Виктор Мишин - Второй шанс. Начало
Так просидели часа два, зато потом было что-то. Открылась дверь, парней крикнули, они встали, посмотрели как-то непонимающе на меня и побрели к выходу. А вот когда они все вышли, в сарай влетел Истомин. Майор был зол, да какое там – разъярен. Закрыв за собой дверь, подошел ко мне.
– Встать! – проорал он.
Я медленно поднялся, нога уже болела серьезно. И повязка, сделанная еще в лесу казахом, пропиталась насквозь.
– Здравия желаю, товарищ майор госбезопасности, – улыбнулся я.
В ответ на мое приветствие майор Истомин зарядил мне такую плюху, что я как-то быстро сел на жопу. Открыл рот и хлопал глазами, как девочка-подросток, стоя перед учителем не зная урока.
– Твою мать, Новиков. Под арест, в камеру. Нет, лучше сразу пулю в башку, чтобы не качалась! – Истомин кричал и страшно вращал глазами. Рука у командира опустилась и легла на кобуру.
Я сидел и не мог ничего сказать. А что говорить, Истомин прав сто раз. Я – оборзел. Не важно, делом я был занят или гулял, реально оборзел.
– Вставай, машина ждет. Нам еще добираться.
Встав, я невольно пошатнулся, нога дрогнула. Похоже, с раной все не так просто. И все моя бравада, забыл, как люди из-за меньших повреждений лишались частей тела. Все боялся показать слабость, вдруг парни подумают, что вот, стал гэбэшником, теперь его облизывать должны. Противно, поэтому и терпел. Но организм не обманешь. Меня повело в сторону, так бы и хлопнулся, но майор бросился ко мне и подхватил.
– Я тебя вроде не сильно приложил, ты чего? – и вдруг заметил наконец липкую от сочившейся крови повязку.
– Дьявол, ну ты точно дурак, что же ты молчишь, что ранен.
Майор крикнул кому-то на улицу. Появились два бойца. Он показал им на меня, они сноровисто подхватили меня под мышки и поволокли к машине.
Машиной оказалась полуторка, в которой уже сидели все мои бойцы и с ними, бойцы Истомина. Мои друзья, увидев, что меня выносят, спрыгнули из кузова и побежали ко мне.
– Да все нормально. Нога просто болит, – успокаивающим тоном бросил я. Мне помогли залезть в кузов, а точнее затащили в него. Майор сел в кабину, меня заставили лечь, бойцы сели вокруг.
Ехать оказалось немало. Приехали к госпиталю уже затемно. Меня сразу понесли в операционную. Уставший до изнеможения военврач второго ранга осмотрел меня придирчиво. Я старался бодриться, улыбаться, но выходило прямо скажу – плохо. Ногу я почти не чувствовал, что за хрень? Вроде и ранка-то сантиметра полтора, а боль, как будто отрубили целиком.
Вырубился я в самом начале операции. Врач, промыв снаружи рану, полез в нее каким-то пинцетом, я дернулся от пронзившей боли и выключился. Очнулся от приглушенного разговора, до меня донеслись слова.
– Плохо, что так долго везли. Если бы сразу осколок вытащили, он бы уже песни пел. Ранение серьезное, зацепило мышечные ткани и сухожилие. Но повреждения небольшие. Просто запущено. Да и кровушки вылилось.
Дальше я не слышал. Опять вырубился.
Следующее пробуждение было уже в палатке. Рядом стонали раненые, я осмотрелся. Глянул на ногу. Вроде на месте, но шевелить боюсь. Поднял одеяло, посмотрел. Попробовал согнуть. Резануло так, что в глазах потемнело.
– Куда это вы собрались, молодой человек? – услышал я чей-то голос.
– Так встать хотел, до ветру для начала, – ответил я оглядываясь. На входе в палатку стоял человек в халате, когда-то бывшем белого цвета.
– Вам два часа назад удалили осколок из ноги и сшили сухожилие. Лежите, какое-то время вам не придется вставать. А нужду у нас справляют в утку.
Я сразу как-то сник. Никогда так себя не чувствовал. В наше-то время наркоз и всякая фигня. Помню, носовую перегородку ломать пришлось, под местным наркозом. Так там врач закончил и сказал: иди в палату. Слез со стола и пошатываясь пошел. А тут ведь даже таблетки анальгина нет. Чего уж о наркозе говорить. Да, хреново, что не знаю, как его делать, или антибиотики какие-нибудь. Слышал, что пенициллин из плесени добыли, но вот из какой?
Проворчав что-то под нос, я повернул голову в другую сторону и чуть не заорал. На соседней койке лежал человек, вернее то, что раньше было человеком. Сейчас в нем явно не хватало многого.
– Танкист, оторвало руку и сильно повредило ногу, пришлось ампутировать. Да в придачу – весь обгоревший. Но сильный, думали не переживет операцию, а он выдержал, думаю жить будет, но вот как? – Доктор, видимо, перехватил мой взгляд.
«Вот это сила в человеке! Да, мы не чета предкам», – мысли неслись вихрем.
– Доктор, если бы у меня при пробуждении не хватало частей тела, я бы с ума сошел. – Я ловил воздух, чтобы не блевануть.
– Многие так и делают, а еще прирезать просят. Но жить нужно. Раз судьба так распорядилась.
– Сколько мне здесь отлеживаться? – Я все еще пытался вспомнить, как нужно дышать.
– Как уж пойдет выздоровление. У вас не столько тяжесть ранения, сколько риск развития гангрены. Хотите на ногах ходить, будем лечить, правда, уже не я, – он повернулся к выходу и вышел. А я так и застыл с открытым ртом. В палатку вошли бойцы с носилками, следом за ними Истомин.
– Грузите ребята этого калеку, – показал он на меня.
– Куда меня теперь, – спросил я.
– Как куда? Вон в ямке за палаткой прикопаем, да и все.
– Ясно, – сказал я грустно. Майор злится, наверное, попало ему по самое не хочу!
Меня погрузили на носилки и вынесли на воздух. Метрах в двадцати стояла машина, эмка.
– Давайте его на заднее сиденье. Хватит ему места.
Меня бережно уложили на сиденье. Точнее посадили, а раненую ногу положили.
Через два часа тряски привезли меня в какой-то госпиталь. Положили одного в палате, хотя раненых было очень много. Майор зашел со мной.
– Товарищ майор, а чего я один-то лежу, ведь мест, наверное, и так нет?
– Потому что ты такой ненормальный, что полез в самую свалку, несмотря на приказ, вот лежи и вини себя.
– Товарищ майор, ну все же нормально вышло.
– Ты охренел, что ли, вконец? С меня башку теперь снимут. Ладно, если только с меня.
– Может, обойдется? Не хрен я какая личность-то.
– Какая ты личность, решать не тебе! Раз взялся помогать, так будешь сидеть и вспоминать. Раз на воле не можешь, будешь сидеть в камере.
– Что, правда, что ли? – не веря своим ушам, спросил я.
– А ты как думал, ты слишком много знаешь. А если бы ты в плен попал? Что тогда?
– Но ведь не попал же. Вот, всегда у нас так. Ну вляпался, но ведь все получилось, – я пытался оправдаться, хотя прекрасно понимал, что говорю чушь.
– Когда это всегда? – сбился с ритма Истомин.
– Так писали у нас, в моем времени. Сколько людей страдало из-за проявления инициативы. Да, виноват, но такая была ситуация. Но у нас – у русских, всегда инициатива наказуема.
– Ты дурак, что ли? В голову ничего не прилетело? Инициатива дурная – наказуема. И глупая – как твоя.
– Ну, вот смотрите. Встретились мы с разведчиками, окруженцами, они, может, завтра Гитлера поймают, а так бы кто их знает, вышли бы? Ведь я уже говорил, все эти люди уже должны были погибнуть. И вообще считаю так: что не делается – все к лучшему. Вот.
Майор ушел только махнув рукой. Лежа на койке, я размышлял – что теперь будет? Неужели и вправду посадят, да я же с ума сойду. Во провалился. Нет бы воевать или еще как помогать, а я на нарах буду загорать да бумажки писать. И чего писать-то, я уж вроде все, что помнил, написал. Я же не энциклопедия, все знать, как в книжках писали в мое время. Ладно, поживем, увидим.
С утра пришли врач и медсестра. Доктор осмотрел рану, что-то там почистил, я поорал. Медсестра забинтовала. Потом принесли завтрак, не успел поесть, – пришел Истомин. Вроде не такой злой, как вчера.
– Здравия желаю, товарищ майор госбезопасности!
– И тебе не кашлять, как спал? – спокойно спросил майор.
– Да почти никак. Извиниться хочу за свой бред вчерашний и за самоволку. Понесло меня. Но я же от чистого сердца хотел помочь, а не просто так. Поймите меня.
– Да я-то понимаю, ты тоже извини, перегнул я вчера. – Вот это да, майор извиниться решил. И перед кем.
– Да вы-то чего, вы абсолютно правы, от и до, – потер я щеку.
– Просто доложил, что ты пропал, а там началось. Приказано, как поправляться начнешь, в Москву доставить.
– Писец котенку, больше гадить не будет! – Я и вправду так подумал. – В тюрьму?
– Пока опять на Лубянку, а там…
– Сам виноват. Как вы думаете, сможет ли начальство меня понять?
– Может, и поймут, но наказать обязаны, причем – обоих. Ты правильно сказал – сам виноват.
– Товарищ майор, можно мне бумаги и карандаш, хоть время терять не буду.
– Да, принесу сейчас. Ты, кстати, про жилетку какую-то говорил, может, попробуешь сшить? Время есть.
– Во, точно! Сделаю, а то замаялся пока бегал, все думал, как же до сих пор ее никто не придумал. Простая ведь вещь.
– Только писать будешь, когда один находишься. Чтобы ни одна душа не видела и, не дай бог, не сперла.
