Алексей Волков - «Царство свободы» на крови. «Кончилось ваше время!»
— Что ж, когда так настойчиво зовут, отказаться трудно, — Кротов еще раз покосился на компанию.
— Вот и ладненько. Прокатимся с ветерком, побеседуем, чайку попьем…
Если б знать, имеется против него что-то конкретное!
Снаружи дожидалось аж целых три автомобиля. Один тут стоял раньше, когда Кротов входил в гостиницу, а остальные, очевидно, подкатили во время беседы.
— Вы что, настолько опасаетесь одного человека? — не удержался Сергей.
— Таковы правила, — развел руками немолодой. — Не нам их менять.
— Странные у вас правила. Наверно, богато живете. Машины девать некуда. Или просто настолько цените гостей, что готовы предложить им наибольший почет и комфорт, — в тон ему отозвался Кротов.
— Наверно, последнее. Прошу.
Доехали действительно быстро — с обещанным ветерком. Благо движение на улицах назвать оживленным было трудно.
Но гораздо интереснее было другое — Кротова так и не обыскали, что не слишком вязалось с количеством сопровождающих. Ладно, допустим, посмотрев таможенный лист, комитетчики были осведомлены об отсутствии оружия. Да только за пару дней при острой необходимости его можно было достать. А уж имея при себе револьвер, а еще лучше — самозарядный пистолет, можно наделать в охране столько дырок — ни один доктор не залатает.
Дежурные в вестибюле, коридоры, слава богу, ведущие не в подвал, а наверх…
Сопровождающие в основном остались внизу, и с Кротовым шли лишь немолодой да один из его помощников. Тут понятно — сбежать прямо из здания Комитета относилось к чему-то невероятному.
— Распорядись насчет чая, — бросил старший из комитетчиков, едва крохотная процессия оказалась в кабинете.
Помещение как помещение. Большой стол, несколько стульев, закрытые шкафы… Даже портрета кого-нибудь из политических деятелей нет на стенах. И не понять, какой пост занимает хозяин. Хотя, судя по вытянувшимся при их появлении дежурным, не столь малый. Даже наоборот. Перед простым следователем так себя не ведут.
Чай появился на редкость быстро. Два чайника, заварочный и с кипятком, стаканы в подстаканниках, сахарница, пара тарелок, на которых лежали бутерброды с колбасой и сыром.
— Угощайтесь, Сергей Иванович, — едва за помощником закрылась дверь, любезно предложил комитетчик.
— Благодарю… — Кротов специально сделал паузу.
— Зовите меня Иваном Ивановичем, — понял ее значение хозяин.
Кротову хотелось съязвить, но как бы не вышло себе дороже. Несмотря на показное добродушие «Ивана Ивановича», здесь было не то учреждение, где особо миндальничали с гостями.
Да и гость ли он? Любезность любезностью, все равно имело место настоящее задержание. Для приглашения достаточно было повестки.
— Тем не менее, — кладя пару кусочков сахара, заметил Кротов, — не понимаю причину интереса к моей скромной персоне. По-моему, я уже отвечал на положенные вопросы при въезде в страну, и таможенные службы были удовлетворены. Во всяком случае, никаких претензий мне высказано не было.
Иван Иванович аккуратно откусил бутерброд, запил глоточком чая, разве что по-бабьи лицо ладошкой не подпер, и лишь после этого вымолвил с прежней добродушной улыбкой:
— Но почему бы просто не побеседовать с интересным человеком? Такую возможность вы в расчет не берете?
— И для этого приглашать его на ужин в учреждение, пользующееся довольно грозной славой? — все-таки не удержался Кротов.
— Что поделать, если я здесь работаю, — пожал плечами Иван Иванович. — Вы позволите вашу газету?
— Пожалуйста, — Кротов протянул так и не просмотренные им листки.
— Незнакомец срывает злодейское покушение, — с чувством прочитал комитетчик. — Что только не случается в мире! Вы, часом, не знаете, о ком речь?
— Имеете в виду спасенного или спасителя?
— Обоих, милейший Сергей Иванович, обоих. Интересно, что их связывает? Подумать, абсолютно разные люди. Известный политический деятель, кандидат на пост президента — и гражданин иного государства, вдруг приходящий на помощь в трудную минуту, да еще с риском для собственной жизни. Тут поневоле, согласитесь, задумаешься.
— А вы не принимаете в расчет, что добропорядочный человек просто обязан попытаться предотвратить совершающееся на его глазах преступление вне зависимости, против кого оно направлено и где именно совершается?
— Интересная точка зрения. Только не совсем верится, Сергей Иванович. Не верю я в людской альтруизм.
— Зря.
— Может быть, может быть. Но давайте посмотрим. Что мы имеем? Кротов Сергей Иванович, кадровый офицер царской армии. Полковник, участник двух войн, прежним режимом награжден рядом орденов. Уроженец европейской части России, однако в настоящий момент — гражданин Сибирской республики. Кстати, почему?
— Так получилось. Оказался в момент… разделения на той территории. Возвращаться все равно некуда.
— Тут — верю.
Семья Кротова была убита во время углубления великой и бескровной революции. Убита пьяной бандой, и Иван Иванович, раз уж подготовился к беседе, наверняка знал об этом.
Что для кого-то трагедия, для большинства — всего лишь факт. Но хоть говорить о давней драме комитетчик не стал. А уж по доброте душевной или из расчета…
— Кстати, имеются еще несколько любопытных деталей в биографии. Если вы позволите. Шестнадцатый год, в одном из пехотных полков, отнюдь не в вашем, некоторая часть солдат попыталась устроить мятеж, отказалась выполнять приказы. Вы в тот момент случайно оказались там, заметьте, не имея никакого отношения, и в связи с отсутствием на месте командира и гибелью его заместителя самовольно приняли командование. После чего устроили показательный суд — и в итоге тридцать человек были расстреляны. Совесть не мучает?
— Нет. Полк восстановил боеспособность и отлично проявил себя в последующих боях. Шла война, и либерализм в ней недопустим. Я всего лишь выполнил свой долг. Хотя и получил выговор за самоуправство. Спасло то, что положение было тяжелым и иного выхода не имелось.
— Долг перед кем?
— Перед императором и родиной. Согласно данной мной присяге.
— Не боитесь? Старый режим всенародно осужден, революция смела его на помойку истории, а вы признаетесь в своей идейной службе ему?
— Как вы верно заметили, я — кадровый офицер. А офицер — тот, кто служит. В полном соответствии с присягой. В противном случае ему нечего делать в армии. Вдобавок не забывайте: это было до революции, а не после. К тому же непосредственно в зоне боевых действий во время войны.
— Да? Тогда другой эпизод. Канун летнего наступления. На совещании в присутствии комиссаров правительства вы объявили, что вся задуманная операция — преступление. Более того — что войну надо немедленно прекращать, наплевав на союзников. А ведь речь шла о том же долге. Или царю вы служили, а народу — не хотелось? Итогом же ваш полк вынуждены были отвести в резерв. И удар был ослаблен.
— Удар был изначально слаб. О чем я как раз и предупреждал уговаривающих комиссаров из правительства. Затеянное наступление являлось авантюрой чистой воды, и его итог был ясен заранее. При отсутствии дисциплины, при солдатских комитетах, неясных целях и полной бессмысленности иного ждать было нельзя. Напомнить, как все обернулось? Небольшой прорыв, контратака германцев — и все немедленно побежали прочь. Абсолютно напрасные жертвы, потерянные территории, а как следствие — более тяжелые условия последующего спустя полгода заключения мира. С марта-апреля семнадцатого года армия была абсолютно неспособной к наступлению. Потому требовалось перейти к обороне и стараться продержаться до тех пор, пока союзники не справятся с противником с нашей пассивной помощью.
— Вы — реакционер. — Иван Иванович извлек папиросы. — Курите, Сергей Иванович.
— Спасибо. — Но закурил свои. Не любил одалживаться. — Только не реакционер, а всего лишь профессионал. Недисциплинированные армии, основанные на уговорах, не одерживают побед. По-вашему, те, кто поддержал наступление, поступили честнее? — Кротов немного помолчал, дымя, и потом уточнил: — Я только не понимаю, вы решили разобрать со мной подробности былых операций?
— Кстати, вы вслед за тем покинули армию, — не ответил на вопрос комитетчик. — Сбежали?
— Раз уж вы знакомы с моим личным делом, то должны были прочитать причину — по состоянию здоровья. Три раны, две контузии… Не много ли для одного человека?
— А любовь к родине? Ладно, революцию вы не жаловали.
— К какой именно? Родина стала расползаться на множество маленьких родин. Да и не видел я смысла в своем дальнейшем пребывании на фронте. Раз уж повлиять ни на что не мог, командовать практически не давали… Отбывать номер? Я — пас.
Кротов замолчал. Вспомнил — отправься он домой чуть пораньше — и семья была бы жива. А так — нападение каких-то отморозков, решивших, будто офицер и богатей — одно и то же. И никто даже не искал убийц, списав все на случайность. Что значат какие-то эксцессы по сравнению с наступившей долгожданной свободой?
