотнее укрепила на голове венец, дабы он, упаси бог, не свалился, и лишь затем издала истошный крик. Но на тело не рухнула, а вначале деликатно просеменила, обходя его сбоку, и только после этого брякнулась на пол. Да и то не с маху, а эдак аккуратно, дабы не разбить коленки о твердый пол. Вдобавок одной рукой она не забыла придержать венец на голове.
