Алиса & Каледин - Георгий Александрович Зотов
Шкуро поднялся и пошёл к выходу из Кремля – покупать одноразовую сим-карту.
Глава 2
Смеющаяся смерть
(на борту «Ильи Муромца»)
Майлов категорически отказался сидеть с Варварой. Когда ему это предложили, он заявил, что лучше спрыгнет с самолёта без парашюта. Потом чуть смягчился, но выставил условие, чтобы Варвару приковали наручниками к креслу и заклеили ей рот скотчем – родители сочли такие требования слишком суровыми для перевозки семилетнего ребёнка. Хайнц Модестович Шварц идею о полёте рядом с девочкой тоже отмёл, сказав, что готов провести весь рейс в багажном отделении. Ситуация казалась безвыходной, однако за время дискуссии Варвара внезапно заснула. Вслед за ней сном младенца почил и измученный Майлов. Оставшиеся бодрствовать сотрудники бригады сели в тесный кружок вокруг стола с документами (формат первого класса «Ильи Муромца» это позволял) и начали обсуждение. Со времени смерти Джеймса Гудмэна прошло двое суток, результаты вскрытия тела (включая анализ крови) были переданы им полицией Мальты. Гибель инспектора, по устному соглашению с Лондоном, оформили как несчастный случай. Непосредственно перед вылетом бригада получила странную информацию – останки Фелиции были обнаружены на полу музея среди обломков разбитого ящика, в котором хранился её скелет. Все сошлись во мнении, что, скорее всего, имело место неосторожное обращение с мумией или вторжение грабителя, пожелавшего стащить кости, но напоровшегося на сигнализацию и убежавшего прочь.
– Дамы и господа, – чопорно обратился к коллегам Хайнц Модестович. – Как мы видим из результатов исследований, вами застрелено неизвестное науке существо. Это гуманоид, но в то же время его ДНК смешана с ДНК крупной ящерицы. На отдельных участках тела покойного (грудь, спина, внутренняя сторона левого бедра) обнаружена чешуя… Как показывает анализ, инспектор Гудмэн на протяжении длительного времени превращался в варана – процесс шёл примерно сорок лет. И ещё один аспект. По всем данным, жить ему оставалось семь-десять дней. Внутренние органы еле-еле действовали, он держался только на сильнодействующих лекарствах и на наркотиках. Перед нами был живой труп. Стоит поинтересоваться, откуда в Скотленд-Ярде вдруг взялся мутант? Возможно, дело в секретных испытаниях неизвестного оружия либо в эпидемии вируса, на чём я настаивал с самого начала-с. – Он обвёл собеседников презрительным взглядом.
– Не сказала бы, милостивый государь, – сухо заметила Алиса. – Установлен примерный возраст усопшего – около двадцати тысяч лет, а возможно, и больше. Странно, как вы пропустили эту графу, не иначе как специально.
Хайнц Модестович с газельей грустью потупил взор.
– Что удивительно, – продолжала Алиса, – если верить мальтийским специалистам, раньше клетки организма покойного обновлялись, происходила специфическая регенерация, но опять-таки лет сорок назад всё замерло – процесс не идёт совсем. И ещё… Я звонила в Скотленд-Ярд, коллеги рассказали: покойный страдал постоянными судорогами лица. Он очень часто, как заметили и мы, без причины улыбался, однако подобное поведение списывали на традиционную британскую вежливость. Мы живём в век странных болезней, ещё двести лет назад СПИД невозможно было представить, а сейчас, так и пожалуйста. Так вот, я заказала анализ мозга безвременно почившего инспектора…
– Мне так нравится эта фраза, – прошептал Каледин. – Словно в ресторане сидим.
– Мне тоже, – улыбнулась Алиса и положила свою ладонь на его руку.
Хайнц Модестович раскрыл глаза чуть шире, чем следовало. Он впервые наблюдал воочию, как убийства сближают людей – причём не столько духовно, сколько физически. Алиса, грациозно склонив голову, что-то шепнула Каледину, коснувшись губами его уха, и тот довольно ухмыльнулся – как кот, упавший в бассейн со сметаной.
Фон Трахтенберг поддела двумя пальцами лист бумаги.
– Действительно, инспектор умирал, – подвела она итог. – Но дело не только в клетках организма. Джеймс Гудмэн был болен крайне редкой болезнью, встречающейся лишь в высокогорных районах Папуа – Новой Гвинеи, в джунглях Восточной Африки и в Бразилии, на реке Амазонке. Это так называемая куру, или, как её именуют досужие журналисты, смеющаяся смерть. За открытие этой болезни в тысяча девятьсот семьдесят шестом году американский учёный Карлтон Гайдушек получил Нобелевскую премию по физиологии и медицине. Говоря научно, мы имеем дело с губчатой энцефалопатией, инфекцией, медленно развивающейся в мозге человека, постепенно разрушая его, – ткани превращаются в губчатую массу, растворяются нервные клетки, исчезает сама нервная система. У туземцев новогвинейского племени форе, когда куру поразила половину всех людей, включая женщин и детей, наблюдались следующие симптомы: головокружение и усталость, головная боль, неконтролируемый смех, нарушение контроля мышечных движений – тряслись руки и ноги, дрожал подбородок. Лечения не существует, можно лишь задержать развитие, но в итоге заболевший умирает. Инкубационный период иногда длится более тридцати лет. И тут вы спросите – каким образом утончённый денди из Лондона, старший офицер полиции, никогда не бывавший в экзотических местах, подхватил странную болезнь?
– Согласен, – куда менее чопорно сказал обер-медэксперт Шварц. – Хотелось бы это знать.
Алиса победоносно улыбнулась:
– Куру болеют только люди, годами употреблявшие в пищу человеческую плоть, – объяснила она. – Иначе говоря – каннибалы. Людоедство даже в наше время сильно развито и в Папуа – Новой Гвинее, и в Африке, и кое-где в Южной Америке. В каком-то смысле это необходимость: в горах трудно достать пропитание, свиньи у папуасов – такая же ценность, как у нас бриллианты, и в основном туземцы питаются корнями растений и сладким картофелем. С давних пор у них также стало традицией съедать взятых в плен воинов соседних племён, дабы вместе с мозгом и сердцем заполучить их ум и смелость. И разумеется, дары богам, когда жертву поглощают после кровавого убийства на алтаре.
– А ведь точно, –
