Граф - Роман Валерьевич Злотников
Следующие несколько месяцев прошли в лихорадочной подготовке. И ощущении накатывающейся катастрофы. Если до начала восстания многие — тот же генерал-лейтенант Хлопицкий, коему прочили пост диктатора восстания, полагали возможным как-то договориться с русским императором, то после столь зверского и циничного убийства его брата всем стало ясно, что рассчитывать на подобное бесполезно. Что, вскоре, подтвердил и сам император Николай, прислав послание, в котором было только два слова: «Вы заплатите». Торопливо сформированное на базе Административного совета Временное правительство развило бурную деятельность, рассылая депеши и отправляя делегации к европейским дворам, а также публикуя прокламацию за прокламацией, призывающие поляков «Встать на защиту любимой родины и её свободы», но в сердцах поляков поселился страх. Потому что, прислав своё послание император Николай замолчал…
— Пан генерал — река!- обрадованно прокричал вахмистр, указывая куда-то в темноту. Михаил Гедеон прищурился и вгляделся — ему исполнилось пятьдесят два, и хотя он ощущал себя всё ещё достаточно крепким, зрение уже потихоньку подводило, но в такой темноте это оказалось не слишком удачной идеей.
— Где?
— Да вот же — шагов пятьдесят! Теперь скоро будем под крышей…- но в этот момент позади послышался хриплый лай и отдалённый вой. Князь вздрогнул и втянул голову в плечи. Догнали. Нашли…
Первые кочевники появились на границах восставшей Польши в конце февраля. Низкорослые воины в малахаях на крепких маленьких лошадках, вооруженные луками и копьями… как будто история вернулась на шестьсот лет назад, когда Европе угрожали неисчислимые полчища монголов. Но сейчас ведь не тринадцатый век! Так что поначалу к ним отнеслись пренебрежительно. Мерзкие свинособаки в вонючих халатах — да мы их плетьми разгоним, кишки выпустим, пинками в хлев загоним! Тем более, что поначалу тех было всего несколько сотен… Короче, польские жолнежи брезгуют марать сабли о подобную дрянь — так что пусть разбегаются в страхе едва завидев бравых воинов! И первые столкновения, вроде как, подтверждали это мнение. Кочевники, по большей части, избегали вступать в схватки с вооружёнными отрядами, предпочитая щипать крестьян и торопливо убегать при появлении отрядов повстанцев. Впрочем, возможно, крестьян они грабили по необходимости. В конце концов, здесь никто не готовил им фуража и иного снабжения — вот они и снабжались как могли. Потом их число начало расти.
Первый тревожный звоночек прозвучал в конце марта, когда около тысячи кочевников, изменив своему обычному поведению, к которому все уже привыкли, не стали убегать от отряда косиньеров, возглавляемого юной графиней Плятер, а приняли бой… окончившийся для борцов за свободу катастрофой. Чрезвычайно малое количество огнестрельного оружия, имеющееся на вооружении отряда повстанцев, позволило кочевникам почти без помех пользоваться своими луками, а тот факт, что подавляющее большинство косиньеров были пешими — без проблем держать дистанцию. Так что уже спустя полчаса девяносто процентов ополченцев были с различной степени тяжести ранами, а оставшиеся десять — или убиты, или в плену. Да-да, кочевники не стали вступать в конную схватку с немногочисленными польскими всадниками, пытавшимися прямой атакой задержать подлых степняков, дабы дать возможность ополченцам с косами добраться до них, а просто забросали тех арканами и, сдёрнув с лошадей, уволокли подальше, где и скрутили. В том числе и графиню, возглавившую эту отчаянную атаку… Что там с ней было потом — Бог знает, но когда её передали-таки в руки русских офицеров, она была очень тихой и кроткой, хотя до этого была ярким примером гордости и неукротимости, заявляя, что собирается безжалостно резать русских где только увидит!
Следующее столкновение, случившееся через неделю, так же окончилось разгромом. На этот раз кочевники вступили в бой уже с регулярной частью. Ну почти. Отряд генерала Серавского, более чем на две трети состоящий из военных бывшей Варшавской пехотной дивизии, был атакован ордой, состоящей из нескольких тысяч кочевников, около пяти сотен казаков и двух пехотных рот, при поддержке батареи новых русских лёгких мортир. Так как у Юлиана Серавского как с огнестрельным оружием, так и с кавалерией всё было в порядке — он посчитал, что легко разгромит дикарей. И начало сражения давало определённые надежды на это… Но когда генерал Серавский ударил кавалерией — всё пошло наперекосяк!
Да — одиночный кочевник не мог ничего противопоставить наследнику знаменитых крылатых гусар. И даже пара-тройка дикарей в малахаях, вступи они в прямую схватку — скорее всего проиграли бы гордому поляку. Но дело в том, что на одного польского кавалериста приходилось как бы не десяток кочевников. Так что атака польской кавалерии вместо того, чтобы стать триумфом борцов за свободу — превратилась в их могилу…
Но даже гибель самой лучшей, самой элитной части отряда, по мнению Юлиана Серавского, ещё не означала непременного поражения. Наоборот, он был уверен, что его закалённые бойцы, многие из которых прошли ещё войны Бонапарта, заслужив его искреннее уважение своей выучкой и доблестью, способны разогнать всю эту противостоящую ему шваль даже голыми штыками. И так бы оно, вероятно, и случилось… если бы не эти новые русские мортиры.
Они были примитивными. У них было множество недостатков — так, например, из выпущенных ими снарядов более трети просто не взрывались! Увы, сделать что-то с этим было сложно — Михаил Гедеон читал записку, составленную по итогам изучения этих мортир опытным артиллеристом генералом Совиньским. Тот утверждал, что увеличить число срабатываний примитивного взрывателя снаряда этой мортиры, представляющего из себя всего лишь обычный капсюль, насаженный на трубку с инициирующим зарядом пороха, не представляется возможным. Если делать капсюль из более тонкой меди, что должно было заметно увеличить число успешных подрывов снарядов у цели — резко возрастала опасность взрыва снаряда в момент выстрела в канале ствола. А усовершенствование конструкции взрывателя должно привести к столь значительному удорожанию стоимости снаряда, что лёгкая мортира становилась оружием дивизионного, а то и корпусного уровня… на котором она была ну вот совсем не нужна. Её имело смысл применять на ротном, батальонном, максимум полковом уровне. Выше же уже имелись, да и требовались совсем другие калибры и уровень могущества снарядов.
Как бы там ни было, даже такое — достаточно примитивное оружие в текущих условиях показало себя с лучшей стороны. В конце концов, если из двух сотен «мин», как отчего-то называли эти снаряды русские, не взорвалось семьдесят — остаются ещё сто тридцать тех, которые сработали, а две сотни мин
