Василий Звягинцев - Одиссей покидает Итаку. Бульдоги под ковром
— Да потому и нельзя, что в названных тобой годах нет критических точек. Процесс далек от разрешения. В тринадцатом, скажем, столько вариантов и разнонаправленных сил, что с определенностью говорить о развилке невозможно… А вот двадцатый… При грамотном подходе — прелесть что за год! Особенно для ваших пока еще скромных способностей…
— Ладно, старик, — сказал я, не позволяя голосу дрогнуть. — Ты нас убедил. Мне даже сдается, что линять отсюда лучше прямо сейчас.
— Боюсь, что ты прав. Заводи мотор и гони… Подняться на борт и выйти в море вы еще успеете.
— И что дальше? — спросил Сашка, решивший даже сейчас не терять куража. Однако я заметил, что он подобрался, как перед боем.
— Дальше я помашу вам с берега платочком и, вернувшись в Замок, включу режим переброса. Синхронно с аппаратурой корабля. И все… Заводи мотор, Саша, по пути договорим.
Не знаю, имело ли дальнейшее отношение к действиям недоброжелателей наших или само так получилось, но в ближайшие минуты погода словно сошла с ума. Мы еще не выбрались на ведущую к «порту» дорогу, а мелкий дождь превратился в жуткий ливень, порывы штормового ветра били в лоб с такой силой, что джип едва полз вперед на второй передаче. Если бы дорога была не щебеночной, а простой грунтовкой, там бы мы и засели, а по этой Шульгин, лежа грудью на руле и чудом угадывая колею сквозь стену рушащейся с неба воды, кое-как ухитрился довезти нас до места. Сверкающая огнями «Валгалла» возникла впереди, словно Земля Обетованная перед авангардом бредущих через Синай евреев. А небо над нами стали разрывать чудовищные молнии. С громом, от которого даже джип приседал, испуганно вздрагивая.
«Вот жахнет сейчас по машине или по кораблю — и все. Митькой звали, не про Воронцова будь сказано», — пришло мне в голову, которую все время хотелось втянуть поглубже в плечи.
— Это что, то самое началось? — крикнул я Антону. Не знаю, услышал ли он меня, но в фиолетово-белом свете молнии мне показалось, что он неопределенно пожал плечами.
Брекватер более-менее прикрывал «Валгаллу» от идущих с океана черных и окантованных гребнями пены волн, но, разбиваясь о внешнюю стенку волнолома, они обрушивали потоки воды на гладкий, ничем не огражденный настил пирса. Только потому, что Сашка вплотную прижался к борту парохода, нас не смыло к чертовой матери.
К трапу мы пришвартовались, как глиссер, со сверкающими фонтанами из-под колес.
Только на верхней площадке трапа я позволил себе вздохнуть с облегчением, вытереть мокрым рукавом еще более мокрое лицо.
В ходовой рубке было совсем хорошо, тепло и тихо, успокаивающе светились многочисленные шкалы и циферблаты приборов на длинной панели управления, и хоть через заливаемые дождем и брызгами лобовые стекла рубки ничего не было видно, изогнутый голубоватый экран давал яркое и отчетливое изображение, словно за бортом не бесновалась штормовая ночь, а стоял обычный, хоть и пасмурный день.
Не тратя времени на выражение эмоций по поводу погоды, хотя о такой погоде поговорить стоило, я спросил Воронцова, сможем ли мы прямо сейчас выйти в море.
— Отчего нет? Если б ветер боковой, тогда труднее, ворота бухты узковаты, а сейчас запросто. Триста тысяч лошадей все-таки, а волнение пока только пять баллов.
— Вот и поспеши, а то, не ровен час, и ветер переменится, и волна разгуляется… — посоветовал Антон.
Воронцов приступил к своим судоводительским обязанностям, а мы втроем отошли в дальний правый угол рубки, чтобы ему не мешать и получить от Антона последние наставления. И пока «Валгалла» тяжело и медленно выгребала к середине бухты, занося корму, мы их получили. Не все нам сразу было понятно, но переспрашивать и уточнять мы не стали, в соответствующее время и в нужной обстановке успеем вспомнить и разобраться.
Было в его поучениях что-то от дзен-буддизма. Туманно, непонятно, но глубина и мудрость высказываний неоспоримы.
И только в самом конце этого странного прощания я спросил Антона открытым текстом, не беспокоит ли его, что и в новом, подаренном нам мире мы начнем слишком активно вмешиваться в ход событий и опять приведем Землю не туда?
— Ничуть. Отныне это абсолютно внутреннее ваше дело. Вы оказались… не ко двору здесь, на главной, если можно так выразиться, сцене, а на той, — он неопределенно махнул рукой, — да ради бога, делайте, что сочтете нужным для блага человечества. — Улыбка при этих словах обозначилась у него такая сочувственно-снисходительная.
Я тебе даже больше скажу. Чем активнее вы станете заниматься своими личными — в самом широком смысле — делами, тем лучше для вас и всего остального мира. — Округлым жестом он обозначил, как я понял, минимум Галактику. — Эта линия чистая. С нами и с агграми, как я говорил, не пересекающаяся…
И тут меня пронзила еще не слишком отчетливая, но крайне интересная мысль. Впрочем, об этом позже.
А из его дальнейших слов вытекало однозначно: способные вы ребята, на все способные, но лучше пока в сторонке постойте. Во избежание. Детки вы еще, и надо в детский садик вас. Огороженный, за ненадежностью простой колючей проволоки, барьером пространства-времени. А уж там резвитесь вволю. Нос кому разобьете или глазик выковырнете — не беда, до свадьбы заживет.
«Валгалла», вздрагивая от ударов прорывающихся сквозь узкие ворота волн, постепенно набирала ход. Воронцов бросил рукоятку машинного телеграфа на «средний ход», палуба завибрировала от вырвавшейся на свободу мощи турбин, знакомые контуры холмов заскользили назад, и — все!
Берег, Замок, хорошо или плохо прожитая жизнь — за спиной, в прошлом.
Впереди только перепаханная ветром беспредельность океана. Где-то там, очень далеко, не слишком реальный европейский берег и какая-то другая жизнь, в которой существуют, ни о чем не подозревая, сотни миллионов людей, переживших мировую войну и понятия не имеющих, что очень скоро появятся среди них еще несколько «чужеземцев», способных тем или иным способом вмешаться в судьбу каждого из них, вольно или невольно, как получится.
— Однако будем прощаться, — сказал Антон. Повинуясь внезапному порыву, мы все по очереди обнялись. Чтобы это не выглядело слишком сентиментально, безжалостно похлопали друг друга по плечам и спинам.
— В общем, гоните полным ходом на Ост, а я вернусь к себе и сделаю, как надо. Утром, надеюсь, будете в своем времени…
Он толкнул дверь рубки и скрылся в просеченной дождевыми струями мгле. Исчез, будто за борт прыгнул.
«И вот все об этом человеке» — как любила говаривать Шехерезада.
Знать бы только, действительно все или так… до особого распоряжения…
Глава вторая
…То, что творилось вокруг, смело можно назвать жестоким штормом. Ураганом, сильнейшим из тех, что когда-то приходилось видеть Воронцову в своей уже довольно долгой жизни моряка. И если бы «Валгалла» была обыкновенным кораблем, в самом лучшем случае она вышла бы из поединка со стихией без стеньг и шлюпок, с покореженными леерными стойками и раструбами вентиляторов, с выбитыми стеклами и смятым фальшбортом… Океанская волна, обычно такая мягкая и ласковая — когда выкатывается на песок кораллового пляжа, — разгулявшись и озверев, бьет по судну с силой парового молота, ломая и разрывая металл что твой картон. Не только пассажирские лайнеры, но и несокрушимые крейсера и линкоры отнюдь не всегда возвращаются в родной порт, повстречавшись с настоящим, добротным ураганом или тайфуном. А если и возвращаются, то подчас напоминают русские броненосцы, уцелевшие после Цусимы.
Но «Валгалла» — совсем другое дело! Не зря Воронцов сконструировал и изготовил ее с применением самых новых, прочных и, естественно, немыслимо дорогих материалов: особых марок стали, титана, кевлара, карбона, металлокерамики, с двойным и тройным усилением набора и обшивки. Слишком хорошо он знал, какие неприятности подстерегают в море, и предпочитал не рассчитывать на свою личную удачу, тем более что в предстоящих странствиях вряд ли мог надеяться на помощь со стороны спасательных служб, спутниковую связь, стационарные и плавучие доки, мощные судоремонтные заводы и прочие достижения конца века.
И сейчас «Валгалла» прорывалась сквозь чудовищные волны, вздрагивая от ударов, то зарываясь в воду до самого мостика, то зависая на гребне и перекрывая рев ветра воем обнажающихся винтов. Как раз в такие моменты, не выдерживая собственного веса, лопались по миделю корпуса американских «Либерти» и отечественных эсминцев-«семерок».
«Валгалла» же упорно шла на Ост, прямо в лоб урагану, и в рубку не поступало ни одного тревожного сигнала от контролирующих состояние корпуса и механизмов датчиков. Даже ход удавалось держать вполне приличный, двадцатиузловый, правда, при полном напряжении машин.
