Андрей Величко - Наследник Петра. Кандидатский минимум
Целитель приложил к груди больного деревянную трубочку с раструбом, сам приник ухом к ее тонкому концу и вскоре сообщил его величеству, что, слава всевышнему, воспаления легких у пациента нет. После чего достал пузырек со страшно дорогим новомодным лекарством керосином, от которого, говорят, чуть ли не мертвые оживали, и велел прополоскать горло, но так, чтобы внутрь по возможности ничего не попало. Вкус у лекарства оказался на удивление мерзким, но Шенда дал запить его какой-то настойкой со вкусом меда, а затем приклеил к спине Ломоносова бумажные квадратики, намазанные чем-то желтым. Посидел минут пятнадцать, снял свои бумажки, протер спину Ломоносова тряпочкой, смоченной в водке, и удалился, оставив керосин, настойку, бумажки, именуемые горчичниками, и писаную инструкцию, как и когда все это применять. Уже через день Михайло почувствовал себя здоровым, но император приказал ему лежать еще два дня, согласно указаниям Кристодемуса.
Сколько его величеству пришлось заплатить за лечение, Михайло даже думать не хотел, ибо всему Петербургу было известно – менее двухсот рублей целитель вообще никогда не берет, даже в самых простых случаях, а обычно так и гораздо более того. Сам Ломоносов, пожалуй, дал бы лекарю рубля два. Хотя, наверное, и трех не пожалел бы – вон до чего быстро все прошло, только-только успел толком выспаться, а болезни как не бывало. Больше же – вряд ли, с божьей помощью и сам бы как-нибудь выздоровел, но молодой царь, видимо, решил иначе.
«Однако этот Кристодемус велик, ничего не скажешь, – лениво соображал бывший студент в процессе соблюдения постельного режима. – Такое, как эта самая химия, придумать может далеко не каждый». Раз в две недели император прямо от него заявлялся к Ломоносову, доставал небольшую тетрадку и выдавал очередную порцию сведений, полученных от целителя. Причем память у его величества – о-го-го! В ту самую тетрадь он почти не заглядывал, в основном шпарил наизусть. А Ломоносов после этого придумывал, как можно проверить только что услышанное, и проводил опыты в специально для того созданной лаборатории. До сих пор все, что наговорил царю Шенда, так или иначе подтверждалось. Причем чем дальше, тем становилось интересней. После болезни Ломоносову предстояло исследовать вещество, кое должно получиться при пропускании газа хлора через нагретый раствор углекислого калия, то есть поташа. По идее должно образоваться соединение калия с хлором, и царь несколько раз повторил предостережение Кристодемуса, что с оным веществом следует обращаться весьма осторожно.
Друг Ломоносова Павел Хромов, приехав в Петербург вместе с царем, сразу был определен на проживание в Зимний дворец. Где ему в основном ставилась задача преподавать прусскому принцу Карлу Фридриху русский язык. То, что ученик ему достался весьма способный, Павел понял сразу. И не ошибся – трех месяцев не прошло с момента начала учебы, а принц уже говорит по-русски почти свободно, разве что с небольшим акцентом. Так у половины немцев, живущих в России годами, он куда заметней! И вообще Фридрих оказался весьма образованным молодым человеком, причем особый его интерес вызывала философия, которую он считал наукой всех наук, и тут Хромов был с ним в общем-то согласен. В отличие от государя, который как-то раз заметил Павлу:
– Говоришь, слово философия переводится с древнегреческого как «любовь к мудрости»? А что, довольно правильное определение. Она самая и есть, только, к сожалению, почти всегда не взаимная, каковое положение дел достаточно хорошо описывается русским словом «словоблудие». Однако я не возражаю против изучения данной дисциплины нашим дорогим гостем, но только при условии, если параллельно он освоит игру на барабане.
При чем тут это, Хромов как тогда не понял, так и сейчас не понимал, однако каждый день вот уже два месяца подряд в западном крыле дворца по утрам начинался грохот, продолжавшийся ровно полчаса.
Некоторую робость принца Павел не замечал, ибо по складу характера тоже был весьма нерешительным, а иногда и просто боязливым человеком. И тоже весьма опасался возможного появления медведей, потому как родом он был из Москвы и не видел оных зверей ни разу в жизни, однако много про них слышал.
Адмиралтейский кораблестроитель Осип Най уже неделю чувствовал немалый прилив сил, причиной которого была продолжительная беседа с молодым царем. Петр Второй весьма комплиментарно отозвался о деятельности английского мастера, после чего заявил – до него дошли разговоры, будто Най жаловался на здоровье, старость и вообще начал подумывать о возвращении на родину. Кораблестроитель слегка обеспокоился, ибо слухи про молодого императора ходили самые разные, но все же, вздохнув, подтвердил, что такие мысли его иногда посещают. Ведь ему недавно уже стукнуло семьдесят, в таком возрасте пора задуматься о вечном, а умирать все-таки лучше на родной земле.
– Разумеется, я не буду препятствовать любому твоему решению, – кивнул Петр Второй, – но все же прошу об одной услуге. Даже, пожалуй, точнее будет – о трех. Первая – довести до конца программу «Спрей», но построить надо не двадцать яхт, а только двенадцать. Второе – еще четыре по проекту, именуемому «Беда», его на днях представит небезызвестная тебе Елена Татищева. И третье – сделать копию шхуны, на коей в самом начале лета прибыли английские пираты. Не обязательно точную, но основные параметры должны повториться.
– Но вроде было принято решение строить другую, больших размеров и трехмачтовую?
– Это, как говорится, журавль в небе, им будет заниматься Меньшиков, и еще неизвестно, что и когда у него получится. От тебя же я хочу синицу в руках. Ибо, несмотря на поговорку, на самом деле лучше, когда имеешь и то и то. В случае согласия жалованье тебе немедленно увеличивается на треть. Сделав же то, что я прошу, можешь удаляться на покой, причем с пенсией пятьсот золотых рублей в год, которая будет выплачиваться независимо от того, где ты станешь жить. Хоть в Англии, хоть вовсе в Америке.
Разумеется, Най согласился. Вся высказанная царем программа тянула года на два, от силы на два с половиной. А такие деньги, как обещанная пенсия, в Англии получал далеко не каждый работающий кораблестроитель.
Император отодвинул бумаги и откинулся на спинку стула. Кажется, ничего недоделанного не осталось, и можно собираться в Москву, тем более что каникулы явно кончились, сегодня было уже второе сентября.
Ломоносов пока останется в Питере, ему еще учиться и учиться у Эйлера и Бернулли. В Москву ему возвращаться примерно в январе. А вот его дружок вместе с Фридрихом отправится в столицу, надолго оставлять прусского гостя без присмотра нельзя.
В том, что Най согласится на его предложение, Новицкий в общем-то и не сомневался. В той истории он построил еще два ничем не выдающихся корабля, «Слава России» и «Северный Орел», после чего, получив те же самые пятьсот рублей пенсии, вернулся в свою родную Англию, где через полгода умер. Сейчас он закончит работы несколько раньше, так что пенсию ему придется выплачивать раза три, а то и вовсе четыре. Ничего, деньги не такие уж большие. Зато теперь у Ная появится время дома предаться прилюдным воспоминаниям, сколь щедр русский царь и как вообще замечательно жилось в России. Глядишь, будет попроще сманить пару-тройку, а то и больше корабельных инженеров, ибо свои, конечно, тоже появятся, но со временем, то есть отнюдь не завтра.
«Мятный, разумеется, молодец, – продолжил подведение итогов молодой царь. – Причем, что удивительно, чем больше его хвалишь, тем сильнее он зазнаётся, но при этом – тем лучше работает! Вполне возможно, что тут есть какой-то максимум, после прохождения которого с дальнейшими похвалами работоспособность математика начнет падать, но пока никаких признаков этого не замечается. Александр Тихонович здорово помог Лене, и она смогла закончить свой проект до императорского отъезда в Москву. Это хорошо, теперь ее спокойно можно брать с собой, с постройкой яхт Най прекрасно справится и без нее».
Ну а относительно планов Елизаветы Сергей был давно в курсе. Стоило только задуматься, что вообще происходит с его женщиной, а дальнейшее стало делом чистой техники – ведь не зря же из будущего были захвачены радиомикрофоны.
Прослушав первый разговор, император хотел было расстроиться, но почти сразу передумал. Подумаешь, вторая любовь хочет от него уйти. Так ведь и первая в свое время сделала то же самое, и Новицкий это прекрасно пережил. Тем более что Лиза в этой истории ведет себя очень порядочно – то есть не покидает своего Петеньку, пока в дело не вступила достойная замена. Кстати, весьма достойная, как не без оснований подозревал молодой царь. Хотя, конечно, с самим планом цесаревна немного перемудрила. Если бы она прямо предложила Сергею замену, то он, скорее всего, с ней согласился бы. Ну а раз Лиза начала искать обходные пути…
