Мой адрес – Советский Союз! Тетралогия (СИ) - Геннадий Борисович Марченко
С Кубы она прилетела загорелая и счастливая, да ещё с целой сумкой подарков. Бутылка настоящего кубинского рома — это можно распить с друзьями в праздник, а лучше подарить кому-нибудь по случаю дня рождения или как взятку сунуть. Коробка гаванских сигар — то же самое, в качестве подарка хорошему или нужному человеку, кто знает толк в сигарах. Кофе… О-о-о, эти три банки в СССР на вес золота! Плюс 200-граммовый пакетик кофе в зёрнах. Эх, жаль, нет кофемолки, придётся в ступке толочь. Или купить по такому случаю аппарат? В Свердловске такие есть вообще в продаже? Я-то в общем больше чай предпочитаю, нежели суррогаты, которые в СССР выдаются за кофе. Но такой, натуральный, кубинский… Грех не отведать. А вообще, по словам жены, народ на Кубе живёт бедно, элементарного ширпотреба не хватает, всё американские санкции виноваты. Бедно, но весело, все улыбаются и готовы в любой момент пуститься в пляс. В ходу у них там румба, сальса, мамбо и прочие зажигательные танцы. Передвигались члены советской делегации по Гаване организованной группой, с редкими заходами в лавки и магазинчики, а в финале на местный базар. Все покупали в принципе одно и то же, оставляя белозубо улыбающимся продавцам, готовым торговаться хоть час без перерыва, свою немногочисленную валюту.
— Какая же здесь серость, — вздыхала Полина, пока мы ехали из аэропорта в город. — Там вечное лето, всё зелёное, море, все танцуют и улыбаются тебе… А тут грязный снег и дым из труб.
— Не патриотка ты, дорогая, — хмыкнул я. — Кстати, кубинца с «Голубого огонька» случайно там не встречала?
— А как же, ещё как встречала! Он сопровождал нашу делегацию, с первого дня за мной увивался, предлагал то в ресторан сходить, то ещё куда-нибудь. Но я только вместе со всеми. А то мало ли…
Она надула губки, словно обиженный подросток, и в этот момент я так её захотел… Вот прямо сейчас овладел бы. А что, и овладею! Вот только до дома доберёмся, не в машине же это делать, тем более в тесном «Москвиче».
— А вон там меня чуть не убили, — показал я на поворот к садоводческому товариществу.
— Как это? — естественным образом удивилась жена.
Так что считай весь остаток пути до дома мне пришлось описывать события того самого дня, когда я проводил её на самолёт до Москвы. Полина в ужасе расширяла глаза и то и дело охала.
— А я-то думаю, что за тонкие розоватые полоски на твоём лице, может, побрился не очень удачно…
— Побрился я вчера, кстати, первый раз с тех пор, как мне морду расцарапали, и то осторожно, до этого ходил как геолог, с двухнедельной щетиной… Мне, между прочим, на прошлой неделе прямо в институте грамоту вручили, из милиции целый подполковник приходил. За задержание особо опасных преступников, дома лежит, покажу. Ну и особо ценный подарок.
— Ух ты, здорово! А какой подарок?
Вот ведь женщины, хмыкнул я про себя, во все времена одинаковы.
— Часы «Ракета» с календарём. Я их бате подарил, когда домой ездил в эти выходные…
Слушай, может, в булочную заедем? Сейчас как раз после обеда должны свежий хлеб завезти, а у нас дома ни крошки. И твоих любимых заварных возьмём, отметим твоё возвращение.
Пока Полина тусила на Кубе, я успел отправить письмо по известному адресу. До 24 февраля времени оставалось не так уж и много, но хватит на принятие спасительного решения. В этот день на первом советском подводном ракетоносце «К-19», прозванным на флоте за аварийность «Хиросимой» (до этого на нём случались инциденты в 1961, связанные с выходом из строя реактора, и в 1969-м, когда подлодка столкнулась с американской субмариной), во время боевого дежурства субмарины в Атлантике на глубине свыше ста метров вспыхнет пожар, который унесёт жизни тридцати подводников. Пожар начнётся в 9 отсеке, однако вахтенный матрос, вместо того, чтобы немедленно объявить тревогу, начал будить ответственного за загоревшийся прибор, предназначенный для дожига угарного газа. А за несколько дней до этого лопнул трубопровод системы рулевого управления, масло из гидравлики просочилось на нижний уровень и воспламенилось как раз от этого раскаленного электроприбора. Этот факт особенно сильно врезался в память, когда я читал о трагедии на каком-то интернет-портале. Может, авторы статьи где-то и ошиблись, но в том, что катастрофа случилась именно 24 февраля и причиной её стал пожар — подтверждали и другие источники, включая Википедию. Почему я должен игнорировать возможность спасения людей? Надеюсь, те, кому предназначалось письмо, сделают правильные выводы и оперативно среагируют.
А вскоре Мешавкин пригласил меня к себе. В честь выхода первого номера журнала прямо в редакции решили устроить междусобойчик между причастных, включая членов редколлегии, в том числе тех, чьи произведения вошли в этот номер. Я приехал с сумкой, в которой лежала закуска в виде каталки финского сервелата, баночки красной икры и полкило сыра «Пошехонский». А ещё внутри позвякивали три бутылки «Столичной» и бутылка рома. Пригодилась, я посчитал этот повод достойным для того, чтобы пустить кубинский алкоголь в дело.
Пистолет, кстати, с собой сегодня не брал, ещё не хватало по пьяни его где-нибудь посеять. Спрятал в погребе, куда Полина без надобности лишний раз не полезет, вообще предпочитала меня туда отправлять, если что-то понадобится. И не просто в погреб, а под досочку, там я давно сделал себе что-то вроде тайника, о котором не знал никто, кроме меня. Там и мои папки с «хрониками» хранились.
Посиделки затянулись дотемна. Я покинул кабинет главреда около 11 часов вечера, похвалив себя за предусмотрительность, что не приехал на «Москвиче». Потому что в таком состоянии, в каком я находился, распрощавшись с продолжавшими праздновать соратниками, да ещё зимой, за руль лучше не садиться. Нет, я уверенно держался на ногах, но реакция всё равно не та, а случись что на дороге — прав лишат как пить дать. Хорошо ещё, если не собью никого, а то ведь какой-нибудь идиот сам под машину бросится, а я в любом случае останусь виноват.
Полина ещё не спала, встретила меня на пороге, окинула критическим взглядом, хмыкнула:
— Я думала, будет хуже.
— Могло быть, — покладисто согласился я, целуя жену и стягивая с себя пальто. — Это я ещё рано ушёл, там такие зубры… Они
